Том не остановил пленку, когда девушка кончила говорить. Не исключено, что ее молчание рассчитано на эффект. Том ждал, что сейчас услышит хихиканье или сдавленный смех, а затем слова: «Все-таки я не люблю разочаровывать своих поклонников, записи моих выступлений

— в вашей комнате». Но ничего подобного не последовало. Выключив магнитофон, он пошел завтракать.

Время отдыха на работе — от 14.40 до 14.45. Том лег и нажал кнопку, через несколько секунд он уже спал. В этот раз ему снилась Дженни. Она медленно приближалась к нему в виде бледного мерцающего силуэта, постепенно приобретавшего все более четкие очертания. Она была еще прекраснее, чем наяву.

Съемки в тот день затянулись, и Том вернулся домой только к ужину. Том улучил минуту еще раз взглянуть на Дженни. Он шел по холлу, размышляя: «Я безнадежно влюбляюсь. Просто смешно, я взрослый человек. Может, мне следует обратиться к психиатру. Действительно, надо оставить заявление и ждать, пока врач сможет принять». Если повезет, он попадет на прием через год. Если первый врач будет бессилен, он пойдет ко второму, прождав, очевидно, еще год. Да, заявление. Том замедлил шаг. А почему бы вместо этого не запросить разрешение на перемещение в другой день?! Действительно, почему бы и нет? Ему нечего терять. Вероятно, его просьба будет отклонена, но, в конце концов, попытка — не пытка. Хотя даже получение анкеты представлялось нелегкой задачей.

Он провел два выходных дня в Центральном городском бюро, стоя в очереди за соответствующими бланками. В первый раз Тому подсунули не ту анкету, и ему пришлось начать все сначала. Для желающих переместиться в другой день недели не существовало отдельной очереди, что, пожалуй, разумно, так как таких людей было немного. И поэтому Тому пришлось выстаивать очередь перед окном справочной в отделе по передвижению во времени, а также перед секцией взаимного обмена в бюро по телепортации. Но ни одна из этих контор не была напрямую связана с перемещением в другой день на постоянное жительство. Получив анкету во второй раз, Том не отходил от окна, пока сам не удостоверился в правильности ее номера и не попросил конторского служащего сделать то же. На ворчание и крики за спиной он не обращал внимания. Затем в другом конце зала Том встал в очередь к перфоратору. Еще через два часа он уселся-таки за перфоратор и пробил соответствующие отверстия напротив каждого вопроса. Теперь ему оставалось только опустить свою анкету в ящик и надеяться, что, во-первых, она не будет потеряна и, во-вторых, что ему не придется начинать все сначала из-за неверно проделанной перфорации.

В тот же вечер он пришел в «зал вечности» и, приблизившись к двери временной кабины Дженни, произнес:

— Я люблю тебя и готов на все ради тебя. А ты даже не знаешь. Хотя, если бы знала и не ответила взаимностью, это было бы гораздо хуже.

Чтобы доказать себе, что еще не окончательно лишился рассудка, Том решил вместе с Мабел пойти вечером на прием, который устраивал режиссер Сол Воремулф по случаю удачной сдачи экзамена на право занятия ведущих государственных постов. Это означало, что со временем при определенной доле везения и протекции он сможет стать исполнительным директором телестудии. Вечеринка в общем удалась. Том и Мабел вернулись примерно за час до телепортации. Он сумел воздержаться от гонки за спиртным, несмотря на поощрения Мабел. Том, однако, сознавал, что ко времени завершения телепортации он все равно будет пьян, и ему придется прибегнуть к нейтралептикам. В тот день ему так и не удалось выспаться, и завтра на работе он будет отвратительно себя чувствовать и ужасно выглядеть. Сумев отвязаться от Мабел, Том первым сошел в «зал вечности».

Прислонившись к цилиндру Дженни, Том похлопал по двери. «Я старался не думать о тебе весь вечер. Мне не хотелось обманывать Мабел, ведь это нечестно — быть с ней и все время думать о тебе. В любви все средства хороши». Он было записал еще одно послание для Дженни, но тут же стер его. Какой в этом смысл? К тому же Том знал, что его слова будут звучать неискренне. Ему же хотелось предстать перед ней в наилучшем свете. Но зачем? Она не испытывает к нему ничего — только равнодушие.

