Мы поблагодарили Семёна, клятвенно уверяя, что будем идти только прямо, никуда не сворачивая, но этим нам не удалось развеять сомнения в его взгляде.
Я хорошо помню то жуткое чувство, которое охватило нас, едва мы увидали первый полуразвалившийся дом былой деревни. До этого нам пришлось полдня пробираться сквозь густеющий лес, который чем дальше, тем сильнее сплетал вокруг нас свои ветви. Уже всем казалось, что ничего, кроме этих бесконечных деревьев и кустарников, разросшихся до невероятных размеров, вокруг не существует. В какой-то момент мы думали, что заблудимся, но появляющиеся время от времени на пути свидетельства человеческого пребывания, в виде бутылок, пакетов и прочего неубранного мусора, неслыханно ободряли нас. Однако чем больше нам приходилось углубляться в лес, тем меньше этих свидетельств попадалось. В ускользающем свете дня уже не представлялось возможным увидеть что-либо в пределах нескольких метров, но когда разговор о ночёвке в лесу начал приобретать всё более реальный характер, мы неожиданно вышли на поляну, в центре которой увидели избушку, прятавшуюся под высокой елью и частично скрытую огромными лапами веток дерева. Вид этого обветшалого, пустующего жилья был настолько зловещ и угрюм, что наши шаги замерли одновременно. После нескончаемого треска ломающихся веток, тишина вокруг казалась вполне осязаемой на ощупь. Более того – полностью соответствовала значению «мёртвая». И в этой тишине, в преддверии ночи, среди непроходимого леса стояли мы трое, глазея на чёрный, полусгнивший дом, который тоже смотрел на нас своими пустыми проёмами еле заметных в темноте окошек.
- Не под открытым же небом ночевать, - робко произнёс Макс.
Ещё бы! Это только в фильмах подобное мероприятие на пикнике выглядит красиво и романтично. Или при свете дня. Представив, что мы будем лежать в палатке (причём, кому-то из нас троих пришлось бы спать под открытым небом в спальнике), ночью, в лесу, где полно диких зверей, да ещё среди заброшенной деревни…. Такой смелостью в нашей группе не мог похвастать никто. Ведь в случае чего - бежать было некуда, да и позвать на помощь мы не могли. К слову сказать, наши мобильники сели ещё днём, но винить в этом «аномальные зоны» мы тогда не спешили. Так что, заросшая мхом лачуга, хоть и казалась зловещей, но в какой-то мере гарантировала относительную защиту.
Мы достали фонари, и на краткий миг яркие ломтики света разрезали это мрачное и тёмное царство. Перед нами мелькнула ещё довольно крепкая на вид дверь, прогнившее насквозь крыльцо, из которого прорастали тонкие прутья кустарника, а затем, словно по команде, свет наших фонарей погас. Я уверен, что все мы в тот момент подумали об одном и том же, но озвучить догадку вслух никто не решился. Из рюкзака тут же была извлечена керосинка, и спустя пару минут, обветшалая хижина приняла своих новых постояльцев.
В жёлтоватом свете лампы пред нами предстали жалкие останки деревенского быта – три деревянные скамьи вдоль каждой из бревёнчатых стен, грубо сколоченный из досок стол, стоящий в центре одной из двух комнатушек, и несколько почерневших от сажи и копоти чугунных горшков, валявшихся возле такой же чёрной, неуклюже замазанной руками глиняной печи. Над каждой скамьёй чёрными дырами зияло по одному маленькому, скошенному от времени окошку, являя собой зрелище весьма удручающее. Однако все мы слишком устали, чтобы расстраиваться видом брошенного жилья, или, что ещё хуже – вновь размышлять об услышанном проклятии. Но едва Макс установил лампу на столе, Игорёк вдруг вскрикнул, и, наклонившись, подобрал с пола какой-то предмет.
- Вот вам и отгадка таинственных окон, светящихся во тьме! - С этими словами он протянул руку, в которой держал пустую консервную банку из под шпрот.
- Да мы здесь, оказывается, не первые! – воскликнул Макс, с явным облегчением в голосе. – Небось, Семён тут наследил, а других пугает, чтобы не совались. Как же – он самый смелый из всех! Вот и рассказывает небылицы про заколдованную деревню!
