Капитан щелкнул пальцами:

— Не отвлекайся.

— Ну, пырнули меня, чего тут отвлекаться… Я и упал. Тот скрылся, а девочка эта, член гильдии, мимо шла и позвала на помощь. Вот и вся история.

— Угу, — сказал капитан. — Что ж, не смею задерживать. Ты волен уйти отсюда.

— Отлично! — обрадовался Авденаго.

— Содержать тебя под стражей и кормить смысла нет, — прибавил капитан. — Ты оправдан. Ты не преступник.

— То есть, мне разрешается покинуть вас? Слишком хорошо, даже не верится!

— Разумеется. Иди.

Капитан сделал небрежное движение кистью руки.

Авденаго, пошатываясь и хватаясь за стену, двинулся к выходу.

— До выплаты десяти голов ты не имеешь права уходить из Гоэбихона, — прибавил капитан, глядя ему в спину.

Авденаго замер на месте. Потом медленно, стараясь не упасть, обернулся.

— Мне негде жить, нечего есть… Из тюрьмы меня выставляют, не накормив. И при этом я должен околачиваться в Гоэбихоне, пока не выплачу долг?

— Ты очень точно обрисовал ситуацию. Если ты умрешь, твое тело будет отдано доктору для препарирования. Он согласен взять трупом.

— Логично, — буркнул Авденаго. — Нет голов, давайте тело. А тело появится здесь самое позднее через неделю.

— Приблизительно так, — подтвердил капитан и улыбнулся.

В доме было пусто — ни мастера Дахатана, ни Евтихия. Деянира уныло смотрела на неоконченную работу. В таком настроении к гобелену прикасаться нельзя. Можно напортить то, что создавалось с такими трудами и так вдохновенно.

Девушка бродила по комнатам, надолго прилипала к окну, но ничего интересного не обнаруживала — ни в доме, ни на улице. «Это оттого, что на душе пустота, — думала она. — Когда на душе радостно, весь мир наполняется любопытными вещами. А когда нападет тоска — кажется, будто кругом такие рожи, что и плюнуть жалко».

И тут она услышала стук в дверь.

Сердце так и ухнуло в груди: наверняка это Евтихий! Девушка встрепенулась, бросилась вниз, в прихожую.

Когда вчера вечером он вдруг исчез, Деянира в первые минуты попросту не поняла, что случилось. А потом впала в панику. Она позвала стражу просто потому, что не могла оставаться одна — наедине с истекающим кровью человеком. Бросить Авденаго она не посмела. Она не любила отягощать свою совесть. Даже денег никогда не брала в долг. А уж отправить на тот свет некоего человека, пусть даже неприятного… Может быть, и не существует мстительных покойников, время от времени навещающих убийцу (в полнолуние, скажем). Но не исключено, что они все-таки существуют.

Конечно, Деянира даже в мыслях не допускала, что между ней и Евтихием может возникнуть какая-то связь. Однако определенная привязанность все-таки существовала. Он помогал ей по хозяйству, слушал ее рассказы, пытался рассказывать сам. Угождал ей во всем. Возможно, видел в ней высшее существо. Более развитое и достойное.

Ну и потом, он все-таки привлекательный мужчина…

Но на пороге стоял не Евтихий.

— Авденаго! — Деянира не скрывала разочарования. — Что тебе здесь нужно?

— Я, пожалуй, войду, — отозвался Авденаго. — Посторонись-ка, а то придется сбивать тебя с ног. Чего бы не хотелось, учитывая обстоятельства.

— Какие обстоятельства? — Она пропустила его в дом и пошла за ним следом.

— Слабоват я, чтобы сбить с ног кого-либо, — признался Авденаго. — Даже такого заморыша, как ты.

Деянира задохнулась от негодования:

— Что ты себе позволяешь?

— Только то, что ты мне позволяешь, Деянира, — парировал он. — Слушай, женщина, накорми меня… Пожалуйста! В этом городе меня взялись уморить голодом. Будь милосердна. Ты уже один раз спасла меня от смерти — сделай это еще раз, а?

Она поджала губы и не ответила.

Авденаго весело улыбнулся.

— Вот и договорились.

Он пробрался на кухню и под мрачным взглядом Деяниры умял две здоровенных хлебных лепешки, навалив сверху кусище кровяной колбасы. У него сразу же разболелся живот.

— Неужели тебе не хочется немножко поисцелять меня? — спросил Авденаго. — Обещаю стонать, хватать тебя за руку и в бреду признаваться в любви. А?

