Казалось, задержание за безбилетный проезд для них дело привычное. Но Попов нервничал. Свой чемодан он вначале засунул под нижнюю полку, потом вытащил его обратно, но спустя некоторое время снова толкнул ногой. Посидел немного, вытащил из чемодана шинель и полез на верхнюю свободную полку. Некоторое время ворочался, шумел какой-то бумагой. После этого встал, спустился на пол и, набросив шинель на плечи, принялся курить. Не докурив папиросы, бросил ее в урну, стоявшую в углу, при входе в купе. Нагнувшись, стал поправлять шнурок в ботинке и в это время вынул из рукава какой-то сверток и бросил его под полку, к своему чемодану. Все это видели задержанные за проезд без билетов Евдокия Титова и Мафруза Галимова.

А вот и затерянная в песках станция Матай. По распоряжению Ивана Петровича задержанных стали выводить из вагона. Последними пошли Попов и Абрам Касаматов. Незадолго до этого Попов что-то шепнул Абраму. Тот опустил голову, не ответил. Тогда матрос вновь зашептал ему на ухо и только после этого Абрам кивнул головой, тихо сказал: «Ладно!»

Задержанных высадили, передали местной железнодорожной милиции и поехали дальше. Детей повезли в Алма-Ату. В купе остались Титова и Галимова. Им разрешили ехать.

Когда поезд уже приближался к Уштобе, проводник занялся уборкой вагона. Во второй части купе опергруппы под одной из полок он обнаружил чемодан и сверток. То, что чемодан принадлежал Попову, знали все сотрудники опергруппы. А вот чей сверток? И тут на помощь пришли Титова с Галимовой. Они заявили, что это матрос подкинул сверток под полку. В нем оказались 54 газеты, по содержанию антисоветские, отпечатанные в фашистской Германии. В чемодане же лежало полгазеты.

Со станции Уштобе Иван Петрович проинформировал о случившемся органы НКГБ станции Матай. Повесив телефонную трубку, старший лейтенант Анатолий Васильевич Козлов, не откладывая дела в долгий ящик, вызвал из отделения милиции Попова и Абрама Касаматова. Последний сказал, что чемодан и сверток принадлежат Попову, который еще в вагоне просил никому не говорить об этом. Без вещей, мол, их быстрее освободят.

— Ну что, матрос! Будешь и дальше врать или начнешь говорить правду? — спросил Анатолий Васильевич, обращаясь к Попову. — Форму-то где взял? Небось, украл?

— Что вы, гражданин начальник. Я на самом деле служил во флоте, был тяжело ранен. Это уже после того, как меня с корабля списали, я с горя запил, потом покатился в болото. Связался с уголовниками, стал не только спекулянтом, но и вором. Украл я эти газеты по ошибке, думал сверток с деньгами.

— Вот как! — удивился Анатолий Васильевич. — А ну расскажи-ка об этом по порядку и подробнее.

— 19 января сорок четвертого, — начал Попов, — я и мой новый дружок Абрам Касаматов выехали из Семипалатинска. Я заметил, как пассажир, занимавший смежную с моей полку, достал из своего чемодана деньги. Тут же возникла мысль: «А что, если пошарить в чемодане?» Я стал ждать удобного момента. Прошел целый день. То хозяин чемодана подолгу не уходил, то вертелись его попутчики. Наконец, вечером он слез с полки, пошел в туалет. А его сосед уже спал, отвернувшись к перегородке. Не теряя времени, я левой рукой открыл крышку чемодана, а правой нащупал какой-то сверток и вытащил его. Чтобы не вызвать подозрений, засунул этот сверток в рукав своей шинели. Когда же меня, как не имеющего пропуска и билета, привели в купе оперативной группы, я, боясь разоблачения в воровстве, вытащил из чемодана шинель, залез на верхнюю полку, развернул сверток и, увидев, что в нем газеты, бросил его. Перед высадкой в Матае чемодан и сверток оставил в вагоне. Абраму же наказал не говорить об этом никому.

— Как звали того пассажира, у которого вы похитили сверток с газетами?

— Не знаю. Я с ним не знаком.

— Как он выглядел?

— В красноармейской форме. Среднего роста. Лет ему этак тридцать будет. Не больше! Рыжий. Одет в полушубок, на голове шапка-ушанка. Брюки и гимнастерка защитного цвета. Обут в простые солдатские сапоги, изрядно поношенные.

