Без пяти двенадцать новая телеграмма:

«Тимор» окончательно раскололся. Я, Самуэль Эллис, телеграфист Австрало-канадской компании, нахожусь в носовой части парохода, который уже погружается в воду. Я видел, как волна снесла плот с последней группой экипажа «Тимора». Клапзубовцы были на корме, куда отец велел снести их багаж. Мне кажется, что эти герои рехнулись. При свете молнии я видел, как они вынимали из чемоданов разные вещи. Затем пришел конец. Все исчезло. Я один. Вода уже проникает под дверь каюты. Но разве я могу тебя оставить, мой аппарат! Ты слышишь гром, чувствуешь удары? Вода уже плещется, но в тебе, аппаратик, заключены свет и жизнь. Ты меня связываешь с людьми, которым не грозит смерть. Сме…»

Телеграфист «Арго» вскочил и широко раскрытыми глазами уставился на бумажную ленту, на которой аппарат выстукивал знаки. Но он напрасно ждал конца слова «смерть».

В пятом часу утра «Арго» прибыл на десятую параллель к острову Манихики. Море было спокойное, как небосвод над ним. Люди на спущенных шлюпках выловили кое-кого из экипажа «Тимора», уцепившихся за обломки плота. Они обессилели, закоченели, находились в полубессознательном состоянии, но были спасены. В шесть часов за скалой Манихики обнаружили несколько досок, остатки какой-то двери, за которую судорожно цеплялся телеграфист Эллис. «Арго» снялся с якоря и начал кружить вокруг места катастрофы. Все пристально рассматривали в бинокли зеленые волны, и каждый обломок балки, каждый лоскут брезента привлекал внимание. К десяти часам был спасен весь экипаж «Тимора», начиная с капитана Свэтта и кончая младшим юнгой.

Последняя находка была сделана в половине одиннадцатого. Шлюпка, которая в это время была еще на воде, при возвращении наткнулась на небольшой предмет. Господин Скрудж, принимавший участие в розысках, нагнулся и выловил его из воды. Это был старый мяч.

Клапзубовцы исчезли бесследно, и «Арго» отплыл, увозя пассажиров и оба экипажа, повергнутые в унылое молчание…

– Черт побери этот океан! Если не ошибаюсь, свистопляске настал конец.

– Папаша! Вчера вечером вы обещали не чертыхаться?

– Черт возьми, привычка… Честное слово, больше никакого черта от меня не услышите!

Этот разговор происходил в пятом часу утра на глади Тихого океана. Где точно – никто из собеседников не знал, ибо страшный вихрь целых пять часов гнал их куда-то в кромешной тьме. Теперь вихрь внезапно прекратился, и, когда солнце во всей своей красе показалось на горизонте, оно увидело спокойное море, безмятежно колыхающееся под утренним ветерком и чистый небосвод, переливающийся голубыми, зелеными, розовыми и оранжевыми тонами. Посреди всего этого красочного великолепия, отражавшегося и преломлявшегося в синих и зеленых водах с белыми гребешками пены, виднелось только двенадцать темных тел.

Это была команда Клапзуба во главе с отцом Никто из них не пострадал, все были живы и здоровы, чудом уцелевшие в урагане разыгравшейся стихии. Чудом? Да, то было чудесное спасение, по меньшей мере, скромным, но дельным режиссером которого явился старый Клапзуб. Видя, что «Тимору» приходит конец и что нельзя возлагать надежды на сколоченный плот, он спустился в каюту и с помощью Гонзы вытащил свой знаменитый огромный чемодан, который возил с собой на все состязания. Его содержимым клапзубовцы воспользовались во время памятной встречи с барселонскими грубиянами. Старик вытащил из него двенадцать резиновых костюмов, герметически закупоривающих тело, – одиннадцать для сыновей и двенадцатый для запасного, которым явился теперь он сам. При свете молнии все надели их, заработали двенадцать насосов, и никто не успел опомниться, как статные фигуры клапзубовцев превратились в двенадцать шаров, из которых торчали только головы, руки и ноги. Конечности тоже были защищены резиной, и только головы предоставлены на волю ветра и волн.