— Чего мне хочется, так это тебя выгнать, — ответила она.

— Я должен отлежаться, — настаивал он. — Неужели ты не пустишь меня в свою постель? Сама можешь туда не ложиться, я вполне довольствуюсь обществом подушки и одеяла.

— Нет, — фыркнула Деянира. — Ты поел. Теперь убирайся.

Он вздохнул.

— Хорошо, Деянира, я уйду, но сперва отдай мне ту штуку, которую я с риском для моей бесценной жизни вынес из гробницы.

— Так ты за этим приходил? — Казалось, Деянира не верит собственным ушам. — За палкой?

— Вообще-то я приходил поесть, — признался Авденаго. — Но и за палкой тоже. Где она?

— Так уж я тебе и сказала!

Деянира явно обрадовалась возможности повредничать. Она была сердита на Авденаго, она скучала и жаждала развлечений.

— Тебе нравится мучить мужчин? — сказал Авденаго. — Бить их кнутом, связывать, втыкать им под ногти вилки и китайские палочки для еды?

Она побледнела и пристально посмотрела на него.

— Ты — тролль? — спросила Деянира.

— А что, с этим есть какие-то проблемы? — удивился Авденаго. — Расовые предрассудки? Их в Гоэбихоне до сих пор не изжили? Отсталые вы какие-то.

— Ты тролль? — повторила она.

— Это тебе Евтихий сказал? Ну да, я тролль. Теперь тебе легче?

— Тролли — враги, — убежденно произнесла Деянира. — Они злые. И твое поведение это только подтверждает.

— А-га, — протянул Авденаго. — Меня пырнули ножом, и это подтверждает мою агрессивность. Я очень опасен. Валюсь с ног от голода, такой вот я опасный.

— Больше не валишься.

— У меня теперь живот болит, — напомнил он.

— Не надо было так жутко лопать.

— Ничего не поделаешь, — сказал Авденаго. — Зов природы. Когда очень хочется есть, забываешь об осторожности и жрешь всякую пакость, вроде этой колбасы… Сколько столетий она тут хранилась прежде, чем я оказал вам услугу и избавил кухню от дурнопахнущих предметов?

— Убирайся, — приказала Деянира. Она видела, что ей не переиграть собеседника, и страшно злилась.

— И не подумаю, — хмыкнул Авденаго.

— Я позову стражу, — пригрозила она бессильно.

— Зови, зови. Я им расскажу, что ты мужчин к себе в отсутствие мастера водишь. Тебя за разврат сразу из гильдии пинком под зад!

— Как ты разговариваешь! — закричала девушка, бессильно сжимая кулачки.

Одним прыжком Авденаго преодолел разделяющее их расстояние и схватил ее за запястья.

Она дернулась, закусила губу.

— Пусти! Больно.

— Тебе и должно быть больно, — сообщил Авденаго. — Так, знаешь ли, и было задумано. Я тролль. Где палка, которую я вытащил из гробницы?

— Это не твое! Это собственность города!

Он прижал ее к стене и стиснул пальцы еще крепче.

— Останутся синяки, Деянира. Побереги свои руки, они тебе понадобятся для работы, — предупредил Авденаго.

— Тролль!

— Дура! Где палка?

— Отпусти.

— Скажешь, где палка?

— Отпусти.

Он приложил ее о стену — сильнее, чем намеревался. Девушка стукнулась головой, зубы ее лязгнули — и вдруг она закатила глаза и начала оседать.

Авденаго перепугался: уж не сломал ли он ей шею. Вроде бы, бил несильно. Да и не бил вовсе…

Он поддержал ее, чтобы не грохнулась, и сморщился от боли: рана в груди тотчас дала о себе знать. Отнести Деяниру на руках в спальню (по лестнице на второй этаж) Авденаго, разумеется, не мог. Поэтому он устроился рядом с ней на полу и для начала убедился в том, что девушка все еще дышит.

Он ощупал ее всю — не сломано ли, в самом деле, чего. Хрустело жутко, как вспомнишь — мурашки по коже. Да нет, вроде бы, цела девчонка. Синяки на запястьях, конечно, останутся жуткие, но это не очень-то страшно.

Он зачерпнул медным ковшиком воды и поднес к ее губам.

— Выпей-ка. Дурочка.

Она глотнула, закашлялась и распахнула глаза. Очень злой взгляд, очень.