О’Фланнери внутри организовали настоящий бар. Миссис О’Фланнери деловито протирала стаканы, а ее муж деловито пил пиво. Гирлянды красных и зеленых лампочек обвивали краники бочонков, укрепленных над барной стойкой. Миссис О’Фланнери закрепила болтающийся конец клейкой лентой, прикрепив другой ее конец к пластмассовому оленю на полке с грушевым сидром «Бейбишам». Мистер О’Фланнери, с блаженной улыбкой на лице, подвинул свой стакан под краник бочки с «Хайнекеном» и потянулся к насосу. Жена хлопнула его по руке и взяла стакан.

— Шон О’Фланнери! Сейчас без десяти семь, а ты уже принял на грудь целых три пинты пива. У нас весь вечер впереди! — Она сполоснула кружку под краном, дернула кольцо верх на банке имбирного пива и сунула мужу. Потом подняла голову и увидела Элейн, которая носком ноги впихивала в дверь коробку. — А, Шон, вот и наш собственный дизайнер интерьера! — Она выбежала из-за стойки и подхватила коробку с земли своими пухлыми руками. — Куда ее ставить, дорогая?

Элейн показала на длинный ряд столов у сцены, на которой был установлен рождественский вертеп в натуральную величину.

— Вон туда. Спасибо, Вероника.

Миссис О’Фланнери подтащила коробку к сцене и поставила на средний стол.

— Ну, — спросила она, — чем мне помочь?

— Ничем, ты и так столько сделала. Отсюда я их и сама достану.

— Как скажешь, дорогая. Что поделывают две твои красавицы дочки? Небось волнуются из-за праздника? — Миссис О’Фланнери открыла коробку и начала выкладывать розовые и красные бумажные гвоздики, бросая их через произвольные промежутки на пустом столе.

Элейн улыбнулась и пошла следом, раскладывая гвоздики по три штуки на зеленых картонных листочках, которые она доставала из кармана.

— Ничего, — сказала она. — Хотя, должна признать, Дороти, как всегда, исчезла, как только почуяла, что предстоит работа.

— Совсем как моя Лилли. Клянусь, у девчонки в мозгах радар, который заранее чует работу! О, легка на помине…

Лилли с трудом протиснулась в помещение через дверь пожарного выхода; она несла большую картонную коробку.

— Ах, как вы вовремя, мисс! До начала десять минут, а стаканов для сидра нет!

Крепко прижимая к груди тяжелую коробку, Лилли толкнула спиной распашные двери кухни.

— Где твои братья? — спросила миссис О’Фланнери.

Элейн положила на стол последний картонный листок.

— Лилли, ты не видела Дороти? — спросила она.

Лилли вышла из кухни и покачала головой.

— Майкл и Симус уже идут. Мне надо переодеться. — Она выбежала из двери пожарного выхода.

— Помни, Лилли, следи за вырезом! — Миссис О’Фланнери повернулась к Элейн. — Но… наверное, твоим девочкам сейчас тяжело. Я имею в виду… Рождество, а их отец… отца нет. Сколько времени прошло, как он уехал, дорогая? И ни слова?

— На той неделе он прислал письмо. И пятнадцать фунтов — на рождественские подарки дочкам. — Элейн облокотилась о столешницу. Странно, как много перемен произошло за такой короткий срок! Дональд уехал полгода назад. Его отъезд сплотил жителей тупика Стэнли. Ее крыльцо стало алтарем, куда соседи приносили подарки для осиротевшей семьи. Как по волшебству, там появлялись банки с домашней тушенкой, пироги с вареньем и пакеты с овощами. Накануне дня Гая Фокса кто-то принес большую коробку фейерверков вместе со спичками и тремя парами вязаных варежек.

А декабрь стал просто унижением. Женщины из тупика Стэнли мобилизовали своих мужей. Соседи являлись к ней с чемоданчиками инструментов и чинили водосточные желобы, поправляли оконные рамы, укрепили шаткую полочку, висящую над пианино. Однажды Элейн проснулась рано и увидела, что над капотом ее машины склонился мистер Райт. Она так и не поняла, что он сделал, но после того машина каждое утро исправно заводилась. На красные ступеньки ее крыльца складывали не только продукты и подарки. На них появлялись брошюры, в которых разъяснялось, как получить пособие на детей и оформить социальную помощь, как заполнить прошение, чтобы детям в школе выдавали бесплатное молоко.

