Выкрики на ОП затихли. Орудия приведены в боевое положение. Расчеты готовят боеприпасы. На своем месте только наводчик. Он обязан осмотреть материальную часть от дульного тормоза до шкворпевой лапы передка, убедиться в исправности механизмов наводки, прицельных приспособлений, а также доделать все, что упустили в спешке другие орудийные номера.
Телефонистов нет и нет. Занимается рассвет. Что же со связью? Пришел Безуглый. Его тревожил тот же вопрос. Какая база? Я определил расстояние между НП и ОП. 9 километров. Это важно для расчета времени.
Безуглый развернул карту. Долго ориентировал, сначала с помощью наручного компаса, потом подошел к буссоли и, оглядев угасающие звезды в утреннем небе, объявил, что всякая ошибка исключена. Позиция занята там, где указал командир батареи.
Хорошо. Но где же телефонисты? Ищут ОП в другом месте?
Расчеты приступили к расчистке секторов стрельбы. Вместо долгожданных телефонистов прибыл командир батареи. — Отбой...— он не вылезал из кабины,— товарищ лейтенант, дайте вашу карту...
Автомобиль ГАЗ-24 в пыли и грязи. В кузове его много удобных мест. Под шинелями спят разведчики, топографы, связисты. Прижатый в углу сонно кивал головой лейтенант Смольков.
— Восточную окраину Чоповичей пройти не позже чем через восемь часов,— карандаш командира батареи оставлял красную линию, перемещался дальше. Из Чоповичей дорога отклонялась незначительно к востоку, юго-востоку, к железнодорожной ветке, которая ведет из Малина в Коростень.— Имейте в виду,— командир батареи возвратил карту,— у вас не хватит времени на заправку баков, если задержитесь в пути... Выступайте немедленно...
Стук дверцы разбудил лейтенанта Смолькова. В недоумении он обвел полузакрытыми глазами позиции и уронил на грудь затуманенную голову.
— Командир батареи не сказал ни слова про обстановку,— отметил Безуглый,— все дальше и дальше... в тыл... Видимо, на Киев... Напророчил дед...— и подал команду: — По местам!
В дневные часы немецкая авиация не оставляла без внимания дорогу из Коростеня на восток. Незадолго до полудня интенсивной бомбежке подверглась длинная колонна дивизионной артиллерии.
Я наблюдал происходящее с расстояния в один километр. Большая часть конных батарей успела уйти за обочину, рассредоточилась. На дороге остались, в основном, беженцы.
«Юнкерсы» с включенными сиренами бросались вниз один за другим и выходили из пике у самой земли. Местность открытая, прятаться негде. Кюветы заполнены водой. Только справа в отдалении лес.
Беженцы и не пытались укрыться. Бомбежка продолжалась в течение четверти часа, затем «юнкерсы» принялись обстреливать беспорядочные толпы людей из бортового оружия.
Мой тягач подходил к рубежу бомбежки. Последний «юнкерс» взмыл в небо. Отовсюду слышались вопли. Артиллеристы и обозники спешили на помощь беженцам. Среди воронок метались в поисках детей обезумевшие матери. Никто не смог бы видеть без содрогания сердца это страшное деяние войны.
В полдень огневые, взводы миновали контрольную черту — окраину Чоповичей. И снова под крылом «юнкерсов». Не успела улететь одна стая, явилась другая, третья. «Юнкерсы» пересекли дорогу и обрушились на лес в полукилометре. Люди, нашедшие укрытие под гусеницами моего тягача, говорили между собой, что в лесу расположен командный пункт командующего 5-й армией.
Очередной налет «юнкерсов» застиг огневые взводы в селе Крушенки. Внезапно началась гроза. Грохотал гром, молния. Гроза длилась столько же, сколько и бомбежка. Орудийные номера промокли с ног до головы. На сиденье лужа. Возвратился из укрытия Дуров, его окатила вода, скопившаяся на крыше кабины. Дуров улыбается. С этим можно мириться, а вот «юнкерсы»... страшно. Дуров — простодушный парень, в глазах то же, что и в мыслях.
Дорога на восток от Чоповичей вполне сносна — тут пески. Местами слегка поднимается пыль. Остались позади пестрые толпы беженцев, основную массу которых составляли семьи еврейской национальности из приграничных местечек Пугины, Белокоровичи, Новоград-Волынский, Емильчино...
