— Это было ю-сул.У моего отца была церковь в Сеуле.

— Но вы пришли сюда не за тем, чтобы я оценивал вашу степень подготовки в боевых искусствах.

Верзила покачал головой.

— У меня проблемы. Мне нужно, чтобы вы их решили. Видите ли, когда я приехал сюда в колледж…

Я поднял руку.

— Изложите суть коротко.

Как и остальные жители Феникса, я слышал историю жизни Брэдли бесчисленное число раз. Старший сын баптистского священника с Миссисипи, находившегося с миссией в Корее, он вырос очень высоким и стал опытнейшим баскетболистом. Одиннадцать лет назад он приехал в Америку и пополнил пантеон баскетбольных божков штата Мичиган. В это время в Азии Китайская империя начала разваливаться на части, вызвав войны в Корее, Индокитае, Монголии, самом Китае, Туркестане и Тибете. Таким образом, как раз в тот момент, когда он плыл через Тихий океан навстречу славе, парни вроде меня и Хэнка плыли в обратном направлении, чтобы играть роль мировых жандармов.

Впрочем, возвращение Брэдли на родину не было таким уж лучезарным и безоблачным. Политика призыва в армию преимущественно белых — в качестве искупления за Вьетнам — породила вспышку расизма в Штатах. До этого Брэдли не сталкивался с проблемами афроамериканцев, существовавшими в Штатах, поэтому предрассудки и ненависть больно ударили его. Он завоевал репутацию человека, не умеющего скрывать свои чувства. Тот факт, что он стал лицом организации «Борцов за чистоту ислама», не облегчил ему жизнь.

Когда он начал говорить, его частые паузы навели меня на мысль о том, что он тщательно выбирает более мягкие слова, чем те, которые употребляет обычно.

— Когда в Корее все полетело к чертям, мои родители вернулись сюда. У нас дружная семья, они всегда помогали мне в моей карьере. И когда я был с Филли, и теперь, в Фениксе, мои родители занимаются перепиской с фэнами. Всегда попадались люди, которые меня не любили, так что они к этому привыкли, но недавно пришло письмо, которое их испугало.

Он вытащил из кармана сложенный клочок бумаги и положил его на стол передо мной. При этом я заметил, что его пальцы слегка дрожали, что меня весьма удивило. Я взял листок, раскрыл его и, читая, поразился тому, насколько, в сущности, мягким было это послание.

Дорогой мистер Брэдли!

Мы не любим наглых ниггеров и заставляем их платить. Мы поставили деньги на игру в Сиэтле 14-го. Вы выигрываете — мы выигрываем. Или нам заставить вас проиграть?

С признательностью за ваши усилия в нашу пользу, Всемирное Арийское Сопротивление

— Что ж, я бы сказал, что «Санс» действительно сплотил наше общество.

— Я бы все же предпочел не сотрудничать с ними.

Я пожал плечами.

— Вселенское равновесие. Вы же сотрудничали с «Борцами за чистоту ислама», вот и ВАС решило поработать с вами. По мне, так это ваша личная проблема, Вихрь. Пожинаете то, что посеяли.

— Я не сотрудничал с «Борцами».

Я поднял брови.

— Если вы не на площадке, вас повсюду сопровождает Лестер Фарук. — Я оглядел «Берлогу». — На самом деле я удивлен, что его здесь нет.

Брэдли нахмурился.

— Я не сказал ему, что иду сюда. Он не мой телохранитель, хотя временами ему так кажется.

Вновь возникла дистанция между реальным человеком и его публичным имиджем, и это немного смягчило мое к нему отношение.

— О’кей, эти белые задницы говорят, что ставят на вас. Или против вас. Возможно. Обратите внимание на последнюю строчку: они пытаются повлиять на игру. Сообщите о них в НБА.

— Не могу. Еще со времен падения Джордана НБА страдает паранойей относительно ставок. Помните, старик Колангело присутствовал на заседании Комитета, который исключил половину «Буллз» 97-го года из НБА. Если я сообщу об этом и мы проиграем, они вышибут лично меня. Если мы выиграем, меня все равно подвергнут дисциплинарному взысканию, а эти идиоты разбогатеют.

— А вы ведь выиграете завтра вечером, да? — «Феникс» выиграл первую игру в Сиэтле, но проиграл вторую «Сониксу», а потом проиграл им и первую игру на своем поле. Им нужно было сравнять счет, потому что хоть они и были в хорошей форме, но им было далеко до «Санс» 1992–1993 годов.

