Уже не раз Степан про себя называл плохими словами сенсацию, которой, скорее всего, и в помине нет. Тем более в этих дебрях. Уже не раз он с ожесточением поправлял на голове тюрбан из смятого пиджака. Уже не раз порывался повернуть обратно, возвратиться в родной город и с горя устроиться на стройку разнорабочим…

Наконец вдалеке показалась крыша.

Журналист приободрился. Ускорил шаг. Вновь поверил в сенсацию. И пусть Генрих Карлович, утопая в своем кресле, говорит: «бесперспективняк» – он все равно сделает лучший репортаж в своей жизни. И судьба вознаградит его за выносливость и семижильность.

«БРАТСТВО» – гласила вывеска на шикарном коттедже, словно исполин возвышающемся над карликовыми деревцами тибетского нагорья.

Русские буквы темнели на этой вывеске. Родные.

Степан смахнул пот со лба и подошел ближе. Кроме русской вывески на доме в самом сердце Тибета, его смущало еще одно обстоятельство: из-за полуразрушенного каменного забора валил черный дым.

Вдруг там случилась беда? Вдруг кому-то нужна помощь?

Он постучал в тяжелую деревянную дверь. Тихо. Стукнул еще разок, посильнее.

– Эй, у вас там все в порядке? У меня есть мобильный телефон! Хотите, я вызову пожарных?

Над дверью со скрежетом открылась металлическая заслонка. Из амбразуры вылез пылесосный шланг с бутафорским окуляром на конце.

Степан замер, глядя на чудо техники. Шланг повернулся в одну сторону, потом в другую, затем слегка отпрянул, словно только что заметил гостя. И убрался обратно.

Степан прижал сумку к груди. Пробормотал:

– Вообще-то я по объявлению. Щиты ведь рекламные висят… И по телефону говорят всякое.

Еще секунду стояла тишина, а потом из-за забора полетели реплики.

– Кто проболтался? – наглый, самоуверенный голос с хрипотцой.

– Я молчал, как акула, – нервный басок.

– Одно дело местные монахи, а другое – на весь мир слава, – голос с восточными нотками. – Всё, допрыгались. Равновесие нарушилось.

– Братцы, что же теперь будет? Конец? – испуганный фальцет.

– Начало. Блин. Внедрение. Предателям. Хана, – металлический баритон.

– Я ж только информашку дал. Денежек хотел заколымить, для общих нужд. А то полгода уже за спасибо вкалываем, – виноватый голос.

– Информашку? – снова наглый с хрипотцой. – Денежек, значит, для общих нужд?

Степану показалось, что после этих слов началась потасовка. Он попытался заглянуть в замочную скважину, но туда был вставлен ключ. Тогда Степан прильнул ухом к двери. Судя по возне и пыхтенью, борьба велась со вкусом.

Заинтригованный, хотя и порядочно напуганный, Степан хотел забраться на забор, но не успел. Над ним кто-то пролетел и брякнулся в пыль.

Журналист вздрогнул и отошел в сторону.

Выброшенный мужик поднялся и стал ломиться в дверь, колошматя в нее кулаками.

– Пустите! Да пустите же, изверги бессердечные!

Степан обратил внимание: после того, как тело с внушительной скоростью покинуло пределы участка, возня прекратилась. Видимо, именно этот мужик дал объявление и против него ополчилось всё…

– Братство.

Слово само слетело с губ.

Путаясь в движениях, Степан достал из сумки диктофон.

Выставленный мужик перестал колотить в дверь, повернулся и уверенно зашагал в его сторону – но явно не для того, чтобы пожать руку или дать эксклюзивное интервью.

– Да ты… Да из-за тебя… Да я тебе…

– А что я? – возмутился Степан, нажимая «запись» и стараясь играть под ситуацию. – Сам же рекламу дал! Торгаш ты, как я погляжу. Этот, как его… – Он поискал слово пообиднее, но не придумал. И выпалил первое, что пришло на ум: – Бюргер, вот ты кто!

Того как змея укусила. Он остановился, словно наткнулся на невидимую стену, и стал хватать ртом воздух. Глаза его расширились. Степан даже немного испугался за мужика.

– Как ты узнал мое имя?

Из-за забора послышалось хихиканье. Потом – металлический голос.

– Новый. Наш. Пацан.

– Ага, лихо Бюргера поддел.

– Так ему!

