По его словам выходило, что проходящий по ущелью некогда оживленный Ржаной тракт уже много лет как пришел в запустенье, и только отчаянный смельчак пустится по нему в путь к Арзакене. Кабы не Гиеагр, вряд ли сюда пришли бы все эти люди, которые следуют за ним.

Услышав такие слова, мой друг принялся вызнавать подробности о колдунах и особенно – о разбойниках: давно ли их видели и можно ли с ними как-нибудь снестись, и все такое прочее. Тут в моем животе заурчало, и я отправился к повозке, чтобы перекусить. За моей спиной снова зазвенело серебро – должно быть, Гиеагр приискал для варваров еще работенку.

– Мы можем покинуть Землю стрельцов и вернуться сюда, когда все успокоится, через несколько месяцев, тайно, – сказал я, когда мы остались одни.

– Мне больше нравилось, когда ты рассуждал о тенях в загробном мире, – буркнул Гиеагр. – А то, что ты вякнул сейчас, – недостойно храброго мужа.

– То, что я вякнул сейчас, – единственный способ добиться цели в создавшейся ситуации, – ответил я. – Но, конечно, если ты вознамерился превратиться в утыканную стрелами мишень и тебе наплевать на Фаэниру…

– Ты слишком легко сдаешься, – фыркнул он, – в этом твоя беда. Ты доходишь до конца пути, и когда остается всего лишь руку протянуть, чтобы получить заслуженную награду, ты вдруг разворачиваешься и бежишь прочь.

– Зато ты очертя голову кинешься в любую потасовку, – парировал я, – полезешь драться с самими богами!

Гиеагр выпятил грудь:

– Да. Только так и стоит поступать. Только так добудешь славу!..

– Славу! – Я скривил губы. – Потеху для потомков, которые через тысячу лет придут помочиться на твой курган.

– Смейся, смейся, – проговорил он. – Только не забудь, что коптишь до сих пор это небо исключительно благодаря моей славе. И за то, что гарнизон Арзакены вместе с остальными вояками стрельцов топчется сейчас у городских стен вместо того, чтобы прийти сюда и нашпиговать нас медью, также вознеси хвалу ей, моей славе. Если бы, как ты говоришь, я не был рядом с ней, как мышонок рядом со слоном, давно уж трава росла бы из наших черепов.

– Отлично! – воскликнул я. Меня бесило в тот миг, что этот напыщенный петух не так уж и не прав. – Мы живы только благодаря твоей славе. И что теперь? Чем твоя слава поможет нам в этот раз? Ты собираешься выйти перед пятитысячным войском и гаркнуть так, что все пять тысяч разом наложат в штаны? Или, может быть, слава, отделившись от тебя, встанет за твоей спиной огнедышащим драконом, который спалит наших врагов? А может призовешь на подмогу Хала, раз уж, по твоим словам, он будет оберегать нас, пока не свершит месть?..

– Хватит! – оборвал он меня. – Коли ты не видишь очевидных вещей, я ткну тебя носом. Если бы ты внимательно слушал, то услышал бы, как этот, с весами на лбу, говорил, что варвары не пойдут сюда, а будут ждать в ущелье, по дну которого проходит единственная дорога, ведущая отсюда в Арзакену. Если возвращаться к нашему спору, то что, кроме моей славы смогло остановить их?

– Просто чудесно! – Я постарался вложить в это восклицание весь сарказм, отпущенный мне богами. – Единственная дорога перекрыта вражеским отрядом. Точить меч? Идем на штурм?

– Уф-ф-ф. – Гиеагр устало провел ладонью по лицу. – Как могло случиться, что у столь выдающегося мужа, как Интинор родился столь скудоумный сын? Разуй глаза, Мильк! – Он ткнул пальцем в мой собственный рисунок. Смотри сюда и сюда. Видишь?..

Я тупо уставился на карту. Вверху – долина и жирный полукруг – стена Арзакены. Чуть ниже, слева и справа – острые треугольники гор (по словам разведчиков в этом месте почти нет предгорий, огромные пики рвутся к небу чуть ли не у самых городских предместий). Между горами – узкое длинное ущелье в три парасанга длиной, по дну его течет река, питающая водой Арзакену; слева и справа в главное ущелье вливаются ущелья поменьше, и по ним тоже текут ручьи и речушки, берущие начало высоко в горах, у ледников. Если верить разведчикам, по весне все они вздуваются, превращаясь в беснующиеся смертоносные потоки.

