Холон хорошо помнит, как уже на том празднике к его дочери подходили юноши и предлагали себя в мужья. Сквик скромно опускала свои большие, как миндалины, глаза и говорила «нет». Может быть, она уже тогда знала, что будет наречена самому Юм-Чаку?..

Хижина была уже близко, до нее оставалось не больше двух полетов стрелы. Сейчас Холон объявит жене и дочери о великом празднике в их доме.

А весть о том, что Сквик наречена богу, уже облетела весь город, все хижины — была известна и в доме Холона.

Жена согнулась в приветствии вошедшему мужу, а тот, словно не замечая ее, низко поклонился дочери. Теперь она была для него святой.

Люди, пришедшие вместе с Холопом, тоже низко поклонились его дочери. Они минутку постояли у хижины и ушли.

Холон сел на циновку и осмотрел свой дом: стены из переплетенных прутьев, покрашенные белой известью, крыша из пальмовых листьев. Наверное, у Юм-Чака огромный каменный дворец, еще больший, чем у Верховного правителя. Дворец бога дождя спрятан там, наверху, на белых облаках, которые плывут над землей. Он видит из своего дворца всю землю. Конечно, он видит и свою нареченную Сквик. Она сидит сейчас на циновке, опустив глаза. Она — сака покорность. Мысли ее заняты будущей встречей с богом.

Жена поставила на землю глиняные чашки с пышной пеной, приготовленной из размолотых плодов какао и кукурузы. Ее подают только по праздникам.

Они сидели втроем и пили сладкий напиток. Отец и мать с благоговением смотрели на дочь…

Когда скрылось солнце, мать постелила в гамаке постель для Сквик и отвела ее спать. Девушка закрыла глаза и пыталась представить: какой он, бог? Наверное, такой же огромный, как тот каменный, что стоит в храме. Она могла представить бога каменным и не могла представить его живым. Живым она хорошо представляла Синтейюта. Его хижина стоит неподалеку. Он влюблен в Сквик, уже не раз искал свидания с ней. Но ей страшно было решиться на это. А теперь? Теперь уже никогда не будет свидания… Сквик знала, что, нареченная богу, она должна проститься с этой жизнью, со своей хижиной, с отцом и матерью, с любимым попугаем, который так смешно говорит: «Сквик!..»

Для всех жителей Чичен-Ицы эта ночь прошла незаметно в ожидании следующего великого дня. И как только на землю пришел рассвет, индейцы уже сидели на корточках неподалеку от пирамиды. Они подбрасывали в жаровню шарики священного копаля, ожидая выхода жреца, которого Халач-виник назначил для проведения торжества.

С первыми лучами солнца жрец появился на верхней площадке пирамиды Кукулькана. В его честь заиграли музыканты. Люди на площади встали во весь рост.

Жрец неторопливо спустился по крутым ступеням. Он был одет в огненно-красную мантию, на голове его пышный убор из голубых перьев птицы кетсаль, в руках жезл, украшенный перьями, на ногах сандалии с разноцветными камушками.

У подножия пирамиды жреца ожидали тоже торжественно разодетые чиланы и чаки. Даже музыканты по-праздничному раскрасили свои тела особой мазью: голубой, красной и черной.

Звуки музыки оживили город. Люди выбегали из своих хижин на дорогу, чтобы увидеть процессию. Все знали, куда направляется жрец — к хижине Холона.

Сквик давно проснулась. Она сидела в гамаке, и мать старательно расчесывала ее длинные черные волосы. Сделав посредине головы пробор, мать заплела волосы в тоненькие косички и связала их колечком на макушке.

Старуха колдунья подпиливала Сквик особым, волшебным камнем зубы, чтобы они были остроконечные, как у рыбы, — это больше понравится богу.

Холон стоял у входа в хижину и вместе с соседями пристально вглядывался в конец ровной и длинной улицы, откуда должна была появиться процессия во главе с жрецом.

Каждый, кто выходил на дорогу, кланялся Холону. А Сквик все еще сидела на циновке. Мать и старуха колдунья натирали ее тело благовонными мазями.

Наконец индейцы увидели торжественную процессию и расступились, освобождая путь жрецу и его свите. Холон поклонился предводителю. В дверях появилась Сквик, и сам жрец поклонился ей. Стало тихо. От гордости за свою дочь у матери выступили на глазах слезы. Жрец взял Сквик за руку, вывел ее на дорогу. Вновь ударили барабаны, и шествие началось. Народа становилось все больше. Каждый, присоединяясь к толпе, молил бога дождя сменить гнев на милость, не дать палящему солнцу погубить все живое на земле.

