Когда Валерий вошел в квартиру химика, под мышкой у него был снаряженный ТТ.

Химик на кухне варил макароны и радушно предложил их посетителю. Валерий от макарон отказался. Ему было противно есть макароны человека, которого он убъет, да он и не любил макарон. Стенах кухоньки были украшены фотографиям кошек, и на узком подоконнике красовался фикус, посаженный в обрезанную пятилитровую жестянку из-под венгерского компота.

Валерий сел на стул у колченого пластикового столика и сказал:

– Игорь Семенович, мы ведь, кажется, с вами договаривались, что вы поставляете свою стряпню мне и только мне.

Аспирант удивленно обернулся.

– Да, – сказал он, – и мы, между прочим, договаривались, что вы будете за нее платить.

– Разве я не плачу? – поинтересовался Валерий.

– А двадцать пятого?

Валерий подумал. Двадцать пятого он ничего не брал от химика, и никто из его людей не брал.

– Простите, Игорь Семенович, запамятовал. Сколько я взал двадцать пятого?

– Двести.

– А кто пришел?

– Кто звонил, тот и пришел, – обиделся химик, – зубастый такой, глазки на стебельках.

У них было правило: человек от Валерия звонит и приходит, и Валерий сам не имеет обычно контакта с химиком, чтобы не засветиться.

– Гуня?

– Да, вроде бы так.

Валерий вытащил бумажник.

– Значит, – сказал Валерий, – двадцать пятого к вам пришел Гуня, взял двести, и сказал, что я заплачу?

– А что? – встревожился аспирант. – Он вам меньше передал… Или… Валерий вынул из бумажника деньги и подсунул их под хлебницу.

– Нет, – сказал он, – ничего. Все в порядке. Знаете что: если Гуня опять позвонит вам с просьбой о тесте, перезвоните, пожалуйста, мне.

Химик глядел на бандита большими глазами. До него вдруг дошло, что с Гуней может случиться что-то нехорошее.

– А если, – испуганно спросил Игорь Семенович, – он придет без звонка?

Валерий подошел к окну и глянул вниз. Пятиэтажка выходила на широкий проспект, и напротив кишел людьми большой магазин с надписью «Рыба-Мясо».

– Если он придет без звонка, – сказал Валерий, – не открывайте ему, а подойдите к окну, и уберите с окна вашу банку с салатом. И не бойтесь, – сказал Валерий, – этот человек, Гуня, – он идиот.

Встал, простился и вышел.

Химик в полном недоумении глядел то на деньги, то на горшок с фикусом, пока его не вывел из задумчивости запах сгоревших в кастрюле макарон.

Прямо от химика Сазан поехал к Александру. Было уже одиннадцать вечера, но банкир был еще у себя в конторе. При виде Сазана он вздрогнул и потупил глаза.

– Саша, – сказал Сазан, – ты заработался. Пора отдохнуть.

Банкир стал покорно собирать со стола бумаги. Сазан подозвал одного из телохранителей и приказал:

– Отгоните его машину домой. Саше надо расслабиться, мы едем в гости.

За руль сел Сазан, а Шакуров поместился, скорчившись, справа. Пальцы его слегка дрожали. Было заметно, что он ожидает выстрела, и не из-за соседнего угла, а с места водителя.

– В какие гости мы едем? – спросил Александр.

– К Гуне, – сказал Сазан. – Все-таки нехорошо, – двадцать лет вместе, человек плачет, гостинцы шлет, а ты – ни слова.

– Не слал он мне никаких гостинцев, – удивился Александр.

– Сегодня утром прислал. Твой бухгалтер его получил вместо тебя.

– Боже мой, – тихо сказал банкир.

Машина мягко летела по ночной мостовой, покрытой матовой корочкой льда, – дневной дождь и ночной холод сыграли в этот день с автолюбителями неприятную штуку.

В миру Гуню звали Мефодием Баркиным, и Мефодий Баркин был третьим в их школьной компании, а год назад стал числиться при Валерии. Сам Валерий не взял бы его в к себе, – что-то пугливое жило в Гуниных глазах, пугливое и скверное. В детстве Гуня клал под поезда кошек и играл с девчонками в классики. Но Александр попросил за Гуню, потому что Гуня был не только его школьным приятелем, но и генеральским сыном, и Александру было приятно, что он, Александр Шакуров, сын токаря, стал банкиром, а генеральский сын Мефодий Баркин пашет на него шофером за триста зелененьких.

