— Как трудиться? — нехорошее предчувствие охватило Стендаля.

— Они будут оказывать нашим клиентам разного рода услуги, — улыбнулся Собачко. — За валюту.

Тут кусты у берега раздвинулись и оттуда вылетел кипящий справедливым гневом Удалов.

— Какие еще услуги! — кричал он. — Это же невинные дети лесов и морей! Я в милицию заявлю, я до Москвы дойду!

— А вот и явление третье, — сказал Собачко. — Мелкий преступник Корнелий Удалов, взявшийся за восемьдесят долларов отвести нас на ваше озеро, дорогие русалки. Деньги он прикарманил, а нас завел в болото. Как это называется?

Русалки отозвались из камышей отдельными негромкими возгласами ужаса и отвращения, а Удалов принялся выворачивать карманы и кричать:

— Да я доллара в жизни не видал! Нужны мне ваши доллары!

Салисов провел пальцем воображаемую линию и последовал по ней — воображаемая линия вела к спрятанным в лесу руинам замка Гуля.

Стендаль попытался преградить ему дорогу, но человек в милицейской фуражке ловко отбросил несчастного молодого отца приемом каратэ.

Такая же судьба постигла и Удалова.

Вертолет опустился пониже, как бы страхуя своих хозяев. Русалки вышли из озера и любопытствующей толпой робко следовали за Собачко. Собачко отстал немного, приблизился к Римме и легонько провел ладонью по ее бедру. Ощущение чешуи ему не понравилось, и он сказал:

— Во, экзотика!

Римма громко рассмеялась. Маленькие изящные жабры, похожие на вторые ушки, затрепетали.

— Ах ты, мой налимчик! — проговорила она.

С шумом и треском прорвавшись на прогалину перед руинами, Салисов остановился, не скрывая торжества.

— Вот тут, — сказал он, — мы воздвигнем гостиницу-казино под названием «Салисания»! Сюда будут прибывать «денежные мешки».

— Мешки? — удивилась одна из молодых русалок. — Зачем нам мешки? Мы хотим любви.

— Помолчите, вы мешаете мне думать! — оборвал ее Салисов. — Ну, где же техника и живая сила? Почему не завозят кирпич?

— Когда же строить будете? — упавшим голосом спросил Удалов. Чувство неминуемого поражения охватило его. Он понимал, что с появлением казино погибнет не только озеро, не только будут совращены и пойдут по рукам невинные русалки, но рухнет и весь мир Великого Гусляра.

— Немедленно. Вот постановление городской администрации, вот документы на акционирование, приватизацию и ваучеризацию.

Документы выглядели настоящими. Загадочно было, когда дельцы успели получить их, если еще час назад и не подозревали, как добраться до озера с русалками?

Но надежды на подлог и последующее разоблачение были тут же развеяны. Из окошка низко спустившегося вертолета высунулся председатель комиссии по приватизации. Он грозил сверху Удалову и пронзительным голосом, перекрывая шум винтов, кричал:

— Всё законно! Я проверял!

— Ты лучше технику сюда гони! — крикнул Собачко. — Быстро!

Салисов подошел к заросшему лазу, ведущему в развалины и спросил:

— А там что?

— А там ничего! — слишком громко откликнулся Стендаль и этим выдал себя.

— А мы посмотрим, — сказал Салисов, подзывая жестом человека в милицейской фуражке и вторым жестом посылая его в развалины.

Стендаль ринулся наперерез, но новый поворот событий остановил его.

Из черного лаза, согнувшись втрое, но не потеряв при этом гордого достоинства потомка одновременно германской и русской аристократии, вышел, сверкая моноклем в левом глазу, граф Шереметев по матери, а по отцу великий ихтиолог Нижней Саксонии Иван Андреевич Шлотфельдт.

— Прошу остановиться, — сказал ихтиолог, и все послушно остановились.

Стендаль, Удалов и русалки потому, что были знакомы с Иваном Андреевичем, приехавшим в Гусляр, чтобы оказывать помощь русалкам, а Салисов и его сообщники потому, что почувствовали в голосе, акценте и движениях Ивана Андреевича настоящего европейского джентльмена. Перед такими наши мошенники почему-то до сих пор тушуются.