А в это время поезд, с которого были сняты Попов и Касаматов, уже миновал станцию Бурное и подошел к Тюлькубасу. Еще стучали буферные тарелки, машинист, проехав контрольный столбик, осаживал состав назад. В купе оперативной группы вошел постовой милиционер станции.

— Вас из Алма-Аты требует к селектору подполковник Костин, — сказал он, обращаясь к начальнику оперативной группы капитану милиции Синельникову.

Синельников возвращался из кабинета дежурного по станции уже после звонка к отправлению поезда и, не заходя к себе в купе, зашел в четвертый вагон, в котором ехали Попов и Касаматов. Заметил мужчину, одетого в военную форму. В головах у него лежал свернутый полушубок.

«Он», — решил Синельников и, не останавливаясь, прошел дальше. Затем вернулся к себе, в восьмой вагон, стал обдумывать, как и где лучше снять этого человека. Он взял расписание движения пассажирских поездок и определил, что в Чимкенте сможет передать задержанного опергруппе встречного поезда. Костин сказал, что операцию следует провести с особой осторожностью, ибо у подозреваемого может оказаться оружие. Синельников пригласил дежурного милиционера и вместе с ним зашел к проводнику. Через минуту они были уже в купе.

— Ваши билет и пропуск? — спросил проводник у мужчины.

Тот сразу встал, вытащил из кармана брюк кожаный кошелек, достал пачку документов. Быстро нашел билет, пропуск, еще одну бумажку, которая оказалась отпускным удостоверением, выданным на имя рядового Заставникова Пестра Алексеевича, проходящего службу в войсковой части № 2547 и следующего в отпуск по болезни. В удостоверении не указывался срок отпуска, оно было напечатано не на бланке установленного образца, а на бумаге. Затем Синельников внимательно ознакомился с красноармейской книжкой и нашел, что она по форме и размеру не соответствует установленному новому стандарту. Капитан милиции посмотрел на сидевшего Заставникова и обратил внимание на шевелюру. «Будучи рядовым, он носит прическу. У нас, в армии, это не положено», — отметил про себя Синельников и тут же приказал:

— Собирайте вещи, пройдем в отделение.

В купе оперативной группы Заставникова обыскали. Нашли складной нож, расческу иностранного производства, блокнот с адресами. В чемодане оказалась половинка газеты с антисоветским текстом.

Синельников составил протокол задержания и обыска Заставникова, в Чимкенте передал его опергруппе для доставки в Алма-Ату.

Дальнейший опрос Заставникова показал, что предъявленные им документы похожи на поддельные и подлежат всесторонней проверке. А когда Салах Сагдеевич спросил Заставникова, что это за газета, лист которой нашли в его чемодане, он ответил, что не помнит, как она оказалась у него.

— Значит, не хотите правду сказать? — спросил Сагдеев и тут же достал из папки еще один лист газеты, тот самый, что нашли в чемодане Попова.

Когда сложили оба листа на столе, линии их разрыва совпали.

— Подойдите сюда, — позвал Сагдеев Заставникова. — Смотрите. Ведь это одна газета, верно?

— Правильно, одна, — согласился задержанный. — Но я уже говорил, не знаю, каким образом половина газеты оказалась в моем чемодане.

— Ну что же, тогда мы устроим вам очную ставку с человеком, который изобличит вас во лжи.

Ввели Попова.

— Идите и посмотрите на эту газету, — пригласил его Сагдеев. — Где половина, которую изъяли у вас?

— Вот эта, — ткнул пальцем Попов в тот лист, на котором была его роспись, удостоверявшая изъятие вещественного доказательства.

— Где вы его взяли?

— Я выкрал этот лист газеты у сидящего напротив меня гражданина.

Услышав это, Заставников вскочил со стула и бросился на Попова с криком: «Ах ты, гнида! Так это ты сделал». Но ему преградил путь Иван Петрович. Заставников попятился назад, тяжело опустился на стул.

Попова увели и Заставников рассказал, что все документы на его имя сделаны в Бреслауском разведывательном центре фашистской Германии, где он учился после окончания специальной школы агентов-пропагандистов, затем был переброшен через линию фронта. Вот уже месяц, как он пробирается в глубокий тыл Красной Армии. По заданию фашистской военной разведки должен вести среди населения антисоветскую пропаганду.