Гуня обедал с Александром в дорогих ресторанах за счет работодателя, и когда Александр платил за еду, было видно, что Гуня не чувствовал благодарности, а хотел бы положить эти деньги себе в карман.

Кончилось все омерзительно. Однажды, когда они возвращались втроем из ресторана, Гуня стал хвастаться, что им теперь все можно, и что они хозяева жизни, – хотя хозяева, собственно, были Валерий и Александр, а Гуня только вел машину. В доказательство он вытащил «вальтер» и стал развлекаться пальбой по прохожим. Больше двух выстрелов он сделать не успел: Валерий сидел справа от водителя. Он вышиб Гуню из-за руля, чуть не рассадив неуправляемую машину о фонарный столб. Пистолет из рук Гуни полетел на коробку скоростей, а Гуня вывалился на дорогу. Валера поднял пистолет и собрался стрелять в Гуню, но тут Александр очнулся и заорал в полном ужасе:

– Валера! Ради бога! Это же моя машина!

Сазан высадил на перекрестке дрожащего директора банка и объяснил ему, что надо делать. В ту же ночь он отогнал машину за город, облил бензином и сжег. Александр заявил об угоне машины, и милиция принялась разыскивать неизвестного, развлекавшегося стрельбой по прохожим и выкидыванием водителей из машин. Впрочем, милиция не особенно напрягалась.

Валера вышвырнул Гуню из организации в тот же день, как тот выписался из больницы.

Александр запретил убивать Гуню, и Сазан с самого начала сказал, что он еще пожалеет об этом запрете.

И тут Александр похолодел.

– Погоди, – сказал он, – зачем же мы к нему едем?

Сазан промолчал.

– Ты что, меня хочешь в это дело впутать?! – заорал банкир. – Что я там буду делать?

– Смотреть, – сказал Сазан, – смотреть и слушать. – Я не хочу, чтобы завтра твой друг мент пришел к тебе и сказал: «Сазан подложил бомбу к вашей двери, а когда дело не удалось, замочил первого попавшегося под руки подозреваемого. И свалил все на него».

Сазан остановил машину у ночного киоска и купил бутылку ликера и коробку шоколадных конфет.

В старой генеральской квартире, в окне пятого этажа, выходящем на Садовую, горел свет, и сквозь кисейную занавеску просвечивал телевизор. Друзья поднялись на пятый этаж, и Сазан нажал на кнопку звонка. Банкиру казалось, что он видит дурной сон. Ему вдруг представилось, что ему опять десять лет, и кнопка звонка так безбожно высока, что до нее нельзя дотянуться, а можно только допрыгнуть, – и что вот сейчас дверь отворит Лидия Павловна, в штопанном халате и с наколкой на красивых седых волосах, и скажет:

– А, мальчики. У Феди опять болит горло, и гулять я его не пущу. Хотите чаю?

Дверь отворилась, и на пороге показалась Лидия Павловна, в штопанном халате и с черепаховым гребнем на сморщенной, как грецкий орех, головке. Она близоруко вглядывалась в темноту.

– А, Сашенька! – вдруг изумилась она. – И Валерик! А Феди дома нет. Хотите чаю?

– Что же вы так, Лидия Павловна, – сказал Сазан, галантно передавая ей ликер и шоколад, – спрашивать надо, кто за дверью. Стоят два молодых бугая, – а вдруг мы бандиты?

Старушка засмеялась.

– Ну какой же вы бандит, Валерик?

Гуни действительно не было, иначе бы в прихожей царил беспорядок, а на кухне жарилось бы что-нибудь вкусное для внука.

Через пять минут молодые люди сидели в гостиной. На диване перед включенным телевизором грелась молодая беременная кошка, и было слышно, как начинает свистеть на кухне чайник. Это была хорошая, большая генеральская квартира в добротном доме с высокими потолками, с огромной гостиной, с трофейным роялем, на котором в детстве мучили Гуню, и прочей трофейной мебелью: а кроме трофейной мебели, ничего нового в гостиной не было.

– А Федя сегодня будет? – спросил Сазан, когда старушка разлила в тонкие, мейсенского трофейного фарфора чашечки ароматный чай.

– Не знаю, – покачала та головой. – Он теперь редко дома ночует. С тех пор, как он уволился от Саши, целыми днями пропадает. Саша, вы не сердитесь, что он ушел?