Сначала Элейн дожидалась вечера и только потом, в темноте, открывала парадную дверь и втаскивала дары в прихожую. Постепенно она перестала стесняться. Забивала холодильник принесенными продуктами и допоздна читала маловразумительные брошюры, пытаясь понять, что делать, чтобы оформить пособие от государства.

И вот муж написал, что хочет вернуться.

Миссис О’Фланнери положила ей на плечо свою пухлую руку.

— Расстроилась, дорогая? Все я виновата. Не надо было заговаривать об этом ублюдке!

— Нет-нет, все в порядке… вы все так добры ко мне, я этого не заслуживаю.

— Бросить двоих детей! Да попадись он мне, я ему ноги бы переломала!

Элейн сжала руку ирландки:

— Не нужно, Вероника. По-моему, все к лучшему. Он не был с нами счастлив, и я… в общем, его не виню.

— Счастлив? СЧАСТЛИВ?! А кто сказал, что они имеют право быть счастливыми? Кормежка три раза в день, секс по пятницам — и пусть радуются!

— Извините, что перебиваю, но куда их ставить? — К ним подошла миссис Дамсон, держа в руках поднос с яйцами в острой подливке и миску с салатом. — Кстати, а кухней мы пользоваться можем? Джеральд сказал, что сполоснул салатные листья, но я предпочитаю вымыть их еще раз.

— Поставьте их сюда, к Элейн. Да, мы можем пользоваться кухней, — сказала миссис О’Фланнери. — Ох, пора класть лед в морозилку. Подумать страшно, что будет, если в водке с апельсиновым соком растает лед! — Она схватила миску с салатом и повлекла миссис Дамсон в сторону кухни. На пороге она развернулась к Элейн и показала в сторону фойе. — Лучше нам поторопиться! Похоже, вечеринка вот-вот начнется.

Фойе постепенно заполнялось соседями; вновь вошедшие снимали куртки и разматывали шарфы. Все вносили коробки и подносы с закусками — печеньем, красиво нарезанными бутербродами; все болтали и смеялись, расставляя угощение между бумажными гвоздиками. Женщины пробовали соусы и хвалили их, раскладывали по бумажным тарелкам волованы с креветками и ломтики языка, а к бару выстроилась целая очередь желающих выпить пива или яичного коктейля. Джимми Дипенс, совершенно неотразимый в белом костюме, устанавливал между яслями и мудрецом, несущим мирру, проигрыватели. После того как он проверил микрофоны, несколько раз неуверенно пробормотав: «раз-два, раз-два», песней «Снеговик» вечеринку открыл Майкл Джексон, и жители тупика Стэнли высыпали на танцплощадку.

Элейн присела за свободный стол у сцены, благодаря Бога, что выжила, и тут появилась Тот вместе со Стейси Райт и ее родителями.

— Где Дороти? — спросила Элейн.

Тот пожала плечами:

— Не знаю. Я думала, она с тобой.

Элейн посмотрела на часы. Всего половина восьмого.

— Может, она еще у Криса.

Тот покачала головой:

— Они расстались. Смотри, какое на Стейси красивое платье! А мы поедем на рынок «Уэмбли»?

— Элейн, принести вам чего-нибудь выпить? — Мистер Райт придвинул жене стул и обнял дочь.

— Да, спасибо. Я выпью белого вина с содовой. Безо льда.

— А мне можно кока-колы с маринованной луковичкой? — спросила Тот.

— Мне тоже! — сказала Стейси, и обе девочки устремились на танцплощадку.

— Ох уж эти дети! — сказал мистер Райт и стал проталкиваться к бару сквозь толпу танцующих.

К восьми часам Элейн успела потанцевать с мистером Райтом и мистером О’Фланнери; всякий раз их жены хлопали им с краю танцплощадки. Она даже станцевала медленный вальс с мистером Дамсоном, который горько сетовал, что не выносит музыки диско. Но Элейн не покидало беспокойство за Дороти, а от музыки и танцев у нее разболелась голова. Поэтому она откопала свою куртку в груде одежды, сваленной в фойе, и вышла на стоянку, где стала пить вино, прислонившись к низкой кирпичной стене, огораживающей здание клуба по периметру.

Россыпь звезд на небе исчезла, зато из-за красных облаков над Трюиновым лесом выплыла огромная луна. Шел снег. Крупные сухие снежинки падали на тротуар, ветер сметал их в миниатюрные сугробы в канавах и вдоль стены со стороны клуба. Элейн поставила свой бокал на низкую ограду и вбежала внутрь.