Экскурсия по городу началась с набережной, где батюшка в адмиралтейской церкви вознес хвалы Богу, помолился за успех предстоящего совещания и рассказал о царе-дыбаре, строгавшем здесь доски для кораблей. Проехали на авиационный завод, генеральный конструктор которого полез на высоченные стапеля и забегал по широченному крылу. На конезаводе молодые наездники помчались по кругу во всю прыть, а потом катали банкиров на колясках.

После храма, самолетов, рысачков члены совета пожаловали в филиал. Сотрудники филиала замерли, вросли в компьютеры, ощущая на себе взгляды проходивших мимо руководителей, которым стоит только пальцем пошевелить, и любой из них с треском вылетит с работы. Но настроение у членов совета было благодушное. Они поднялись на второй этаж и закрылись в кабинете Манина.

Глафира замерла в приемной, как часовой на часах, и, поправляя свою прическу, говорила:

— Ох, сейчас вот вызовут меня и спросят, какой у вас управляющий, а я ведь погрешить не смогу, скажу правду!

— Глафира Львовна! Да не берите вы все так близко к сердцу, — секретарша прикрывала платьем обнаженную коленку.

— Бесстыдница! Ты что про кофе забыла?

— Да Бог с вами…

Секретарша в обтягивающем тело платье подалась к урчащему кофейнику.

С наполненными чашечками направилась в кабинет.

Вот в коридор вывалили сановные фигуры. Полезли в карманы за сигаретами и зажигалками. Гуськом потянулись вниз к автобусам.

— Как цекашников принимаем, — вспомнила былое Глафира.

Манин пригласил президентскую чету посмотреть его будущее жилье.

Валериан Валерьевич обошел перетекающие, как залы, из одной в другую огромные комнаты и вышел на балкон. Смотрел с высоты птичьего полета на разметавший в разные стороны свои районы город и говорил:

— А у нас таких домов еще не строят…

— Построят! Я раздобуду проект! — воскликнул Манин.

— Валерушка, — супруга президента поправила на своей шее колье из бриллиантов, оправленных платиной, — ты что, не догадываешься, чего Боря хочет?

— Догадываюсь…

— Ну, тогда осчастливь! Тебе же это особого труда не составит.

— А что, думаешь, не осчастливлю? — Коркунов посмотрел на управляющего. — Борис Антоныч! Я принял решение: твой кредит банку погасить… Тебе эти апартаменты достанутся даром…

Манин ощутил такой прилив благодарности внутри, что поднялся на цыпочки и чмокнул в щеку президента.

А потом, извиняясь, минуту тряс щедрую руку и причитал:

— До смерти не забуду… До самой смерти…

Весь вечер в гостиничном ресторане надрывался оперный певец, ублажая приезжих, и лишь глубокой ночью компания банкиров растеклась по номерам. Только к полудню протерли глаза члены банковского совета.

Прощаясь с президентом, Манин вытягивался в струнку, заверял, что выполнит любое приказание, клялся в вечной любви. Отстояв положенное на бровке летного поля, в изнеможении свалился на руки своего подчиненного Жоры Жигова. То, что совет принял решение о закрытии усинского представительства, его мало волновало, главное то, что в скором будущем он должен въехать на правах собственника в самую шикарную в городе квартиру.

— Вот вам и сын участкового!

Мотаясь по мебельным магазинам, Манин подыскивал спальный гарнитур итальянского производства, гостиную с перинными диванами и матовыми столами, шведскую кухню с множеством шкафчиков и столов, дома советуясь о покупке со своей женой, а на работе — с молдаванкой.

Предчувствуя, что над ним сгущаются тучи, директор усинского представительства решил ничего банку не возвращать, а поступить так, как в бытность председателем колхоза. В выходной день он вывез из представительства все движимое имущество: компьютеры, кресла, счетные аппараты, даже вырвал с корнем люстры с потолка, угнал в соседний район и спрятал у тестя в сарае «Мерседес».

Придя в понедельник на работу, уборщица увидела пустые комнаты. Сразу позвонила Глафире Львовне в Белодонск.

— Нас обокрали…

Глафира минуту молчала, а потом попросила перезвонить Манину.

