— Шутите? — Она заставила себя говорить любезно, хотя куда больше ей хотелось просто оттолкнуть нахала с дороги.

— Ничуть не шучу. — У него был чувственный, но твердый рот. — Смотрите, ведь вы так теребите вашу несчастную сумочку, что вот-вот сломаете замок.

А ведь и вправду. Джина досадливо покосилась на руки. Еще одна несносная привычка.

— Ну ладно, если уж так хотите знать, просто вы стоите слишком близко ко мне, вот и все.

— Вам следовало бы поговорить с кем-нибудь об этом.

— О чем? — Щеки ее обдало жаром, зато в голосе прибавилось холода.

— По-моему, самое подходящее слово — «фобия». — Незнакомец глядел на нее в упор.

Какую же она допустила ошибку, что вообще вступила с ним в разговор!

— Что? Вы хотите сказать, что у меня фобия? У меня?! — Джина пронзила наглеца убийственным взглядом. — Не слишком ли самоуверенно со стороны совершенно чужого мне человека?

Ничуть не пронзенный, он невозмутимо пожал широкими плечами.

— Во всяком случае, на мой взгляд, очень на то похоже.

Это была последняя соломинка. Чтобы чужой, незнакомый человек так легко, с первого взгляда раскусил ее! Джина резко развернулась, пряди каштановых волос разлетелись, как от ветра.

— Всего хорошего! — отчеканила она.

— И вам того же.

Незнакомец отвесил шутливый полупоклон, но разгневанная красавица уже удалялась, сердито бормоча себе что-то под нос. Вот это ножки! Однако через несколько шагов Джина повернула обратно с видом человека, решившего оставить последнее слово за собой. Он с трудом сдержал смех.

— Надеюсь, вы не собираетесь оставлять здесь машину надолго? — напустилась она на него со свойственной ей дразнящей смесью отваги и робости. — Вдруг сюда нагрянет инспектор? Знаете ли, здесь парковка запрещена, сразу предупреждаю. А кроме того, я могу случайно врезаться в ваш автомобиль, когда буду выезжать. Вы же меня буквально зажали.

— Ничего подобного.

Он окинул стоящие рядом машины придирчивым взором знатока, а потом вдруг улыбнулся так, что у девушки по коже побежали мурашки. В жизни с ней не происходило ничего более странного!

— Пустяки, не страшно, — небрежно заверил он. — А если вдруг что-нибудь пойдет не так, подсуньте мне под дворники записку с вашим именем и адресом.

— Очень постараюсь, чтобы ничего не случилось.

И почему это меня так волнует и развлекает одновременно? — недоумевал Джейкоб. Он не привык вступать в разговоры с чудаковатыми молодыми особами на улицах. Но эта девушка казалась ему не только откровенно враждебной, но и странно знакомой. Где-то он уже видел столь диковинное сочетание: васильковые глаза, медовая кожа и темно-каштановые, с ореховым отливом волосы. И совсем юная, почти ребенок. Лет на десять моложе его. А ведь ему скоро стукнет тридцать два. Тридцатидвухлетний холостяк — точнее, разведенный. Разведенный мужчина с ребенком. Он нежно любит сына… пытается любить. Роберт ведь ни в чем не виноват, но до чего же он похож на свою мать! Вот занятно: эта нервная барышня умудрилась начисто вытеснить Телму из его головы.

— Смотрите, поосторожнее, — бросил он ей вслед. — Вы, горожанки, чертовски агрессивны!

Вопреки зарокам Джина остановилась.

— Горожанки! — фыркнула она, скрывая любопытство под напускным высокомерием. — Сами-то вы откуда?

— Издалека, — протянул он.

— Сразу видно!

— Поосторожнее, — снова предостерег Джейкоб. — А вдруг я буду еще тут, когда вы вернетесь?

Джина взмахнула рукой с таким видом, точно разговор ей наскучил. На самом деле она поймала себя на том, что эта маленькая перепалка сильно скрасила ей жизнь. Ну надо же, никогда с ней еще такого не было! Интересно, а вдруг он и впрямь будет здесь, когда она вернется? Легкое возбуждение при этой мысли заставило ее разозлиться на саму себя.