Снова лес, болото на болоте, сыро и сумрачно. Гудят, надрываясь, двигатели, тягачи едва ползут. Командир батареи остановил колонну.
— Сколько в баках топлива? Не задерживайтесь,— хриплым голосом говорит он, возвращая карту. Нанес район ОП, буссоль основного направления, время готовности,— опять они спят... Соблюдайте меры безопасности, все!
На малинском рубеже
Посвящение орудийных номеров в солдаты
Тягач тронулся. Расстояние до огневых позиций по карте — пятнадцать-двадцать километров. Нет ли пути короче?
Топографическая карта содержит много полезных и необходимых сведений. Это неизменный, а зачастую единственный спутник командира-артиллериста в бою и на марше. Положась на карту, он мог найти объезд, увидеть лежащую за горами и долами местность. Правдиво и коротко, не отнимая времени, отвечает карта на многие вопросы: куда уводят дороги с перекрестка, какой характер ландшафта в районе ОП и даже почва, есть ли деревце, укрытие от солнца, крутой ли, пологий склон в лощину и обратно на бугор, где журчит придорожный источник, расстояние до ближней хаты.
Мысленно я опередил колонну. За железнодорожной линией в пяти-шести километрах справа — город Малин. На первом переезде — будка стрелочника, другой — тот севернее — без таковой. Рельсы уложены по насыпи, в отдельных местах — уточняла карта — черная зубчатка подпирала железнодорожное полотно одновременно с обеих сторон. Там — овраг либо лощина. ОП 6-й батареи — севернее Малина, на окраине села Пирожки. Странное название: Пирожки... вроде из поварской книги.
И Малин тоже. Городок упоминался в русской истории профессора Костомарова. Потертый, трепаный экземпляр его труда, уцелевший от конфискации у моего школьного товарища Мити Станкова, мы читали вслух по ночам в школьном общежитии как запретную книгу. Древние поселения славянских племен на окраинах земель Киевской Руси. Городок, кажется, принадлежал одному из князей дохристианской эпохи. Его звали Мал. Непостижимы исторические судьбы: городок избежал переименования и донес имя князя через тысячелетие доныне — Малин.
Воспоминания отвлекали меня. На дороге 122-мм пушка. 5-я батарея. Впереди еще пушки, по всей вероятности, 4-й батареи. Откуда они появились? Дуров не знает, сейчас только заметил.
Я снова принялся за карту. Город Малин останется справа. Дорога вела прямо в район позиции. Шлагбаум на переезде поднят. За обочинами тащатся беженцы — десятки, сотни повозок. Некоторые укрыты по цыганскому обычаю тряпьем — защита от дождя и солнца.
Беженцы увязались за орудием. Кричат все скопом. Машут руками. Всегда они с бесконечными жалобами, просьбами. Орудия перевалили через железнодорожное полотно. Двигаться дальше, вместе с беженцами? Огневые взводы повернули напрямик. Маячат крыши сельских хат. В пределах района ОП обширный кустарник, речка, мокрый луг. Несколько дальше — скотный двор, хаты. Перед глазами село Пирожки в натуральном виде и все то, что изображалось на карте.
Деревья — ольха, береза. В смысле маскировки позиция превосходная. Небольшой уклон в сторону села. Одно нехорошо — гребень укрытия далек даже для пушек. Но... вести огонь не придется. Рубеж села Пирожки от фронта дальше, чем те, где разворачивалась в последние дни 6-я батарея.
В моем распоряжении немногим более получаса. Я знаю, позиции предпочтительно занимать заранее, не принято медлить и тянуть в обрез к сроку.
Орудия приведены «к бою». Закончилась наводка, по- строен параллельный веер. Огневые взводы готовы к открытию огня. К сараям в укрытие для средств тяги ушел прицеп. У орудий возвышаются штабели ящиков. Выгружен один БК, у каждого орудия — 100 снарядов.
Люди занимались работами второй очереди: удаляли с орудий грязь, рыли подсошниковые борозды, трассировали ровики. Те, кому полагалось, готовили ночное освещение. К буссоли подошел Безуглый. — Следы от гусениц замаскированы... что там горит?.. Видно, бомбили... пулеметные очереди... слышите?..— и умолк.
