Я снял тело водителя с сидения, положил его на траву рядом с лысым, и сел за руль грузовика. Мотор завелся легко, и я отправился в обратную сторону по дороге, в надежде отыскать какой-нибудь населенный пункт и заявить о случившемся в полицию.

Почти весь день ушел на заполнение многочисленных протоколов, допросы и прочие утомительные процедуры.

В ходе разбирательств приехал Тулос, которому позвонил кто-то из местного начальства, когда обо мне наводились справки. Мне повезло, что фургон не успел пересечь границу штата, и благодаря этому я имел возможность вернуться к себе домой. Тулос предложил мне проехаться в его машине, и я не стал отказываться. По дороге он еще раз подробнейшим образом расспросил меня о событиях прошлого вечера и ночи, но я уже не мог добавить к сказанному ничего нового.

Особенно его заинтересовало то, что произошло с красавчиком. Шерифу, как и мне, все это также показалось довольно странным. Но он не делился своими соображениями на этот счет, держа свои мысли при себе. Машину всю дорогу вел сержант. Он в течении всего пути молчал, не считая свое участие в разговоре необходимым.

— Я думаю, Марк, что вам необходима охрана, — сказал шериф, когда мы подъезжали к моему дому. — Я с вами сейчас оставлю сержанта, а утром его сменит кто-нибудь другой.

— Как скажите, шериф, — согласился я.

— Так будет безопасней, — шериф сделал неопределенный жест рукой.

Меня это вполне устраивало, так как боль в затылке постоянно напоминала мне о поворотах судьбы, ставших в последнее время чересчур резкими.

Мы прошли ко мне в квартиру. Во всех комнатах царил полный разгром. Вероятно, бандиты что-то искали, не теряя времени даром в ожидании моей персоны.

— Мне ужасно не везет в последнее время, — я вымученно улыбнулся.

— У вас, Марк, сейчас идет широкая полоса неудач, — сказал шериф. — Представляете, какая карта пойдет к вам в руки после окончания этой черной полосы?

— Если я доживу до этих светлых дней, — вымученно усмехнулся я.

Сержанту для ночлега я отвел гостиную. Там стоял вполне удобный широкий диван. Мы слегка перекусили яичницей с беконом, которую я приготовил на скорую руку. Затем мы выпили по банке «Dreher» и отправились спать.

Не прошло и пяти минут, как до моего слуха донесся переливчатый храп сержанта. Некоторое время он изводил меня своей какофонией, но усталость взяла верх, и очень скоро я провалился в небытие.

Я неистово продирался через плотные заросли орешника, то и дело спотыкаясь о корни, выступающие из земли. После каждого падения я быстро вскакивал и продолжал свой изнурительный бег, подгоняемый неумолимо приближающимся преследователем — полузверем-получеловеком, чья тяжелая поступь приближалась с неотвратимостью рока.

Погоня продолжалась целую вечность, пока я не споткнулся и не упал ничком в заросли лопуха. Силы были на исходе, и мной овладело тупое безразличие загнанного животного, смирившегося со своей участью.

Тяжелые шаги все приближались. Новая волна ужаса захлеснула меня, я вскочил и вновь понесся вперед. Но мне лишь только казалось, что я стремительно продвигаюсь через кусты: ноги были словно вылеплены из глины — тяжелые и непослушные, а обожженные дыханием легкие уже не справлялись со своей работой.

Тяжело дыша, я выбрался на поляну, поросшую высокой травой с мелкими голубыми цветами. Собрав всю волю, я прекратил свой безсмысленный бег, поднял с земли подвернувшийся под руку здоровенный сук, который мог сгодиться в качестве оружия, и обернулся. Кем бы не был мой противник — человеком, или зверем, я знал, что должен встретить его лицом к лицу, как мужчина.

Кусты с треском раздвинулись, и из них показалось нечто — темная масса с нечеткими контурами, отдаленно напоминающая человеческую фигуру под два метра ростом, и только лицо выделялось отчетливо в том месте, где у человека находится голова.