– Сейчас не весна, но воды в этих речках еще предостаточно, – сказал Гиеагр. – Если все пройдет, как я задумал, в Арзакене и пикнуть не успеют.

Дочитав до этого места, я прервался, чтобы успокоить нервы, прогнать темноту в глазах, осторожно разжать побелевшие пальцы и избавиться от желания разорвать папирусы в клочья. Чем думал Мильк, сначала посмев назвать скорпиона «восьминогой гадиной», а потом дав мне прочесть это, – не знаю. Вроде скудоумием парень не отличался.

В конце концов, сумев вернуться в более или менее спокойное состояние, я подумал и… сделал на этом месте в папирусе небольшую прореху. Кто знает, возможно кому-либо действительно будет любопытно ознакомиться с рукописью Милька. А моей терпимостью отличается далеко не каждый.

Странные мысли порой лезут в голову в то короткое время, когда сон уже отступил, но сознание еще не готово работать в привычном ритме. Не то слишком умные, не то абсолютно бредовые, сразу и не разберешь.

Потом вроде бы разбираешь. Становится понятно, что ничего умного в полусонных идеях нет и быть не может. Но выкинуть их из головы, избавиться окончательно от каких-то неясных тревог и волнений бывает не так-то просто.

Примерно то же самое сейчас со мной и происходило. Продрав глаза и увидев над головой низкий потолок тента, я начал думать. Занятие вообще-то правильное, положительное, только время я для него выбрал неподходящее. Сначала не мешало бы проснуться окончательно, плеснуть в лицо пару пригоршней холодной воды, а может, и перекусить чего-нибудь…

Но разум и здравый смысл не всегда идут рука об руку. Мысли меня одолевали, и ничего с этим поделать я не мог. Думал я, что вот лежим мы с Глазом в повозке и мирно похрапываем. Ну я-то, предположим, уже нет, а вот Глаз рулады выводит знатные… В любом случае, доверились мы варвару, который везет нас в своей повозке в Скваманду – как мы полагаем. А откуда я это точно знать могу? Продрых ведь одним богам известно сколько времени. Кажется, вечереет уже. Быть может, коварный варвар, едва только мы заснули, лошадку развернул да прямиком в свою Андронию направился. И окружает нас сейчас почетный эскорт из стражников Непосвященных.

Здравый смысл постарался проснуться и посмеяться над этими абсурдными предположениями. За какими такими бесами сдались Непосвященным два скромных разбойника-скорпиона, никогда в их краях не бывавшие? Тщетно… В дальнем уголке уже вроде бы бодрствующего сознания все-таки неприятно копошился черный комок нелепой тревоги.

Мне казалось, что повозку трясет сильнее, чем должно было – на ровной и укатанной дороге близ столицы. Чудились чужие приглушенные голоса на незнакомом языке. Услышав крик птицы, я почти убедил себя, что такой птицы в наших краях отродясь не водилось…

В общем, помучившись так несколько минут, я, презирая себя и мысленно ругаясь последними словами, повернулся набок и отодвинул полог тента. И в спускающихся сумерках увидел то, что и должен был увидеть, – к дороге жались домишки знакомой мне деревни. До Скваманды оставался час езды, не больше.

Я снова лег на спину. Спать уже не стоит, а вот поваляться минуток пять – десять не мешало бы. Голову свою дурную в порядок привести. Подумать не о воображаемом коварстве варвара, не о несуществующих кознях и интригах, а о чем-нибудь совсем простом, обыденном. Завтрак вот хорош был, да, божественный был завтрак…

Не меняя позы, я почесал в затылке. Нормальный был завтрак. Но ведь ничего особенного – обычная свинина, зажаренная на углях, свежий хлеб, овощи, фрукты. Что я, виноград раньше не видел или год от мяса воздерживался? А ведь готов был чуть ли не по-звериному рычать, зубами рвать мясо… и того, кто попробовал бы у меня это мясо отнять. Да разве только я – Глаз тогда от меня мало чем отличался, ничего мы, кроме еды, не видели и знать ничего не хотели. Странно все это, подозрительно…