Примчавшемуся в Усу юристу бабули из соседних домов рассказали, кто ворочал у представительства в выходные.

Тарас Леонтьевич нашел Разворотова.

— Ничего не отдам! — заявил тот.

— Хорошо подумал перед тем, как такое говорить?

— Мне банк не меньше должен! Вот отдаст, и я тогда…

— Что же банк тебе задолжал?

— А ремонт я делал за чей счет? Забор ставил? Крышу перестилал? Мне Манин обещал заплатить!

Тарас Леонтьевич озадачился: если Разворотову должен банк, то он вправе требовать компенсацию.

Связался с управляющим, который потерял от услышанного дар речи.

Глафира налетела на юриста:

— Мы зачем вас командировали? Чтобы вы нюни распускали? Изымайте все, и баста!

Юрист приехал к Разворотову с сотрудником усинской милиции, с которым когда-то вместе учился на юридическом факультете.

Милиционер был краток:

— У меня заявление на вас… Если вы не вернете чужое, мы поднимем ваши колхозные дела…

Милиционер уже навел справки и знал, что Разворотов, покидая кресло председателя колхоза, забрал и не вернул колхозникам молотилку, комбайн и трактор.

Разворотов некоторое время сопротивлялся, куда-то звонил, с кем-то советовался, но потом, видя, что ему бить нечем, сдался. В конце дня компьютеры, кресла, люстры и прочее банковское имущество были сгружены перед представительством. Заносить их в помещение он отказался наотрез. Засерел замазанный толстым слоем грязи «Мерседес», который пришлось сразу отогнать на мойку.

Вскоре мебель усинского представительства была списана и перекочевала к Глафире домой, а иномарку за бесценок продали сыну Манина.

— Тарас Леонтьевич! Мне нужна помощь нотариуса, — главбух позвала юриста к себе в кабинет.

— А зачем? — спросил юрист и добавил: — Что, батюшка Феофил уже не в силах?

— Батюшкина помощь на небесах, а нотариус всемогущ на земле…

О прошедшей встрече Вероники Семеновны с нотариусом Тарас Леонтьевич догадался, когда его коллега постучала по стойке юриста:

— Я к вам за зелеными…

Когда они, минуя очередь, приблизились к окошечку кассы, нотариус своей обычной скороговоркой выпалила:

— Ваша Вероника Семеновна переплюнула даже меня! Две квартиры на себя оформила, а я пока только одну…

«Вот житуха! У главбуха две квартиры… Шеф себе новую варганит… Нотариус гребет… А ты ютись в малосемейке с газовой плитой в коридоре и не имей никаких шансов оттуда выбраться».

— Борис! Я совет провела, пора мне и в отпуск! — заявила Глафира управляющему.

«От скромности не умрет, совет она провела… А другие что, в баклуши били? — чуть не вылетело из Манина, но он промолчал. — И слава Богу, отдохнем от тебя».

Согласно наклонил свою полысевшую голову.

Глафира Львовна, как и Вероника Семеновна, решила направиться в Бургас.

В день прилета пожаловала на пляж, но среди шоколадных фигур почувствовала себя неуютно. На следующее утро углубилась на край песочного берега, выбрала местечко под обрывом, сбросила халатик и, сев на рыхлую поверхность, выставила свою кожу солнцу. Не заметила, как рядом устроились две немки и сняли лифчики, а увидев, чуть не всплеснула руками. Случись такое в России, она бы непременно сдала хулиганок в милицию! Но как поступить здесь, не знала. Местные порядки ей были незнакомы.

Ерзала, краснела, а потом, решив, что она не хуже иностранок, достала из сумочки темные очки, надвинула на нос и расстегнула застежку лифчика… Груди сразу пригрело… Накрылась полотенцем… Стянула плавки… Сбросила полотенце… Бедраожарило…

— Я вам нос утру! — посмотрела на немок, вспоминая тост Жигова на юбилее.

Какого страху она натерпелась, когда перед собой увидела голого мужчину. Вскочила, заорала «мама!». Мужчина кинулся в воду. Из воды навстречу мужчине выскакивали другие обнаженные фигуры… Глафира, мелькая своими белыми ляжками, заработала вверх по песочному обрыву…