Существо не замедлило своего движения, неумолимо надвигаясь. Когда оно приблизилось ко мне почти вплотную, я замахнулся и ударил увесистой дубиной в верхнюю часть существа. В тот момент, когда произошло соприкосновение дубины с темным ореолом головы, время словно замедлило свой ход, и я с ужасом увидел, как абстрактное, слишком общее человеческое лицо исказилось и приняло очертания лица красавчика, мертвенно бледного и неподвижного как маска. Затем лицо красавчика пошло волной, почти как отражение в зыбкой воде. Когда рябь исчезла, на его месте появилось изуродованное лицо лысого. Оно было подвижно, в отличие от красавчика, и молча шевелило губами, как будто что-то пыталось сказать. Затем поочередно появились мертвенно бледные лица лопоухого и водителя фургона. Все это произошло в доли секунды, растянувшиеся для меня на несколько минут.

Когда дубина обрушилась на темный сгусток головы, я увидел себя — как в зеркале, безошибочно повторяющего свои собственные движения. Я пытался закричать, сорваться с места, но мне не удалось ни то, ни другое.

Проснулся я от удара об пол: во сне я упал с кровати, как когда-то в давно забытые детские годы. Я был весь покрыт холодным липким потом и мои руки дрожали от пережитого кошмара.

Я включил свет и вышел на кухню, щурясь от слишком яркого света лампы. Я достал из холодильника банку пива, нетерпеливо открыл ее и жадно присосался к прохладной влаге. Затем я прошел в ванную и умылся холодной водой.

В висящем на стене зеркале я увидел свое отражение: взлохмаченный, с безумными глазами. Но самое главное — кто-то неподвижно стоял за моей спиной. Я вздрогнул и резко обернулся, чувствуя как волосы на голове поднимаются дыбом.

В дверях, по-хозяйски облокотовшись на косяк, стояла та самая девица, которая накануне в «Дяде Курте» строила мне глазки.

— Привет, — сказала она так, словно мы были старыми друзъями.

— Не скажу, что я рад вас видеть, — ответил я хрипло. Мне было не до любезностей.

— Как вы сюда попали? — удивился я.

— Какая разница? — ответила девица. — Это не важно.

— А что тогда важно?

— Так и будем стоять? Может мы присядем где-нибудь, там и поговорим, — уклончиво предложила она.

— Пройдемте на кухню. А как вас зовут? — задал я вопрос, лишь бы только не молчать.

— Зовите меня Марией, если вам уж так необходимо меня как-то называть.

Внезапно, я вспомнил, где и когда я слышал этот голос раньше — в пятницу по телефону, когда разговаривал с Марией Ягер.

— Ваша фамилия — Ягер?

— Иногда я себя так называю, — ответила она неопределенно и уселась за стол.

Ситуация получила необычное развитие. Мне требовался тайм-аут, чтобы переварить услышанное.

— Сержант! — крикнул я в сторону гостинной. Храп, ранее доносившийся оттуда, прекратился.

— Сержант! Идите-ка сюда!

— Что случилось? — донесся из гостинной недовольный голос сержанта.

— У нас гостья, — ответил я.

Мария все это время неподвижно сидела спиной к двери, ведущей в гостиную. Во время нашего диалога она совершенно не меняла выражения лица, как буд-то происходящее ее мало волновало.

В гостинной раздался характерные звуки застегиваемой одежды, и в дверях появился заспанный сержант с револьвером в руке.

— Кто эта дама? — спросил он не слишком обходительно.

— Спросите у нее, — ответил я довольно едко и добавил:

— Спросите также, как она сюда попала?

— Ваши документы, пожалуйста, — сказал сержант строго и уставился на спину Марии, несколько бесцеремонно оглядев ее с головы до ног.

— Сержант, — сказала Мария не оборачиваясь, — я хочу поговорить с Марком. Не мешайте мне.

— Это Мария Ягер, — заметил я. — Во всяком случае, именно так она мне представилась.

Сержант подошел к столу, за которым сидел я и Мария Ягер, подошел почти вплотную, оказавшись у нее за спиной. В правой руке он продолжал сжимать револьвер, а левой схватил ее за плечо.

Вдруг, я заметил, что сержант дернулся и затрясся всем телом, как если бы через него пустили ток. Он стоял так с минуту, дико вытаращив глаза, не в силах оторвать свою руку от плеча Марии, которая словно не замечала происходящего. Затем от сержанта повалил едкий дым, его зрачки подернулись белой пленкой, отвратительно запахло паленым мясом, и сержант безвольно рухнул на пол, продолжая извергать из себя клубы дыма. На глазах у меня он превратился в жаркое.