— Думаешь, это хорошо?

— Нет-нет! Это, конечно же, плохо! Хорошо означает: как и ты, я согласен! — и попугай добавил с новым неуловимым оттенком: — О великий из клана!

Неуловимым оттенком была ирония, трусливая, желто-зеленая.

Одинокий Воин почти разжал лапу.

— Стой! — рыкнул он, похоже, самому себе. — Не забудь: дорога должна быть для двоих.

— Я и ты? — переспросил попугай.

— Я и он.

Волк понял лишь половину из разговора.

Если они все не умеют плавать, размышлял волк, то ясно, за счет чего мы… за счет чего племена сумели отстоять собственный берег.

Лапы оторвались от земли, корзина понеслась, влекомая восемью грифами. Может быть, вот это и останется в памяти, а вовсе не спокойная племенная жизнь, так успел подумать волк, вот это и приснится после смерти — разбег, прыжок в корзину, парящую совсем близко над землей, так быстро, чтобы они смогли впрыгнуть, и приближающиеся небеса.

Теперь они во власти птиц.

Попугай появился из воздуха и сел на край корзины. Один из грифов что-то закричал по-своему, и переводчик тут же заработал крыльями, покинув летучее средство.

— Скупердяи, узкие клювы! — рыкнул он по-кошачьи. — Лишний пассажир им, видите ли, не оплачен. Ладно, друзья, ваш спутник присоединится к вам позже!

Волк опасался глядеть вниз. Он и на дерево ни разу не взбирался — это была самая горизонтальная цивилизация из всех. Даже художники их рисовали строго на плоскости, не собираясь открывать перспективу. Изображали, как правило, одно и то же — родословное древо, где буленбейсеры, блад-хаунды, бульмастиффы, ретриверы, терьеры происходили от одного мифического предка. Предок никогда, ни в каких случаях не именовался волком.

Одинокий Воин занимал собой половину корзины, бесстрастно взирая куда-то вдаль.

— Ты будешь сражаться? — спросил волк.

Он еще недостаточно изучил чужой способ передавать мысли, слов не хватало, а попугай улетел. А я?! — хотелось сказать волку. Почему ты будешь сражаться за нас двоих?

Но тигр не ответил и на первый его вопрос.

Черные линии сходились на лбу, образуя стрелу, направленную в небо. Волк впервые видел голову Одинокого Воина так близко. Раньше это означало бы немедленную гибель.

Зеленые глаза не замечали волка. Этому существу не нужна была помощь, предлагаемая из-за пределов его самого.

Волк понял, что лучшее сейчас — раствориться, исчезнуть. Волк понял, что невольный спутник его готовится бою.

Разбудил его толчок. Это корзина соприкоснулась с камнем, волк сгруппировался, но все-таки вылетел из временного убежища, а сверху упали лямки, сброшенные грифами, а вокруг стоял нестерпимый гам, только птицы, только много птиц могли создать такую какофонию. Целая толпа избалованного безопасностью народца галдела в ожидании зрелища, образовался круг, в круге находились они двое. Как же он заснул?

— Прочь, отползай, бульмастифф, тебе здесь не место! — послышался неправильный лай попугая.

Одинокий Воин уже застыл в боевой стойке.

Волк не желал уходить!

Но если он не уйдет… Одинокий Воин все равно рыкнет ему свое краткое решительное: «Уйди!» — ради этого требования Одинокий Воин вынужден будет на миг покинуть обретенное, собранное из таких вот мгновений состояние, и как знать, именно чуточки не хватит в поединке с неведомым противником.

Волк задавил воспитанное со щенячьих писков чувство коллективной обороны, задавил гордость бойца и отступил. Покинул арену. Бросил недавнего страшного врага.

Наедине с врагом новым.

Как галдели наглые птицы!..

Коршуны клекотали, грифы восседали, раскинув крылья, орлы, напротив, собирали крылья и высились надо всем строго, заняв самые верхние места. Ястребы переругивались с соколами, делая ставки. Незнакомый попугай с красным ухоженным хохлом вступил на специально насыпанный песок и закричал что-то…

А желто-зеленый попугай-знакомец тут же перевел для Одинокого Воина:

— Ты вступаешь в поединок по собственной воле и находясь в добром согласии с народами воздуха, так?