— Видите? — спросил Иван Андреевич, поднимая перед собой объемистую книгу, которую Удалов поначалу принял за Библию и решил, что Шлотфельдт решил обратиться к Богу как к последнему защитнику русалок.

Никто не ответил. Все понимали, что ихтиолог задает риторический вопрос.

Ростом ихтиолог был очень высок, носил бороду и усы, как Николай Второй, и было в его повадках нечто строевое и даже конногвардейское.

— У меня в руках есть «Красная бух»! Вы понимаете?

Все, кроме русалок, понимали, что значит «Красная бух». Это означает «Красная книга», куда записывают всех редких и вымирающих животных.

— В этой бух записано следующее: Русалка есть легендарное сусчество, которое уже есть вымереть во всем мире и если не вымирать, то последний экземпляр охранять в настоящий заповедник, а никакой частный сектор ни-ни! Ферботтен!

— Ну это мы еще посмотрим, — нагло ответил Салисов, который пришел в себя после первого шока. — Это, может, в вашей Бенилюксе русалок не осталось, а мы еще с ними побалуемся. Побалуемся, девочки? — обратился он к столпившимся сзади русалкам. Их зеленая нагота казалась жалкой и превращала их в часть леса. Русалки дрожали, потому что не привыкли стоять на холодном ветру.

— Летят! — закричал человек в милицейской фуражке. — Наши летят!

И впрямь со стороны Вологды строем шли грузовые вертолеты, к которым были привязаны балки и швеллера, стропила, сетки с кирпичом.

Небо окрасилось белыми пятнышками парашютов: спускались архитекторы, сметчики, счетчики, бухгалтеры и прочие работники проектных организаций, которые, приземлившись на берегу и не обращая внимания на обнаженных зеленоногих русалок, тут же принялись раскладывать столы, разбивать палатки и платить профсоюзные взносы.

— О, найн! — воскликнул граф Шереметев. — Так дело не пойдет!

И тут всем пришлось стать свидетелями зрелища, подобного которому никому еще видеть не приходилось. Вверх по речке Скагеррак, со стороны большой реки Гусь, видно, проникнув во внутренние воды России по Северной Двине или через Мариинскую водную систему, поднимая носом белый бурун, ворвался с песнями и гудками сверкающий белой краской, стройный и решительный корабль международного экологического общества «Гринпис».

— Спасибо, — тихо произнес Иван Андреевич Шлотфельдт, — вы приплыли даже быстрее, чем я ожидал. Ни одна из русалок еще не обесчещена, никто не успел вымереть, хотя эта судьба грозила всем.

С этими словами тайный резидент «Гринпис» по Российской Федерации сбросил белый халат и твидовый пиджак, и обнаружилось, что он облачен в скромный траурный костюм, который не снимал с того дня, как в экологически грязной речке погибла последняя говорящая золотая рыбка.

Испуганные появлением корабля проектанты во главе с Салисовым и Собачко погрузились в вертолеты и умчались в областной центр, чтобы там с помощью интриг, подкупа и угроз добиваться строительства казино с публичным Домом для русалок.

— Мы еще вернемся, сионисты проклятые! — кричал с неба Салисов.

Некоторые русалки были разочарованы, потому что ждали любви и приключений. Что поделаешь — примитивные создания! Другие, поумнее, радовались сохранению привычного образа жизни. Хотя всем было понятно, что даже создание заповедника для русалок не спасет их от порочного влияния цивилизации.

Многие русалки были потрясены видом корабля и его экипажа — молодых людей в траурных одеждах, словно черных рыцарей возмездия. Русалки зазывно улыбались молодым людям и звали их купаться. Тем временем более взрослые и разумные представительницы русалочьего племени проводили краткое совещание с профессором Шлотфельдтом. Всем было ясно, что даже создание заповедника для русалок в озере Копенгаген не решает проблемы — слишком уж близко и доступно озеро для подозрительных личностей. Единственный выход заключался в срочной эвакуации племени в дикое нехоженое место. Рассматривалось несколько вариантов: Бразильская сельва, озеро Лох-Несс, а также заповедные леса к востоку от Архангельска.

Пока кипел горячий спор, Удалов, заметивший отсутствие Стендаля, решил заглянуть в погреб помещика Гуля и узнать, как себя чувствуют Маша и ее двадцать шесть дочек.