— Должны выиграть и выиграем. И ВАС выиграет тоже.

— Если они не поставят против вас.

— Полагаю, они могут оказаться такими дураками. — Брэдли откинулся назад и положил ладони на стол. — Вот я и пришел к вам. Я знаю, что вы не любите белых супремистов из-за истории с Храмом…

— Не начинайте с этого. ВАС — не Ученики Иисуса Фюрера, и убийцы получили по заслугам. — Я дал себе несколько секунд, чтобы справиться со злостью. — ВАС могли досадить вам, но не мне.

— Послушайте, Слоун, вы не пожалеете, правда.

Мольба в голосе Брэдли замерла на полузвуке, и в «Берлоге» воцарилась тишина. Мне на плечо опустилась чья-то рука.

— Крис, мальчик, не стоило просить этого белого о помощи. Я же тебе говорил.

Я взглянул вверх на изящного человека, стоявшего между нами. Более светлокожий, чем Брэдли и двое других, маячивших у него за спиной, Лестер Фарук поразительно напоминал Малькольма X. Я знал, что сходство было результатом искусства хирургов, но все мы, за исключением атлетов вроде Брэдли или совсем уж нищих, подвергаемся той или иной степени модификации. Ради увеличения сходства с Малькольмом X Фарук носил очки — изделие, совершенно излишнее в наши дни, когда час, проведенный в киоске «Лазер-Док», может решить все ваши проблемы со зрением.

Я не стал сбрасывать его руку со своего плеча, потому что именно этого он от меня хотел. Двое громил позади него в черных спортивных костюмах, темных очках и черных беретах были готовы среагировать в доли секунды, если я пошевелюсь. Уверенные усмешки на их лицах говорили мне о том, что они усвоили последнюю модификацию программного обеспечения в области боевых искусств. По моим прикидкам, это было «Ката-Перфект 4.2» или, может быть, «Карнадж-Мастер 3000». Они с наслаждением раздавили бы меня — последнюю Великую Белую Надежду — прямо здесь, в «Берлоге».

Я забарабанил пальцами по столу, выстукивая ритм колыбельной, которую выучил за время похода с Тибетскими Тиграми.

Брэдли прервал молчание:

— Лестер, я ценю твою заботу обо мне в этой ситуации, но я сам справлюсь.

Фарук покачал головой и убрал руку с моего плеча.

— Брат Кристиан, ты говоришь, что сам справишься, и вот ты приходишь к этому белому, этому человеку-призраку, чтобы поделиться своими проблемами. Ты внедряешься в систему, которая утверждает, что только белый дьявол может решить твои проблемы.

Я улыбнулся.

— Заставить дьявола поймать дьявола.

— Твое краснобайство не спасет тебя, когда ты предстанешь перед судом Аллаха и ответишь за то, что притеснял нас, Киллиан Слоун.

— Я никого не притеснял, Фарук.

Лидер исламских пуристов медленно покачал головой.

— Ты, Слоун, являешься наследником столетнего притеснения белыми цветных людей. Вы, «ледяные» люди, не способны испытывать сострадание и не можете понять той радости, которую цветные люди получают от жизни. Вам приходится давить нас, иначе мы возобладаем над вами.

Я прищурил свои зеленые глаза.

— Сдается мне, Фарук, что множество из нас, «ледяных» людей, сражались и погибли в Тибете, когда пытались удержать одних цветных людей от уничтожения других цветных людей.

— Да, но ханским империалистам в Тибете и в других местах промыли мозги посредством философии, созданной и пропагандируемой белыми европейцами.

— Мао Цзэдун был белым европейцем?

— Шутишь, Слоун? Маркс был белым и находился под воздействием еврейской каббалы.

Я задумчиво кивнул.

— Ага, вот и второй ботинок.

Фарук раздул ноздри.

— Что это должно означать?

— Стало быть, ты решишь проблемы Брэдли сам? Может быть, ты пойдешь и обсудишь ее вместе с ВАС над дымящимися развалинами синагоги?

Фарук среагировал на эти слова, словно на пощечину.

— У тебя репутация крутого парня, Слоун, но не строй из себя настолько крутого, чтобы обвинять нас в сделке с ВАС.