звуки смертельной борьбы судна нарушали могильную тишину.

– Лучше пойдем выпьем, – натянуто произнес он. Я не ответил ни слова и не сдвинулся с места.

– Вам, конечно, тяжело, но какой черт принес вас сюда! – заорал он. – Что, пропади оно все пропадом, я могу, по–вашеМу, сделать?

– Почем мне знать! Вы капитан, вам и отдавать приказы!

– Капитан! – невесело рассмеялся он. – Хозяин «Мэри Дир»! Ну что ж, по крайней мере, на этот раз я уйду под воду со своим судном. Предупреждали ведь: оно приносит несчастье… – Сейчас он говорил как бы сам с собой: – Правда, никто в это не верил… Но ведь любой из нас приносит кому–нибудь несчастье… «Мэри Дир» уже много лет ходит по морям. Наверное, в свое время она была первоклассным грузовым судном, но теперь это старое, проржавевшее корыто, совершающее свой последний рейс. Наш путь лежал в Антверпен, а оттуда по Северному морю мы должны были пригнать ее в Ньюкасл на переплавку. – Он замолчал, наклонил голову набок и прислушался к шуму волн. – Вот было бы здорово – привести в Саутгемптон полузатопленное судно без экипажа! — г Он пьяно расхохотался. Спиртное явно ударило ему в голову, и он это понял. – Посмотрим, – продолжал он, все еще говоря сам с собой. – Через несколько часов прилив начнет работать против нас. Ветер сделает свое дело. И все же, если нам удастся удержать корму по ветру, может быть, мы и судно удержим на плаву. Всякое может случиться… Ветер переменится, затихнет шторм… – Однако в его голосе не слышалось убежденности. Он посмотрел на часы: – Еще двенадцать часов, и прилив отнесет нас на скалы. Уже темнеет, но, если видимость будет приличной, мы успеем заметить бакен, по крайней мере будем знать… – Тут он резко осекся. – Бакены! О них–то я и думал, прежде чем отправиться спать! Я рассматривал карту… – Он оживился, и глаза его загорелись от возбуждения. Ударив кулаком о ладонь, он вскочил: – Вот как! Если мы с приливом… – Он пронесся мимо меня, пробежал по трапу, и я услышал топот его ног по палубе в направлении к капитанскому мостику.

Я побежал за ним и нашел его в ходовой рубке изучающим атлас приливов и отливов. Он поднял взгляд, и я впервые увидел в этом человеке лидера. Усталости как не бывало, хмель словно рукой сняло.

– У нас есть шанс! – проговорил он. – Если мы удержим судно на плаву, мы спасены! Значит, надо работать внизу, в котельном, работать так, как не работали никогда в жизни! Придется вертеться между топкой и штурвалом! – Он схватил меня за руку: – Вперед! Посмотрим, сможем ли мы запустить машину!

Волна ударила в борт судна. Стена воды с грохотом обрушилась на палубу, врезаясь в рулевую рубку. Краем глаза я увидел, как зеленая вода скрыла полузатопленный нос. Мы вместе побежали к машинному отделению, а он кричал:

– Ничего, приятель, я еще поквитаюсь с ними!

В свете фонаря я увидел его лицо, горящее безумной отвагой.

В темном машинном отделении было жарко, пахло горячим маслом и раздавался свист пара. Это место больше не казалось мертвым. В спешке я оступился на ступеньке трапа, пролетел дюжину футов и стукнулся о стальную балку. Остановившись, чтобы отдышаться, я услышал стук поршней. Вал начал вращаться сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, пока все металлические детали не засверкали в свете моего фонаря, а машина не зашумела, возвращаясь к жизни. Загудела динамо–машина, и нити электрических ламп стали накаляться. Шум становился громче, огни ярче, и вскоре засияли все лампы. Латунь и сталь заблестели. Пещера машинного отделения осветилась и ожила.

Патч стоял у пульта управления. Пошатываясь, я сошел вниз, крича ему:

– Машина! Машина работает!

От возбуждения я не помнил себя, мне казалось, что уж теперь–то мы сможем добраться до порта.

Но он уже остановил машину. Вращение вала замедлилось и вскоре прекратилось вовсе.

– Не стойте так! – сказал он мне. – Поддерживайте огонь. Надо поднять давление riapa как можно выше.