Не меняя положения, Одинокий Воин кивнул головой.

— Надо сказать вслух. Послышался утвердительный рык.

— В случае победы, ты получаешь услуги по преодолению расстояния отсюда до границ царства слонов для двух персон. В случае поражения, ты предоставляешь свое тело народам воздуха. Ты согласен? Надо сказать вслух.

Утвердительный рык повторился.

— Узнай: твой соперник — последний змей, беглец от крокодилов, боевой питон, нашедший приют в недосягаемых горах, где мы находимся. Он побеждал в поединках двадцать три раза! Теперь, когда договор объявлен и подтвержден, начнем!

Волк оцепенел. На арену выползало нечто кошмарное. Эти никчемные торговцы, подлецы, предатели, трусы орали, а оно ползло. Оно всё ползло и ползло.

— Желаю удачи, соратник! — прокричал переводчик. И приземлился рядом с волком.

— Давненько они не видывали свободного тигра! Как думаешь, нашего друга съедят?

— Кто? Питон?!

— Зачем питон? Дадут питону, как же! Он здесь в гостях.

— А кто?!!

— Проигравшего ждет пиршественная церемония. Героически погибший тигр — для грифов лучшее лакомство. Да еще того… ритуальное. И орлы не откажутся.

Волк был голоден. Давно, в оттяжку, по-волчьи, у племенных костров о таком затяжном голоде не знавали. Но сейчас он бы отвернулся от любой еды.

Он щелкнул зубами…

И тем не менее, на арене для него места не было.

Боевой питон смотрел осмысленным взглядом живого существа, не забывающего, что все похожие на него умерли. Возможно, он и не был самой последней разумной змеей, или, как называли разумных ради отличия их от диких, самым последним змеем. Не исключено, где-то еще в дебрях, в расселинах, спрятавшись от мира, от света, осознавал себя какой-то еще змей, или даже подобных отшельников было несколько. Какая разница? Они больше не возродятся… Уничтоженное крокодилами, вычеркнутое из списка сознание гипнотизировало кристальным взором Одинокого Воина.

Волк поймал взгляд, адресованный не ему. Всего частицу, ее хватило, чтобы почувствовать волю хозяина. То общее, по которому тоскует всякий бульмастифф, единое, притягивало к себе, вбирало, советовало расслабиться, по-хорошему, по-дружески.

Взгляд был адресован противнику. Поэтому волк лишь попробовал на вкус липкую вечность. Неподвижность предназначалась исполосованному черными линиями огненному кошачьему телу. А за ней смерть в объятиях.

Питон раскачивался долго… Жаль, что нельзя душить птиц, он у них в гостях. Последний змей действовал наверняка.

Попугай с красным хохлом упал в обморок. Ястребы тут же увеличили ставки.

Единственный глаз, умеющий по природе своей сопротивляться древнему гипнозу, был крокодилий холодный глаз. Питон знал это и ненавидел крокодилов.

Зеленый глаз с вертикальным зрачком не имел изначальной сопротивляемости. Но зеленый глаз с вертикальным зрачком мог приобрести ее, вытренировать, отказываясь от ленивых ночей и групповых кошачьих оргий. Надо было стать монахом, затворником, чтобы довести вертикальный зрачок до такой степени непроницаемости и в то же время до такой скорости реакции. Нужен был целый культ одиночества.

В отрезанных от мира горах питон проспал появление этого культа.

Змей бросился, сумев направить огромное тяжелое тело. И встретил пустоту.

Одинокий Воин увернулся. И замер в стороне, с тем же видом загипнотизированной, неподвижной жертвы.

Битва змея и тигра продолжалась.

За час зрители увидели три броска питона и один ответ тигра. Уважительная тишина сменилась в итоге знакомым гвалтом, только усиленным от крайнего возбуждения азартных пернатых.

Волк почти не слыхал шума. Он следил за Одиноким Воином. Он затаил восхищение. Там, на арене, сам он был бы уже три раза мертв.

Даже хуже чем просто мертв.