Наверное, примерно те же вопросы возникли и у Клавдии, потому что она, с подозрением косясь на Михаила, пустилась в рассуждения:

— Ну, хорошо. Кеша принес Марине дискету с ведомостью. Но она же сама говорила: мол, без доказательств эта информация яйца выеденного не стоит. Доказательства-то на второй дискете! А ее как раз и нету! И теперь все ее ищут: и Карп, и Митрохин, и сама Марина. Мне почему-то кажется: Кешка знает, где вторая дискета! Надо будет расспросить его хорошенько, когда он оклемается от «наркоза». Мне вот что еще интересно… — Клавку, видать, понесло. У нее бывают такие моменты, когда она начинает мыслить четко, ясно и даже с некоторой долей логики. Тогда удержать сестрицу невозможно. Да и зачем? Как правило, итогом подобных озарений является если не истина, то что-то очень похожее на нее. — Как именно Глебу удавалось снимать с провинившихся чиновников завышенную ставку, коли он не мог предоставить взамен доказательства их грешков? Что, в аппарате совсем дураки собрались, готовые «отстегивать бабки» за простой испуг?

Михаил красноречиво пожал плечами, что, должно быть, означало — вопросы, заданные Клавкой, ответа не имеют. Меня тоже волновали кое-какие моменты. Ну, к примеру: что за дискета все-таки была в чемоданчике с деньгами? Да и происхождение денег вызывало интерес…

Молчание, повисшее на кухне, нарушило появление Кольки Брагина.

— Ну, что? — я с надеждой посмотрела на Николая.

— Он жив? — Михаил слегка побледнел. Наверное, он все-таки переживал за Иннокентия.

— С ним поговорить можно? — Клюквина ни на секунду не забывала о возложенной на нас миссии.

Колька с ответом не торопился, чем здорово действовал на наши нервы. Все-таки хирурги, пусть даже недоученные, жестокие люди! Спокойненько так, с чувством глубокого удовлетворения, не торопясь, режут живого человека и приговаривают: «Ничего, голубчик, потерпите! Это сейчас больно, а потом будет хорошо». Что ни говорите, профессия накладывает отпечаток на личность человека.

Брагин прекрасно видел нетерпение нашей троицы, и ему, как истинному хирургу, доставляло удовольствие смотреть на страдания человеческие. Он достал из холодильника открытый пакет молока, выпил его до капли и только после этого снизошел:

— Жить будет.

Очень лаконично, а главное, обнадеживающе. Клавка радостно захлопала в ладоши и еще раз спросила:

— С ним можно поговорить?

— Попробуй, — усмехнулся Колька.

— Он без сознания? — предположила я и сама же ответила: — Ну, естественно. Слыханное ли дело — извлекать пулю из живого тела! Хорошо, что бедняга не скончался от болевого шока.

— Не-е, это никак невозможно. Ваш раненый от ударной дозы алкоголя отключился и до конца операции не вякал. А сейчас вот в себя пришел… Мычит что-то, я разобрать не могу. — Брагин еще раз «сбегал» за молоком в холодильник.

Клавдия поднялась и нетерпеливо затопталась на месте:

— Так, может, мы разберем?

— Попробуй, — еще раз повторил хирург. — Пьяный он…

— А скоро протрезвеет?

— После спирта? Не скоро. Водички попьет, и снова в нирване. Спирт — штука серьезная.

— Нам некогда ждать! — воскликнула Клавка и первой ринулась в комнату. Следом за ней робко потрусила я, старательно пряча глаза от пристального взора Николая. Ох, чует мое сердце, расспросов не избежать!

Иннокентий лежал на кровати, бледный, но счастливый, словно ему наконец-то открылся смысл жизни. Может, и открылся. Как известно, наше сознание в критических ситуациях на многое способно.

— Кеша! — позвала Клюквина, осторожно приближаясь к кровати. Я на всякий случай остановилась чуть поодаль. — Как ты себя чувствуешь?

Раненый открыл глаза. Хороший признак! Поначалу Кешкины очи никак не хотели фокусироваться на Клавке, а все время норовили расползтись в разные стороны. Однако после пятой или шестой попытки Иннокентию все же удалось разглядеть склонившуюся над ним фигуру. Блаженное выражение его лица сразу сменилось на страдальческое.

— Я умираю… — дохнул перегаром Кеша.