– Кулио, слезь с загривка. Я тоже поглядеть хочу.

– Что, Бюргерюша, несладко? – сказал, похоже, тот самый Кулио, которого попросили убраться с холки.

После чего невидимый хор нараспев протянул:

– Лаша-а-ара!

– Ребятушки, а вдруг он шпион? Можно я его звездану, а?

– Погоди, Викинг. Мужики, впускайте их – сориентируемся. Гостя, в случае чего, никогда не поздно с утеса сбросить.

Тяжелая дверь со скрипом отворилась. Как в страшной сказке. Степан так и стоял – в тюрбане и пыльной сорочке, сжимая в одной руке жилетку, а в другой – диктофон.

Бюргер смотрел на него с плохо скрываемой обидой.

– Ладно, после разберетесь, – сказал мужик с недельной щетиной на лице и толкнул плечом дверь.

– Как звать? – буркнул Бюргер.

– Степан.

Бюргер какое-то время продолжал хмуро смотреть исподлобья, а потом просветлел и гыгыкнул:

– Стёпик-попик. Я теперь тебя долго стебать буду.

Степан нахмурился и отвел взгляд от наглой физиономии.

Подошел щетинистый. У этого взгляд был не такой хамоватый. Скорее оценивающий, ироничный. В этом человеке чувствовалась сила.

– А чего это у тебя на башке? – бесцеремонно спросил он.

– Пиджак, – ответил Степан и поморгал, отгоняя искорки.

Щетинистый прищурился, почесал в затылке и гостеприимно повел рукой:

– Заходи. Пошуршим о жизни.

Степану оставалось сделать один шаг. Врожденная робость сдавала позиции перед все сильнее разгорающимся любопытством. Но сомнения продолжали грызть изнутри.

Вперед или назад?..

В конце концов, Бюргеру надоело ждать. Он сплюнул и подтолкнул Степана локтем со словами:

– Тормоз какой-то.

Степана провели через просторный внутренний двор, в центре которого едко чадила куча автомобильных покрышек, и пригласили в дом.

Особняк поражал роскошью, но запущенное состояние портило впечатление. На первом этаже, за украшенным облупленными барельефами холлом, обнаружилась просторная зала. Исполинские витражные окна с выбитыми сегментами, подъеденные молью ковры, кронштейны для факелов на стенах, камин, в котором пестрела горка битой черепицы вперемешку с осколками смальты…

Посреди залы стоял обеденный стол черного дерева. Сервированный, но без скатерти. Вокруг – девять стульев. Степан хотел было присесть на один из них, но в столовую вошел бородатый детина в рогатом шлеме и вручил расшатанную табуретку.

– Нет больше, – сурово прокомментировал он.

Щетинистый мужик с прокуренным голосом уселся во главе стола. Судя по всему, именно он руководил сектой.

Степан припомнил, что его назвали Кулио.

Мужик этот отличался не только проницательным взглядом с искоркой иронии. На переносице у него белел небольшой шрам. Он был спортивно сложен, стрижен под полубокс, скуласт. В движениях чувствовалась уверенность.

А еще в этом человеке была харизма. Степан и раньше подмечал: есть такой тип людей, которые умеют располагать к себе окружающих, несмотря на грубые манеры, сарказм и вульгарность.

Журналист продолжил с любопытством изучать присутствующих, жалея, что видеокамера осталась в потерянном багаже.

Вот Бюргер. Гладко выбритый, с хитроватым бегающим взором и нервными движениями. За ним – огромный бородатый мужик, плюхнувшийся рядом с щетинистым. Чем-то он напоминает северного варвара: скандинавский шлем лихо заломлен на косматый затылок, на торсе позвякивают доспехи, а под рукой – тяжелая дубина. Возле гиганта увивается низкорослое существо с длинными засаленными волосами и уродливыми ушами. Вдоль стола статно прохаживается туда-сюда толстый тип в королевской мантии, а в уголке разглядывает саблю мужик с бородкой клинышком. Его крохотные очки гармонируют с аккуратным кимоно. Кудрявый парень в камзоле складен и красив, но до гламурного не дотягивает: все портит черная повязка через глаз. Она делает его похожим на пирата. С подозрительным металлическим скрипом раздвигает стулья крепыш в кожанке и джинсах, сверкая начищенным пистолетом неизвестной модели и скрывая взгляд под солнцезащитными очками.