Жрец вел процессию в ближайшую деревню. Они должны пройти по всем деревням, которые находятся в округе. Пусть люди видят, какую девушку жрецы нарекли Юм-Чаку. Пусть жители деревень тоже придут сегодня на праздник к пирамиде Кукулькана.

Солнце поднималось все выше. Словно огонь, обжигало оно спины людей. Но люди шли вслед за жрецом, ибо верили, что, когда Сквик встретится с богом, будет дождь. Дочь индейца Холона так хороша, она самая красивая девушка племени, она не может не понравиться Юм-Чаку!

За поворотом дороги показалась деревня. Хижины под крышами из листьев пальмы. На небольшой площади — люди. Они приготовили кушанья: теплый напиток с перцем, куски мяса тапира с тушеными овощами.

Процессия остановилась. Самый мудрый старец деревни подошел к Сквик, держа в руках глиняный сосуд с теплым острым напитком. Девушка сделала несколько глотков.

Второй старец поднес Сквик другой сосуд — с маслом из плодов какао и кукурузы.

Сквик брала маленькие кусочки масла, клала их на лепешки из маиса и неторопливо жевала. А чаки по команде жреца освобождали площадь. Загремели трубы, барабаны, трещотки и свистульки. В круг вышли танцоры — самые сильные, самые ловкие юноши племени майя. Среди них Синтейют. Какое стройное у него тело, как красиво татуирована его грудь! На ней изображены идолы с огромными носами и сплющенными лбами.

Синтейют неистово пляшет, взмахивая руками, откидывая голову назад, резко нагибая свое стройное тело. Он пляшет отчаянно, бросая взгляды на Сквик. С того дня, когда жрец отрезал у Синтейюта белую бусинку, привязанную к волосам, а у Сквик сняли пояс с красной ракушкой, он мечтал о том, что девушка станет его женой.

Синтейют неистово извивался в танце, а Сквик отковыривала кусочки масла и клала их в рот. Она видела отчаянный танец Синтейюта. Но она отдана самому богу. «Танцуй, Синтейют! Никогда больше ты не встретишь меня на пути, и никогда я не смогу украдкой улыбнуться тебе…»

Жрец вел процессию в другую деревню. По обеим сторонам высокий тропический лес. С диким криком встречали процессию обезьяны. Они раскачивались на гибких лианах и с любопытством смотрели на Сквик. Казалось, и они знали, куда ее ведут, и тоже хотели, чтобы землю оросил дождь.

А в Чичен-Ице ждали прибытия торжественной процессии, ждал ее и Халач-виник. Он стоял на верху пирамиды в самой дорогой накидке, сделанной из разноцветных перьев, стоял неподвижно, словно каменный идол. Ему была видна вся округа. Он видел, как процессия во главе с жрецом подходила к городу, как люди стекались с разных сторон на площадь. С высоты люди казались маленькими, не больше букашек.

Уже доносились звуки барабанов. Процессия все ближе. Она пройдет сначала около рынка. Здесь собралось много народа, но люди сегодня не думают о торговле. Нет! Сегодня великий день! Торговцы оставили товары дома и пришли сюда, чтобы увидеть нареченную Юм-Чаку. Ведь если будет дождь — значит товаров будет больше, торговля пойдет лучше.

Чем ближе пирамида, тем сильнее волнение Сквик. В центре города она была всего несколько раз. Зачем девушке ходить сюда? Когда здесь бывают большие праздники, то их посещают только мужчины.

Сколько знатных людей на ступенях храма Воинов! Взгляды всех прикованы к Сквик. Девушка чувствовала эти тысячи устремленных на нее глаз. Она улыбалась, румянец проступал на ее щеках. Ей было радостно от этих взглядов и страшно.

Процессия приблизилась к храму Воинов. На верхней его площадке — каменный бог Чак-Мол. Он полусидит, держа двумя руками на своем животе жертвенное блюдо. Если бы Сквик выходила замуж за Синтейюта, она пришла бы сюда, принесла дары богу Чак-Молу и села бы рядом с ним в такой же позе. Это приносит счастье в замужестве.