Только теперь Антон заметил, как сильно болит у него шея. Дотронулся рукой и почувствовал, что из раны течет кровь. «Черт! Эта гадина меня укусила!»

Старуха внимательно разглядывала его, выбросив палку.

— Что, цапнула гадина?! Успела-таки! Ну, ничего, жив будешь — не помрешь… Сам-то ее кровушки не испил?

— Я? Кровушки? Да, вроде, нет… как-то нет такой привычки… у-у-у-у! — Антон подобрал с земли свою куртку, нашел в кармане мокрый носовой платок и приложил к ране.

— А куда путь держишь в столь поздний час, молодой человек?

— Живу я тут, на Садовой… неподалеку. Раньше жил…

Старушка подошла вплотную и дотронулась рукой до его лба. Антон не сопротивлялся. Вопреки ожиданиям, прикосновение оказалось теплым и даже приятным.

— Смотри, — прошептала она чуть слышно, одними губами.

Антон закрыл глаза и ярко и отчетливо начал видеть совершенно странные вещи. Вокруг по-прежнему было темно, но он видел все лучше и лучше, все отчетливее… Вот он мчится по переулку, слишком высоко и слишком быстро для человека, подобно, скорее, птице, или летучей мыши. Вот его дом на Садовой. Вот такой знакомый дворик с разрушенным фонтаном… У фонтана шевелятся какие-то тени, они пугаются и разбегаются в рассыпную. Но что-то, или, вернее, кто-то остается лежать на земле… Он приближается… ближе… ближе… И видит себя! Вернее — свой полуголый, изрядно обглоданный труп.

Антон закричал и в ужасе отпрянул от старухи.

— Что? Что это было?

— Это то, что с тобой станет довольно скоро. Через пару часов. Если, конечно, ты пойдешь туда…

— Но что же мне делать?

— А я почем знаю? Что хочешь — то и делай, — старушка повернулась и заковыляла прочь.

— Постойте! Помогите мне, пожалуйста… — Антон готов был разрыдаться, как ребенок, он не знал, что теперь делать, а эта старушка — единственная в этом мире, кто ему помог. — Я вас умоляю, помогите мне!

Бабка остановилась, обернулась и оценивающе взглянула на него.

— Помогу, пожалуй. Но с одним условием. Работник мне в дом нужен, да уборщик. Не хочу, конечно, фантома брать, от вас не знаешь, чего и ждать, но ведь сгинешь же иначе… Пойдем! Годок у меня поработаешь, а там посмотрим.

— Годок?! — Антон опять был ошарашен, правда, меньше, чем когда увидел свой труп. — Простите, а выбраться отсюда как-нибудь можно?

— Откуда?

— Да из этого мира, будь он неладен!.. Ой, простите… вы ведь здесь живете.

— За Предел? Пересечь грань миров? Так это можно! Это — завсегда-пожалуйста!

— Как?

— Да ничего проще нет, мил человек! Вперед ногами! — старушка рассмеялась, не злобно, но как-то беззаботно, как будто анекдот смешной рассказала.

«Очень смешно! Вперед ногами! Нет, пожалуй, я пока к этому не готов… — Антон поплелся за бабкой. — Делать нечего, надо соглашаться, а то, действительно, и до рассвета тут не дотяну…»

— Я согласен, бабушка, я ведь и умею много… И евроремонтик… тьфу ты, черт! И плотничать могу, и кровлю подлатать, и обойки поклеить… и пол это… подмести.

Старушка обернулась и гневно сверкнула глазами:

— Это все хорошо, голубчик, только запомни раз и навсегда: я тебе не «бабушка», меня зовут Екатерина Францевна Хесслер!

— Простите, пожалуйста, Екатерина Францевна… я понял…

4

Тяжелое пасмурное небо отсвечивало на западе розовым. Кронверский пролив казался живым. Быстрые маленькие волны на его поверхности шевелились и поблескивали в темноте, чуть слышно, со звуком, похожим на вздохи, облизывали гнилые деревянные сваи, укреплявшие берег. Ветер гнал туманную сырость с Балтики.

— Каков план, Анна?! — огромный волк потянул носом влажный ночной воздух и с опаской покосился в сторону Петропавловской крепости.

— Не торопи события, Жак, что тебе неймется?.. — стройная женщина в черном плаще задумчиво теребила его холку, глядя куда-то вдаль темными печальными глазами.