Я хотела успокоить человека: дескать, все не так плохо, пулю Колька достал, и теперь можно жить-поживать и добра наживать, но Клавка меня опередила. Безмерно грустя, она трагическим голосом, каким обычно говорят с тяжелобольными или умирающими, посочувствовала:

— Нам очень жаль, Кеша, но, видать, судьба у тебя такая. Покаяться не желаешь? А мы с Афонькой помолимся за тебя, сердешный! Свечечку за упокой поставим, панихиду закажем, чтобы, значит, предстал ты пред светлым ликом всевышнего чистым, аки ангелочек!

Иннокентий каяться не пожелал. Вместо этого он снова сомкнул вежды и издал протяжный и очень жалобный стон.

— Эй, — обеспокоилась Клавдия, похлопывая «умирающего» по щекам, — не вздумай сознание терять!

— Может, не стоит его так по щекам молотить? Все-таки человек только что пережил операцию, и вообще…

На сестрицу мои слова не произвели никакого впечатления. Экзекуция продолжалась до тех пор, пока Кеша не передумал умирать без покаяния:

— Хорошо. Я все скажу…

Леонард Эдуардович Карпинский напрасно считал своего красавца-любовника человеком недалеким. Бытующее в народе мнение, что красивые люди непременно глупы, как Винни-Пух с опилками вместо мозгов, сыграло с могущественным Карпом злую шутку. Но не будем его осуждать — сердце влюбленного мужчины хоть и большое, словно у бизона, но оно слепо и глухо.

Узнав у хозяина об источниках поступления его капиталов, а таковых было немало, Кеша решил претворить знания в жизнь. С наркотой, алкоголем, проституцией и торговлей оружием он благоразумно связываться не стал — себе дороже. Что такое «лоббирование» (подобное занятие тоже входило в круг интересов Лео), Иннокентий не знал. Иноземные слова со смутным значением всегда вызывали у него легкую внутреннюю дрожь и приступы мигрени, оттого выбор его пал на шантаж. А что? Доходно и не слишком обременительно. Однако самому заниматься маленьким гешефтом на базе большого бизнеса «большого» Карпа во-первых, было не комильфо для самого Кеши, а во-вторых — опасно. Чего доброго, Карп узнает, и тогда смерть в пасти голодного льва покажется настоящим блаженством. Иннокентий знал, что сбором податей с власть предержащих лиц занимается некто Глеб Крутых. Му-жик, по словам Карпинского, умный, шустрый и преданный ему до резинки от трусов.

«Это то, что мне нужно», — обрадовался Иннокентий и, дождавшись, когда любимый отбудет на несколько дней в командировку, отправился к Глебу.

Когда дверь открыла красивая молодая женщина, Кеша сразу решил, что звезды нынче благоприятствуют любви. Любви двух мошенников к деньгам, причем к таким, которые достаются без особого труда. Марину наш «атлант» знал давно. Вернее, лично не знал, видел несколько раз в доме своего нынешнего хозяина в те благословенные времена, когда любовь Карпа к Иннокентию только-только начиналась. Юный паж не скрыл своего удивления и недовольства при виде жены своего принца.

«Не бери в голову, милый! — Лео погладил Кешу по коленке, заметив, как тот обиженно надул губы. — Жена — понятие абстрактное. Скорее это просто прикрытие. Сам понимаешь: положение обязывает. Тем более что я все равно собрался с ней разводиться…»

Воспоминание об этом давнем эпизоде молнией мелькнуло в красивой Кешкиной голове, там же созрел и план действий.

Шестым чувством Кеша угадал — женщина будет не против поживиться за счет бывшего мужа, отомстив тем самым за нанесенную ей обиду. А в том, что обида имела место быть, сомнений не возникало.

Переговоры прошли успешно. Марочка с восторгом приняла идею Кеши и с готовностью согласилась «дружить» против Карпинского. Однако Кеша, хоть и обладал модельной внешностью, дураком себя не считал.

«Нужно быть полным кретином, чтобы доверять бабе, — рассуждал Иннокентий, — а уж Марочке —

тем более. Стерва еще та, невооруженным глазом видно. Да и Лео рассказывал о ее «подвигах». Тут нужно подстраховаться, иначе можно остаться без штанов. Ладно, пусть сперва она «окучит» своего мужа-теленка, а там посмотрим…»