Секретарша Артура Дойла возвестила о ее приходе, точно королевский глашатай, подчеркивающий, какой чести удостоен проситель аудиенции. Джина знала мисс Парслей с детства, но секретарша держалась с ней неизменно чопорно и официально. Несмотря на привлекательную внешность, мисс Парслей производила на многих клиентов просто-таки пугающее впечатление, но дядя Артур считал ее идеальной помощницей.

— Джина, радость моя! — Дядя уже открывал дверь, распахивая племяннице любящие объятия.

Энергичный, бодрый, неунывающий, он выглядел моложе своих пятидесяти. На четыре года старше покойной матери Джины, он был очень похож на нее, что само за себя говорило. Племянница любила бывать у него в офисе — огромном, но до чего же уютном! Из высоких окон открывался превосходный вид на город, по стенам тянулись ряды полок, сплошь уставленных тяжелыми томами в кожаных переплетах. Кое-где — изысканные гравюры в золоченых рамах, на полу роскошный ковер. Сразу видно: дядя процветает. Однако до отца Джины ему, пожалуй, далековато. Тот владел огромной, приносящей большой доход мануфактурой.

Дядя с отцом не были друзьями. Разные интересы, разные цели, разный круг общения. Джина горячо любила обоих, но именно от родственников по материнской линии она унаследовала любовь ко «всяким искусствам» — любовь, которую не понимали и не разделяли ни отец, ни Сара, мачеха Джины, ни Вайолет, ее сводная сестра.

— Выпьешь кофе, милая? — Артур обвел племянницу оценивающим, но нежным взглядом.

Бедняжка претерпела сокрушительный удар судьбы, и по ней это было видно. Свойственная ей живая искорка куда-то пропала, но он глубоко верил: у Джины хватит мужества и внутренних запасов прочности, чтобы пережить даже этакое непомерное разочарование.

Джина опустилась в уютное мягкое кресло и чуть слышно вздохнула.

— С удовольствием. Я люблю кофе. А дома его теперь никто не пьет. Представляешь, Сара убедила папу, что кофе ему вреден. И вообще вреден. Если я его покупаю, на меня смотрят как на преступницу. Придется мне уезжать оттуда, и чем скорее, тем лучше. Все равно это должно было произойти рано или поздно. Поеду в Лондон. Папа огорчится, но он слишком мало бывает дома и не знает, до чего мы не ладим с мачехой.

— Жалко, что вы и с Вай не ладите, — вздохнул Артур.

— Это все Сара виновата. Постоянно раздувает дурацкое соперничество между нами.

— Я давно заметил, что мачеха пытается осложнить тебе жизнь. — Похоже, Артур мог бы многое сказать на эту тему, но сдержался.

— Она меня сразу невзлюбила. Ну подумай, зачем ей падчерица, да еще как две капли воды похожая на первую жену мужа! Ей-богу, я готова поклясться, что она до сих пор ревнует отца к моей матери.

Артур кивнул. Он и сам не раз замечал тревожные признаки, подтверждающие это утверждение.

— Она ничего не может с собой поделать. Просто такая уж она от природы. Ни для кого ведь не секрет, к примеру, что ее необыкновенно раздражал твой талант. Все эти призы, грамоты, всеобщее внимание. Тем самым ты выделялась из общего ряда.

— Ну да, я, а не Вай. Что ж, теперь ей не о чем волноваться, — с горечью произнесла Джина.

— Ты все равно остаешься выдающейся балериной, — напомнил ей дядя, сам глубоко подавленный тем, что произошло с племянницей.

— Слабое утешение. Балерина, которая может танцевать не дольше десяти — пятнадцати минут. И подумать только, я попала в аварию в тот самый день, когда получила известие о том, что принята в «Баллей Рамбер», ведущую балетную труппу Лондона, чуть ли не самый престижный коллектив в мире. Судьба любит гнусные шуточки.

— Детка моя, это была ужасная трагедия, но не позволяй ей разрушить твою жизнь, — осторожно предупредил Артур. — Тебе нужно время, чтобы опомниться, а потом придется начинать строить все заново. Подумай, могло кончиться и гораздо хуже, чем пара сломанных ребер и порванные связки на ноге.

— Знаю. Я стараюсь, Артур, честно стараюсь. Но мне нелегко. Самое смешное, что папа, конечно, очень переживает за меня, но еще и испытывает облегчение. Он возражал против моей поездки в какую-то там Англию. Он хочет, чтобы я оставалась дома, благополучно вышла замуж. Он хочет внуков.