— Ну-ка, покажи ему настоятеля! — щелкнул пальцами Шеф. — И смотри, чтобы те, кто сзади, ближе не подходили… — Он поманил Ордлафа. — Помнишь? Мы с тобой раз встречались. Когда ты накрыл своим неводом Рагнара.

Спрыгнув с седла и всадив свою алебарду глубоко в песчаную почву, он положил руку на плечо старосты, увлек его в сторону для разговора, подальше от ушей метавшего на них свирепые взгляды настоятеля, и тон взял самый решительный…

— Но это невозможно, — произнес Ордлаф минутой позже. — Из этого ничего не выйдет.

— Почему бы нет? Да, открытое море, и погода дрянная, но ветер-то дует западный.

— Юго-западный с уклоном на запад… — непроизвольно вырвалось у Ордлафа.

— Поймаешь его на левый галс и пройдешь с ним к югу. Дотянешь до самого Сперна. Тут миль двадцать пять, больше не будет. Дотемна будешь на месте. Я же не прошу тебя пересечь океан. А если море переменится — бросим якорь и переждем непогоду.

— Когда будем заворачивать к Сперну, придется идти против ветра. Мы себе руки надорвем…

Шеф многозначительно махнул большим пальцем поверх своего плеча.

— В твоем распоряжении лучшие гребцы всех морей. Можешь усадить их куда надо, а сам будешь стоять сзади у рулевого весла, как большой хозяин…

— Ну, хорошо… А что случится, когда я вернусь сюда, а настоятель пришлет сюда своих людей? Они выпотрошат из меня все кишки!

— Ты же спасешь ему жизнь!

— Что-то я не верю, что ему захочется меня отблагодарить.

— Во всяком случае, ты не обязан торопиться с возвращением. И у тебя будет время спрятать то, что мы тебе заплатим. А расплатимся мы серебром из их монастыря. Твоим же серебром! Это подати, которые они выкачивали из тебя. Спрячь, а потом переплавь. Они в жизни не найдут его следов.

— Хорошо… А почему я должен быть уверен в том, что вы просто не перережете мне глотку? А заодно и моим ребятам?

— Уверен ты быть не можешь. Но выбор у тебя небольшой. Смотри сам.

Рив еще с полминуты колебался. Вспомнил он и Мерлу, двоюродного брата жены, которого без его ведома настоятель превратил в раба. А пуще этого ужаснуло его мгновенное воспоминание о жене самого Мерлы, которой приходится кормить себя и своих детишек брошенным ей подаянием.

— Я согласен, но… Покажите им, будто вы меня заставили силой.

Шеф зарычал как бешеный зверь и со всего размаху стукнул рива по голове. Вытащил из ножен кинжал. Только после этого рив повернулся к своим людям и начал раздавать команды. Те вяло повиновались: начали ставить мачты, выволакивать из сараев паруса. Плотным строем викинги спустились к воде, толкая перед собой пленников. А всего в пятидесяти ярдах за их спинами пятьсот английских верховых изнемогали от желания вырезать маленький отряд до того, как он скроется в море вместе с заложниками, но мечи, занесенные над тонзурами, убедили их этого не делать.

— Удержи их, — приказал Шеф настоятелю. — Обещаю, что половина твоих людей будет освобождена, как только мы окажемся в лодках. А остальные вместе с тобой отплывут на ялике после того, как мы выйдем в море.

— Надеюсь, ты соображаешь, что сейчас мы теряем всех лошадей, — угрюмо проронил Гудмунд.

— Один раз ты их своровал. Своруешь еще разок…

— …а в устье Гембера мы входили на веслах, когда смеркаться начало. Приглядели безопасное местечко и втащили лодки на берег для ночлега. А утром гребли вверх по речке, пока не встретились с вами. Мы и улов с собой захватили…

— И каков он? — осведомился Бранд, заседавший среди членов этого совета.

— Я уже успел его взвесить, — объявил Торвин. — Дарохранительницы, подсвечники… потом эти коробочки, в которых христиане хранят фаланги пальцев своих святых, эти штуки для разжигания ладана… и еще монеты. И много монет. Я думал, что монахам-то уж не полагается стяжать блага этого мира, однако Гудмунд уверяет, что у них у всех звенят кошельки — стоит их только потрясти хорошенько. Итак, даже за вычетом того, что он отдал рыбакам, у нас все равно остается… девяносто фунтов серебра… И главное, у нас есть золото. Та корона, которую вы сорвали с их Бога, оказалась из чистого золота. Причем на вес очень тяжелого. И блюда эти — тоже. Это еще четырнадцать фунтов. Мы исходим из того, что фунт золота ценится дороже фунта серебра в восемь раз. Значит, это можно посчитать за восемь стоунов серебра: и получаем еще центнер, который надо прибавить к твоим девяноста двум фунтам.