В непромокаемые сумки быстро положили продовольствие. И в тот миг, когда воины готовились к новому удару, плот был спущен на воду. Едва клапзубовцы успели несколько раз взмахнуть веслами, как с парохода донесся страшный треск. Последние балки верхней палубы рухнули, и расколовшийся пополам пароход начал погружаться. Волны с бешеным ревом устремились на разбитый остов корабля, но в эту минуту плот с Клапзубами был уже далеко и не попал в образовавшийся водоворот. Но зато он стал игрушкой разбушевавшейся стихии, которая гнала его по волнам и сквозь волны со скоростью, которую нельзя было определить. Клапзубовцы, свернувшись в один клубок и крепко обняв друг друга, с превеликим трудом удержались на плоту. После двухчасовой бешеной гонки в темноте плот развалился, и они очутились в воде. Но резина на костюмах оказалась крепкой, и герои качались на воде, как двенадцать причудливых буев, летевших по волнам под порывами ветра. Среди раскатов грома и бурлящей воды они не могли разговаривать, да это и не требовалось; крепко держа друг друга под руки, мобилизовав всю свою силу воли на борьбу, они представляли собой одно целое, не погружающееся в воду тело. Только когда перед восходом солнца буря внезапно стихла, пловцы смогли отпустить друг друга и немного отдохнуть. Они озирались, охваченные чувством благодарности за свое спасение. В беспредельном величавом просторе, среди великолепия играющих красок утренней зари клапзубовцы почувствовали себя бесконечно одинокими. На горизонте – никаких признаков корабля или земли. Это их несколько смутило, но, обладая непоколебимой верой, они не потеряли головы; самые младшие тут же предложили открыть сумку с сухарями и копченым мясом, и путешественники как ни в чем не бывало принялись за еду, словно лежали на одной из нижнебуквичских полянок.

Один Гонза ел неспокойно, беспрестанно оглядываясь на юго-запад. В конце концов, старый Клапзуб обратил на это внимание.

– Черт возь… – хотел он начать своим любимым изречением, но, вспомнив о ночной клятве, проглотил конец слова и продолжал:

– Что это ты, Гонза, все высматриваешь?

– Понимаете, отец, не хочу вас зря тревожить, ветер и так несет нас туда, но готов биться о заклад, что там остров!

– Где? Где? – закричали остальные, устремив взгляды, куда показывал Гонза.

Весь запад еще горел фиолетовыми, красными и оранжевыми красками восхода. А на горизонте, среди шелка облаков, мглы и пара, в одном месте виднелось темное пятно, которое при пристальном рассмотрении приняло более резкие и отчетливые очертания.

– Чтоб мне провалиться, Гонза, это остров!

Все восторженно смотрели в бесконечную даль, где чем дальше, тем отчетливее выступали две острые вершины и длинный горный хребет.

– Остров! И ветер несет нас к нему.

Клапзубовцы от радости начали резвиться в воде, как тюлени. Они с удовольствием бы устроили потасовку, если бы не были заключены в эти пузатые шары. Пришлось ограничиться криком и взаимным обрызгиванием, после чего все принялись гадать, сколько им еще осталось плыть.

– Погодите, ребятки! – перебил их старый Клапзуб. – У меня тут имеется одно приспособление. Франтик, дай-ка мне свою сумку!

Франтик подал ему сумку, и отец вытащил из нее несколько палок и кусок парусного полотна. Не успели удивленные ребята опомниться, как старик вставил одну палку в другую, и из них получились два довольно длинных древка. Затем он развернул полотно и прикрепил его узкие концы к древкам. Это был транспарант с надписью:

СПОРТИВНЫЙ КЛУБ.

КОМАНДА КЛАПЗУБА

Старый Клапзуб возил его с собой, чтобы нести во главе ликующей толпы, которая встречала победоносную команду на вокзалах и провожала до гостиницы. Это было собственное изобретение старого Клапзуба, и он, как ребенок, гордился им. А теперь транспарант играл важную роль в их спасении.

Ребята уже все поняли и вновь возликовали. У них появилось нечто вроде паруса: если транспарант держать развернутым, то ветер быстро погонит знаменосцев, а они потянут за собой остальных. Правда, при первой попытке это оказалось не легкой задачей, но клапзубовцы сразу нашлись, шесть человек втиснулись в один ряд со знаменосцами, чтобы ветер не сгонял их в одну кучу, – и дело пошло на лад. Древки держали по очереди, так как руки очень быстро уставали.