На минуту, в просвете облаков показалась луна. Волк задрожал, заскулил, набрал полную грудь воздуха, чтобы как следует взвыть, но получил такую затрещину, что лишь заскулил еще громче:

— За что?

— За то, что ты кретин, Жак!

Неподалеку из зарослей послышался протяжный тоскливый вой. Жак хотел ответить, вернее — не хотел, всего лишь сработал инстинкт, но очередная затрещина опять заставила его заткнуться.

— И твой брат — такой же болван, как ты. Что вы шумите? Не можете часок тихо посидеть? Тащи его сюда, пока я хвосты не поотрывала обоим.

— Простите, госпожа Анна! — из кустов, прижав голову к земле, на поляну вышел Анри, второй волк, брат Жака. — Уж больно место это жуткое. Почему нельзя было встретиться как всегда, на кладбище? — он с опаской покосился на крепость, благо, Кронверкский пролив отделял ее от них, а о двух давно разрушенных мостах напоминали лишь чернеющие балки опор.

— На кладбище слишком многолюдно.

— А здесь страшно! — хором прошептали Жак и Анри.

— Вы что, боитесь Ворлака?

— Да, боимся, и небезосновательно, — проскулил Жак.

— Ворлак — миф. В наши дни это такой же миф, как и Акрон Вольронт, — твердо заявила Анна, но во взгляде ее все же мелькнуло сомнение.

Шерсть на загривках волков встала дыбом при упоминании Ворлака — старшего оборотня, что когда-то служил повелителю Вольронту. И если о самом повелителе уже давно ничего не было слышно, то Ворлака иногда замечали на крепостных стенах. Конечно, ни Жак, ни Анри лично этого не видели, но в его существование свято верили.

По старым преданиям, за подобную резню, что устроили братья-оборотни между своим кланом, Кребье, и стаей Нидхольмов, Ворлак, сто пятьдесят лет назад, спустил бы с них шкуры и подвесил на крепостной стене. Ворлаком их пугали с детства, поэтому появляться вблизи крепости они не любили.

— Анна, кого мы ждем?

— Нестора Карловича и Булыжника.

— Может, пойти все-таки на кладбище, съесть кого-нибудь? — Жак с тоской заглянул ей в глаза.

— Надо вытащить Алексея из острога. Вы знаете, я все равно не успокоюсь, пока не сделаю это! Если у вас кишка тонка — проваливайте, но больше не приходите! — глаза Анны гневно сверкали, даже начали светиться.

Не к добру это. Жак и Анри притихли. Они боялись Анну и любили Алексея. Он приютил их, голодных и ободранных молодых щенков. Без него их бы уже давно разодрали Нидхольмы, или они издохли бы от голода. Но вытащить его из острога… Да потом не только стая Нидхольмов, но все глуты и жандармы будут их искать. Это безумие!

Неожиданно зашевелился средних размеров валун под боком Анри. Волк подскочил и ощетинился, но быстро успокоился.

— Черт возьми, Булыжник! И давно ты здесь? Это ж надо, так незаметно подкрадываться!

Камень медленно развернулся, приняв форму ящера, небольшого, полметра ростом, но с весьма внушительными зубами.

— Булыжник! — обрадовалась Анна. — Ну, как, удалось что-нибудь разнюхать?

Жак и Анри поудобнее устроились в центре полянки у старого костровища, где ровную землю покрывала пожухлая осенняя трава. Они знали, Булыжник — мастер все разнюхивать. И сейчас он выдаст все городские новости. И времени это займет немало. Анри зевнул.

— Много всего странного произошло за последний день, — голос ящера шипел и потрескивал, что выдавало в нем волнение. — И, возможно, произошедшее нам на руку, если правильно распорядиться информацией и заключить полезные союзы.

— Мы не можем больше ждать, боюсь, у Алексея нет времени, — Анна была полна решимости. — Если никто со мной не пойдет, я пойду одна.

Она принялась расхаживать по поляне. Ветер теребил ее плащ, сбросил капюшон и играл черными волосами. Под плащом мелькало красное платье. Элегантное, но немного вычурное, Анна редко надевала его. Подвенечное платье матери… оно придавало сил и уверенности, но навевало мрачные мысли и воспоминания. Но сейчас Анне хотелось быть сильной, а все мысли заняты были лишь Алексеем.

— Не горячись, Аннушка, — Булыжник заговорил мягче, только он, да еще Нестор Карлович осмеливались называть ее «Аннушкой», остальным это стоило бы жизни. — Не горячись. Подожди. Дай мне все рассказать, а потом сама решишь, как поступить.