Тоннель снова шел в граните и был так низок, что мне приходилось сгибаться вдвое. Он вел к месту, где встречались несколько мелких выработок, похожих скорее на щели. Я бросился следом за лампой Менэка, боясь потерять ее из виду. Эта часть рудника напоминала пчелиные соты. То и дело я натыкался на какие-то ходы, перекрестки, гезенки, подъемы, тоннели – все вперемежку, все это в свое время возникало, по мере того как из недр извлекалась руда. И все было похоже одно на другое.
Два раза я сворачивал не в ту сторону, возвращался назад и видел лампу Менэка, которая оказывалась совсем рядом, недалеко от того места, где я неправильно свернул. Меня снова стала преследовать мысль, что он нарочно меня дожидается, хочет, чтобы я шел за ним следом. И каждый раз, когда я думал о том, что мне придется самостоятельно выбираться из этого лабиринта, чтобы вернуться назад, мне становилось страшно и все мое тело покрывалось холодным потом. Я пытался удержать в памяти каждую новую галерею, все эти подъемы, спуски и повороты. Но их было так много, что запомнить все было просто невозможно. Кроме того, нужно было все время следить за тем, чтобы не потерять из виду Менэка с его лампой и смотреть под ноги, чтобы куда-нибудь не свалиться.
Я полз по длинному тоннелю высотой нс более трех футов, находясь всего в нескольких ярдах от Менэка. Благодаря какому-то фокусу в устройстве шахты вдруг подул свежий ветерок и почувствовалось дыхание моря. Тоннель вошел в узкую галерею, настолько узкую, что иногда приходилось идти боком. В одном месте обвалилась часть кровли. Я стал перебираться через обвал, а когда перебрался, меня встретила полная темнота. Включив фонарик, я быстро пошел вперед, чтобы догнать Менэка. Тоннель сворачивал то в ту, то в другую сторону, но шел непрерывно вверх. Света впереди не было, только красноватое свечение фонарика сквозь мои пальцы. Мне то и дело попадались другие ходы, пересекающие тоннель под прямым углом, но я шел вперед, все быстрее и быстрее, уже не соблюдая осторожность – нужно было догнать Менэка.
И вдруг галерея неожиданно кончилась. Это был обвал, и скверный, судя по его виду. Я направил фонарик на дыру в потолке галереи, пытаясь что-нибудь рассмотреть в глубине и щурясь от яркого света неприкрытого луча. Просто глубокая дыра, и больше ничего. Я вскарабкался наверх, мне показалось, что там есть нечто вроде лаза, но лаза не было, оказалось, что это только тень, которую я и принял за проход. Выхода из галереи не было. Камень, на котором я стоял, не выдержал моего веса, и я скатился вниз по груде рыхлой породы, выронив фонарик и ссадив кожу с рук.
В наступившей темноте я лихорадочно шарил руками, пытаясь отыскать фонарик, но под руку попадались только камни и вязкая глина. Не дан мне Бог потерять фонарик! А что, если разбилась лампочка? Почему я, дурак, не взял шахтерскую лампу? Лампа работает дольше, чем фонарик, и ее нельзя разбить. Я встал на колени, проклиная все на свете, чуть не плача, и стал лихорадочно шарить руками по земле. Потом вспомнил о спичках. Конечно же у меня есть спички. Довольно паниковать, черт возьми. Я взял себя в руки, напрягая всю свою волю, и почувствовал, что нервы постепенно приходят в порядок. Но все-таки, когда я сунул руку в карман за спичками, мое дыхание скорее напоминало всхлипывания. Спички, слава Богу, были на месте.
Я зажег одну. Маленький желтый язычок пламени был все равно что маяк спасения. Фонарик откатился дальше от того места, где я его искал. Его хромированный футляр словно подмигивал, подсмеиваясь надо мной. Я подобрал его и нажал кнопку. Он загорелся так же ярко, как и прежде, и я с облегчением вздохнул.