Но Том любит ее, а все остальное не играет роли. Он любит эту далекую, недосягаемую и в то же время такую близкую женщину.

В зал тихо вошла Мабел.

— Ты болен! — выкрикнула она.

Том отшатнулся от кабины. Зачем он это сделал? Ему нечего стыдиться. Но почему тогда он так сердится на Мабел? Смущение Тома было вполне понятно, но его гнев нельзя было объяснить.

Он облегченно вздохнул, когда Мабел начала смеяться над ним. По крайней мере, теперь он мог огрызнуться на нее, что и сделал. Она повернулась и вышла лишь затем, чтобы вернуться обратно через несколько минут, но уже в сопровождении остальных жильцов — приближалась полночь.

К этому времени Том уже занял свою временную кабину. Покинув ее несколькими секундами позже, он откатил кабину Дженни немного назад и придвинул к ней свою. Затем он влез обратно и, нажав кнопку, застыл в неподвижности. Двойные двери лишь немного искажали фигуру девушки. И от этого она казалась еще дальше от Тома в пространстве и во времени.

Через три дня, уже зимой, почтовый ящик в прихожей подал сигнал. Том подождал, пока не отпечатался текст и письмо не выпало из щели. Это был ответ на его запрос о перемещении в Среду.

«He разрешается», — прочитал Том. Причина — отсутствие достаточных оснований.

Это было действительно так. Но Том не мог сообщить об истинных мотивах своих действий. К тому же они выглядели бы даже менее убедительными, чем обозначенные в анкете. Тогда он ответил: «Хотелось бы попасть в Среду, где мои способности могли бы проявиться наилучшим образом».

Том был взбешен. Телепортироваться в любой день недели было его законным правом. Или, вернее сказать, должно быть таковым. Ну а если перемещение действительно потребует титанических усилий? Если для этого была необходима передача всех его личных данных и записей, отражавших его жизнь с момента рождения? А вдруг…

Том мог негодовать целую вечность, но это ничего не изменит. Он был приговорен ко Втор

нику.

«Нет, не все потеряно, не все, — бормотал Том. — К счастью, я могу подавать сколько угодно заявлений. Они думают, что сломили меня? Как бы не так!» Человек против машины, человек против системы, человек против бюрократических цепей.

Пролетела зима. Промелькнула весна. Опять наступило тринадцатидневное лето. На второй его день Том получил ответ на свой второй за

прос.

Это нельзя было назвать ни отказом, ни разрешением. В послании значилось, что если он, Том Пим, полагал, что в соответствии с прогнозом астролога его психическое состояние после перемещения в Среду улучшится, то ему надлежит получить заключение врача-психиатра относительно данного астрологического прогноза. Том заплясал от радости, постукивая своими сандаловыми каблуками. Слава Богу, в его время астрологи более не считались шарла

танами!

Спустившись в «зал вечности» и подойдя к кабине Дженни, он погладил дверь и сообщил хорошие новости. Девушка не ответила, хотя, как ему показалось, ее глаза загорелись. Естественно, это было лишь воображение Тома, но он любил свое воображение.

Чтобы попасть на „прием к психиатру и пройти три медицинские проверки, ему пришлось ждать еще год — 52 дня. То, что доктор Зигмунд Трориг был другом астролога доктора Стелхелы, упрощало задачу Тома.

— Я проанализировал как материал, представленный доктором Стелхелой, так и вашу привязанность к той женщине, — сказал врач. — Я согласен с астрологом: вы всегда будете чувствовать себя неуютно во Вторнике — но я, в отличие от него, не убежден, что в Среде вам будет лучше. Однако, учитывая, что у вас завязался роман с мисс Марлоу, я думаю, вам следует отправиться в Среду. Но лишь в том случае, если вы письменно обязуетесь пойти там на прием к психиатру для проведения длительной терапии.

Только потом Том сообразил, что, возможно, доктор Трориг просто хотел отделаться от него из-за наплыва пациентов. Но это была неблагодарная мысль.