Мы с Игорем безропотно согласились, и затем все, обрадованные разгадкой проклятой деревни, принялись располагаться на ночлег. Перед тем как закончить раскладывать спальные принадлежности на лавках, мы обследовали вторую маленькую комнату дома, намного меньше той, в которой устроили спальню, но, не считая старой, покрытой паутиной прялки в углу, в ней ничего не было. Даже окон.
Позже, ворочаясь на неудобном и жёстком ложе, мы лениво вели разговор на отвлечённые темы, но вскоре сон сморил всех троих. Последнее, что я услышал, были слова Макса:
- Странно, вроде в лесу ночуем, а тишина, как на кладбище….
На столе осталась тускло гореть лампа, фитиль которой, в целях экономии керосина, прикрутил практичный Игорёк. Несмотря на ничем не занавешенные окна, свет луны, почему то не проникал в помещение, но выяснять причину этого никто из нас не стал.
Внезапный удар по лицу вырвал меня из объятий Морфея. Я тут же проснулся, больше от неожиданности, нежели от испуга или боли, явственно ощущая на щеке горящий отпечаток чьей то ладони. В комнате стояла тишина, а лампа на столе уже не горела, из-за чего увидеть что-либо вокруг не представлялось возможным. В полной темноте я прислушивался, стараясь уловить движение ударившего меня. При этом недоумевал – неужели кто-то из моих друзей решился на подобную выходку, столь нехарактерную ни для одного из них? Удар был нанесён со всей силы, со злобой, которую я успел ощутить, даже более того - с ненавистью. В ушах звенело от напряжённой тишины, царившей в помещении, но затем я почувствовал, как кто-то осторожно передвигается в этой кромешной тьме, всего в каких-то паре метров от меня. Тело покрылось мурашками, хотя, как ни странно, воздух вокруг был раскалён, как от горящей печи.
- Кончайте, вы… - собственный голос показался мне чужим.
- Тебе не спится? – прозвучал из темноты вопрос.
Это был Игорёк.
Я облегчённо выдохнул.
- Это ты сейчас ударил меня?
Шаги замерли. Как я не прислушивался, но кроме собственного дыхания больше мне не удалось различить какие-либо звуки.
- Игорь, - позвал я. – Не знаешь, почему здесь так темно и душно? И кто лампу затушил?
Было странно разговаривать с темнотой, но ещё более странным мне показалось то, что от моих слов в комнате звучало слабое эхо. Будто я находился в закупоренной со всех сторон коробке.
- Существовал негласный обычай, - почему то вместо ответа начал рассказывать Игорёк. – Если человека подозревали в связях с нечистой силой, то окна его дома замазывали грязью. Так случилось и здесь. Женщина, которая жила в этом доме, была признана ведьмой. Слишком часто она пропадала в лесу, в самых тёмных чащах, куда не совался ни один житель деревни. Изгнать из села её никто не решался, поскольку женщина была уже немолодой. А, может, попросту боялись. Старухе не раз приходилось отмывать окна от грязи, но вскоре таких домов стало появляться всё больше….
- Слушай, - прервал я его, всем телом ощущая дрожь от такого рассказа. – Зажги эту чёртову лампу!
Ответом была тишина. Ни шороха, ни дыхания, ни шагов, вообще - ни единого звука. Только безмолвие и кромешная тьма, бесплотным вакуумом окружающие меня со всех сторон. Прошла, наверное, вечность, однако ничего не менялось. Но я по-прежнему чувствовал, что в этой темноте кто-то стоит прямо передо мной.
- Игорь!– еле сдерживаясь, чтобы не закричать во весь голос, выпалил я.
И тут раздался тихий смех.
Низкий и злобный, почти нечеловеческий. Смех, больше смахивающий на протяжный рык хищного зверя, готового вот- вот прыгнуть на свою жертву из темноты. В следующую секунду я с воплем выскочил из под одеяла, и рискуя врезаться в кого бы там ни было, подбежал к месту, где по моим меркам должен был находиться стол. В одно мгновение мне удалось совершить невероятное – нащупать спички и лампу, и, что ещё более невероятное, поджечь керосинку с первого раза. В панике я выкрутил фитиль лампы слишком сильно, и пламя, взметнувшееся вверх, едва не опалило мне брови. Однако и случись так, я бы вряд ли обратил на это внимание, поскольку едва пляшущий круг света озарил комнатку, моему взору предстало такое, отчего волосы на голове стали дыбом.