Сейчас он, казалось, вполне владел ситуацией. Однако поддерживать огонь стало труднее и опаснее. Судно сильно качало. То за один раз удавалось забросить полную лопату угля, то тебя откидывало к пылающей пасти топки и уголь просыпался мимо. Не знаю, как долго я работал в одиночестве, прежде чем Патч присоединился ко мне. Мне показалось, что целую вечность!

Все мои мысли были сосредоточены на топливе и этой широко раскрытой огненной пасти и еще на том, чтобы не наскочить на раскаленную докрасна топку при очередном крене судна.

Я почувствовал, как чья–то рука прикоснулась к моему плечу, поднял голову и увидел, что Патч стоит рядом. Выпрямившись, я посмотрел ему в глаза. Пот градом катился по моему телу, я еле дышал.

– Машина работает, – произнес он.

Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

– Я только что был на капитанском мостике. Нос почти ушел под воду. В любой момент может прорвать переборку. Как вы думаете, здесь будут слышны сигналы из машинного зала?

– Не знаю. Наверное.

Он провел меня в машинный зал, показал контрольный пульт управления и соединенную с капитанским мостиком переговорную трубу:

– Я пойду на капитанский мостик, а вы возвращайтесь в котельное отделение и поддерживайте огонь. Я посигналю вам машинным телеграфом, но, если вы не услышите, через пару минут ступайте к переговорной трубе. О'кей?

Я кивнул, и он стал взбираться по трапу, а я вернулся к топке. Хоть я и недолго проработал кочегаром, руки мои успели почернеть и покрыться мозолями. У меня не было сил снова взяться за лопату. Усталость начала брать свое, и я не представлял, сколько еще смогу продержаться.

Сквозь рев пламени в топке до меня донеслись резкие, нестройные сигналы с капитанского мостика. Я вышел из котельного отделения и направился к пульту. Стрелка машинного телеграфа указывала «полный вперед».

Повернув рукоятку, я открыл клапаны и впервые ощутил трепет и гордость, которые, наверное, каждый раз ощущает корабельный механик.

Послышался свист пара, стук клапанов, медленный шорох ожившей машины, и я ощутил легкую вибрацию. Сердце судна вернулось к жизни благодаря мне. Это наполнило меня радостью.

Теперь лопата казалась совсем легкой, руки почти не болели, уверенность и воля снова вернулись ко мне. Я ощутил прилив энергии.

Минут через десять непрерывного труда машина набрала обороты; три минуты потребовалось, чтобы развернуть корму. За эти три минуты давление резко упало, но его удалось поднять к тому времени, когда с капитанского мостика раздался новый сигнал.

В 15.30 Патч позвал меня и велел встать за штурвал:

– Наблюдайте за пеной, она поможет вам узнать направление ветра. Все время старайтесь держать судно точно по ветру. При малейшем отклонении оно начнет зарываться носом. И увереннее держите штурвал с того момента, как дадите мне команду запустить машину, а еще не забудьте, что после остановки машины судно идет еще добрых пять минутТ

С этими словами он ушел, оставив меня наедине со штурвалом. Возможность стоять спокойно и держать в руках легкий штурвал радовала после изнурительной работы. Но если внизу, возле ревущей топки, в шуме машины тебя охватывало чувство безопасности и относительного покоя, то здесь ты оставался лицом к лицу с реальностью. В мрачном полусвете было видно, что нос «Мэри Дир» так осел, что едва просматривался сквозь набегающие волны.

Ветер и волнение разворачивали судно, и мне пришлось дать команду на включение машины. Как только она заработала и судно стало ложиться на прежний курс, вся передняя палуба покрылась бурлящей пеленой воды. Меня прошиб холодный пот и охватила дрожь. В рубке удалось найти шерстяную фуфайку, и я напялил ее, мимоходом глянув на карту.

Там было отмечено наше новое положение. Мы находились на полпути между Рош–Дувр и Минкис. Подводные рифы становились все ближе.

В 18.30 Патч сменил меня. Некоторое время он смотрел поверх носа корабля в потускневший солнечный диск, озаряющий злополучное, измученное штормами море. Его лицо и шея блестели от пота, глаза глубоко запали, черты заострились.