— Итого — двести фунтов, — задумчиво произнес Бранд. — Теперь нам нужно все распределить по кораблям. А дальше пусть все решает команда.

— Нет, — не согласился Шеф.

— За последние дни ты другого слова не сказал, — заметил Бранд.

— Это потому, что я знаю, что надо делать, а другие ничего не хотят смыслить. Деньги эти — не для дележа. Это наша армейская казна. Для этого я за ними и ходил. Поделим мы их — и каждый чуточку станет богаче. А я хочу, чтобы все мы вместе разбогатели по-настоящему.

— Если ты сумеешь это объяснить воинам, — сказал Торвин, — думаю, они с тобой согласятся. Это ведь ты добыл эти деньги. Тебе и решать, как толковее их использовать.

Шеф извлек из-за пазухи mappamundi, которую сорвал с монастырской стены.

— Взгляните-ка на эту штуку, — сказал он.

Дюжина викингов склонилась над огромным листом тонкого пергамента. Постепенно на лицах обозначилась разная степень недоумения.

— Может кто-то это прочесть? — спросил Шеф, указывая на неразборчивые чернильные каракули.

— Вот здесь, в середине, — сказал Скальдфинн, жрец Хеймдалля, — там, где картинка, — написано «Иерусалим». Это священный город христиан.

— Как всегда, ложь, — сказал Торвин. — Смотрите — эта черная кайма, по всей видимости, обозначает океан… огромное море, которое омывает Мидгард. Таким образом, они хотят доказать, что их священный город лежит прямо в середине мира. Этого и следовало ожидать…

— Смотрите-ка лучше по краям, — рявкнул Бранд. — Может, там найдутся места, которые и нам известны. А если они и насчет них наврали, то вся эта штука ничего не стоит, и тогда Торвин прав.

— Тут написано: «Dacia et Gothia», — прочитал Скальдфинн. — «Gothia»… Должно быть, они имеют в виду страну Gautar, которая южнее шведов… Хотя, быть может, так они называют Готланд. Но ведь всем известно, что Готланд — это остров, а здесь он — часть материка. А дальше… дальше у них находится… Болгария.

Члены совета разразились дружным хохотом.

— Болгары воюют с императором греков, в Миклагар-де, — провозгласил Бранд. — Да от гаута до ближайшего болгарина два месяца пути!

— А по другую сторону от Готии написано «Slesvic». Ну, это хоть ясно. Мы знаем с вами, что Шлезвиг — это датская земля… Но здесь еще кое-что приписано: «Hie abundant leones». А это значит — «Здесь обитает множество львов».

Викинги так и покатились со смеху.

— Бывал я на рынке в Шлезвиге — не меньше дюжины раз, — кричал Бранд. — И встречал людей, которые говорили, что встречались со львами. Это такие огромные кошки, водятся они в жаркой стране, южнее Сардинии. Но уж в Шлезвиге точно львов отродясь никто не видывал. Зря только старался, когда сюда волок эту… как ты ее называешь… маппу. Сплошная галиматья, как и все, что христиане почитают за мудрость.

Но Шеф продолжал пытливо водить пальцем по строкам, бормоча под нос буквы, которым кое-как обучил его отец Андреас.

— Тут попадаются и кое-какие английские слова. И рука их написала другая. Вот здесь написано «Suth Bryttas» — южные бритты…

— Он имеет в виду бретонцев, — объяснил Бранд. — Они живут на большом полуострове по другую сторону Английского моря.

— А это ведь не настолько неверно. Значит, иногда тарра говорит правду. Взгляни-ка вот сюда…

— Все равно мне не понять, как мы собираемся там разбогатеть, — сказал Бранд. — Ты же обещал в скором времени этим заняться.

— Разбогатеем мы не там, — Шеф свернул пергамент и отбросил его в сторону. — Но эта вещь поможет нам это сделать. Нам еще надо набрать множество важных сведений. Вспомните — если бы в тот день, когда мы попали в пургу, мы бы не знали, где находится Рикколл, мы бы потеряли друг друга из виду, а керлы с удовольствием перерезали бы нам глотки. Когда я выступил в Беверли, я знал только направление, но в жизни бы не нашел монастырь, не будь с нами проводника, объездившего все дороги в округе. А Брид-лингтон и того человека, который согласился нас вытащить из западни, я отыскал только потому, что однажды уже побывал на этой дороге… Теперь понимаете? Каждый из нас знает не так и мало, но держит наше знание в своей голове. И ведь нет такого человека, который бы смог нам ответить на все вопросы. Эта тарра может стать ларцом, в котором бы хранились знания, важные для множества разных людей. Теперь, если нам понадобится, мы сможем отыскать дорогу в страну, в которой никто из нас не бывал. Мы сможем заранее выбрать направление, даже прикинуть расстояние…