Но потом меня снова охватил страх, и я побежал назад по извилистой наклонной галерее. Мне необходимо было найти «Менэка, я ведь не знал, где выход. Нечего было и пытаться вспомнить все эти повороты. Я даже не знал, в какой части шахты я нахожусь. Знал только, что это старые выработки. Здесь можно блуждать целыми днями. Менэк, наверное, где-нибудь меня ждет, разве не так? Раньше он ведь каждый раз меня дожидался. Или я ошибаюсь? Может, он и понятия не имел, что я иду следом за ним. Я ударился головой о выступ скалы и вскрикнул от слепящей боли, но, не останавливаясь, побежал дальше, заглядывая в каждую выработку, которые отходили от галереи. Некоторые их них, поперечные, шли в обе стороны, другие напоминали скорее щели и тут же заканчивались, и ни в одной, из них я не видел ободряющего света лампы Менэка. Я подошел к развилке, которую не мог вспомнить, и повернул направо. Не пройдя и двадцати шагов, я понял, что никогда раньше в ней не бывал, и решил вернуться назад. Попытавшись пойти по левой галерее, опять увидел, что шел не оттуда. Тогда я остановился. Мне не хватало дыхания. Нужно взять себя в руки. Я ошибался в Менэке. Он не ждал меня на каждом повороте. Это все мое воображение. За каким чертом я вообще сюда сунулся? И тут меня поразила новая мысль. А что, если он знал, что я за ним иду? Что, если он нарочно завел меня в эти старые выработки? Какой удобный способ разделаться с человеком! Какой великолепный способ меня убить – завести сюда, а потом бросить! Мне вспомнились рассказы о римских катакомбах. Вспомнился и священник, который водил меня в Санта-Калисто – это тридцать девять миль подземных переходов, один над другим, и в каждой стене ниши, в которых были похоронены первые христианские мученики. Я так и вижу перед собой этого священника с горящей свечой в руке, его неанглийское лицо и жесткие торчащие волосы, и как он шел спиной вперед, водя нас по этим катакомбам. Он рассказывал, что до сих пор еще существуют неисследованные галереи, в которых монахи никогда не бывали, и что германцы, ища спасения после падения Рима, прорвались в катакомбы и остались там навсегда, так никогда отгуда не вышли. Этот священник меня напугал. Он ни слова не знал по-итальянски, и, когда мы поднялись наверх, я спросил его, какой он национальности. Он улыбнулся и ответил, что он немец.
Я громко выругался. Нужно прекратить думать о таких вещах. Я должен выбраться отсюда самостоятельно. Глубоко вздохнув, я задержал дыхание, чтобы перестать задыхаться. Менэк должен быть где-нибудь здесь. Я позвал его, выкрикнув во весь голос его имя. Но никто не ответил, только мой собственный голос вернулся ко мне, отозвавшись глухим эхо. Я крикнул еще раз и снова услышал свой голос, который прозвучал много позже того, как я крикнул. Я перестал кричать. И вдруг кто-то засмеялся, или мне это показалось. Ну конечно, это только мое воображение. Звук возвращался снова и снова – что-то шелестело и кудахтало, и одновременно я почувствовал дуновение свежего воздуха. Должно быть, это звуки моря гуляют по галереям.
Море! Я взял себя в руки и выключил фонарик. Нужно беречь батарейку. Не стоит тратить зря энергию, пока я тут стою и раздумываю. А подумать необходимо. Нельзя впадать в панику, нужно просто во всем разобраться. Я шахтер, а не ребенок, который впервые спустился в шахту.
Я повернул назад в темноте, ориентируясь по легкому движению воздуха, которое ощущалось в галерее. Она привела меня назад, в направлении к завалу, и я шел по нему до ближайшего квершлага. Он был узкий и низкий, и мне пришлось ползти на четвереньках. Здесь, в этом узком тоннеле, движение воздуха ощущалось сильнее. Я чувствовал на лице его влажное соленое дыхание. Тоннель снова расширился и круто пошел вниз. Вскоре мне пришлось сползать по почти вертикальному спуску. Там отовсюду била вода, и я моментально промок до пояса. Потом тоннель снова выровнялся, и теперь отчетливо было слышно море – свежий ветерок доносил до меня слабый плеск волн.
И вдруг галерея внезапно кончилась. Теперь передо мной был не обвал, а просто пустое место. Направив туда луч фонарика, я увидел огромную пещеру, естественную или искусственно созданную – неизвестно. На дне ее плескалось море. Мне казалось, что я даже вижу его черную поверхность.
Никакого выхода здесь не было. Края пещеры круто обрывались вниз; по зеленым стенам ее текла вода, выбиваясь фонтанчиками из трещин. Даже если бы я смог спуститься, не было никаких признаков того, что там, внизу, существует продолжение галереи. Я вскарабкался снова наверх, потом поднялся по квершлагу, прошел по тоннелю и снова очутился там же, откуда начал свой путь.
