В Эргосе также царило уныние. Радость успехам своего короля была не особенно искренней, потому что это были одновременно и успехи Мондарка, извечного врага всех хаббадцев, и смириться с этим новым союзом был готов далеко не всякий. Аделла, столь радостно смотревшая еще совсем недавно в будущее, была мрачнее грозовых туч. Разбираться в деталях, что именно повергало принцессу в такое состояние, он не стал, считая неэтичным рыться в голове знакомых, но очевидно было, что ее взаимоотношения с мужем оставляли желать лучшего. Может быть, это открытие и помогло Руффусу легче смириться с мыслью о неизбежном противостоянии Серроусу, потому как в минуты откровенности с самим собой он признавал, что завидует брату, будучи тайно влюбленным в юную принцессу, и теперь не может простить ему обид объекта своих воздыханий. Это, конечно, отдавало мелочностью, но должно же хоть что-то поддерживать в нем готовность к столкновению. Абстрактные соображения относительно судьбы Хаббада, как это ни странно, никак не могли вырасти настолько, чтобы стать поводом к братоубийству.

Интересно, как относится к этому сам Серроус? Ведь он точно так же прекрасно знает, что их ждет в самом ближайшем будущем. Наверное, он старается вообще не думать на эту тему, с полной отдачей уходя в текущие заботы, стараясь решать лишь те проблемы, которые стоят перед ним прямо сейчас. По крайней мере, это было бы вполне в его духе…

По звуку осыпающихся камней, Руффус распознал приближение Валерия. Сегодня, отоспавшись и отдохнув, чародей выглядел существенно лучше. Лицо посвежело, в глазах пробудился привычный глубинный блеск, мешки под глазами спали.

— День добрый, — помахав рукой, приветствовал тот.

— День добрый, Валерий, присаживайся, — рукой Руффус показал на камень, отдаленно напоминавший своей формой кресло. — Здесь хорошо думается.

— Я знаю, — чародей устроился. — Я сам всегда любил приходить сюда.

— Как отдохнул? — попытка скрыть повисшую в воздухе неловкость за абстрактным вежливым вопросом получилась неудачной.

— Спасибо, — Валерий перекатывал носком сапога небольшой камушек, испытывая, по всей видимости, те же проблемы. — Вот, думаю отоспаться у тебя еще пару деньков, и отправлюсь попутешествовать…

— Не выйдет, — как-то отрешенно произнес принц.

— Это почему это? — чародей наигранно встрепенулся. — Мало что ли на мою долю хлопот выпало? Пора и о себе подумать.

— Валерий, — Руффус пронзил его грустным, но острым, словно стилет, взглядом, — тебе не удастся спрыгнуть с телеги на полпути. Мы все обречены пройти его до конца.

— Ты знаешь, — перекатывание камушка стало существенно более нервным, — не я заварил эту кашу. А натерпелся — сполна. Кто и чем сможет скомпенсировать те годы, что я провел в Эргосе…

— Ты жалеешь о них? — в глазах принца читалась ирония. — Хочешь сказать, что напрасно втянул меня в эти игры? Хочешь сказать, что лукавил, доверительно делясь со мной соображениями высшего порядка, идеями об ответственности перед миром?

— Нет, конечно…

— Думаю, мы все не рвемся в бой, — Руффус с удивлением отметил, насколько легко у него вылетают эти слова. Как недавно он и подумать-то не мог — поучать Валерия. — Даже Странд (как бы он не скрывал этого за радостью от того, что я оставил его в этом мире, подобрав сердце мага) не в восторге от необходимости продолжения этой вечной борьбы. Думаю, он совсем не прочь сбросить со своих плеч ответственность за Хаббад, пусть и такой ценой. Мы все здесь — не фанатики с горящими глазами, но каждый должен сделать свое дело, прежде чем строить планы о веселом времяпрепровождении.

«Ты никогда не говорил мне, что так думаешь».

«А ты и не спрашивал. И все же я прав, не так ли?»

«Боюсь, что да».

— И кто же, как не ты, — продолжил принц, — втянул меня в этот кошмар, а значит не тебе бросать меня на середине дороги.

— Ну да. Да! — Валерий подскочил и принялся расхаживать по террасе, спотыкаясь и сбиваясь с шага. — Разумеется, я знал все это, идя сюда. Конечно, я не собираюсь уходить в кусты, но можно же немного поломаться. Если б ты знал, каково оно, торчать в подземельях, когда дважды в день к тебе наведывается палач, а ты начинаешь чуть ли не радоваться ему, как возможности увидеть живого человека… — он продолжал шагать, энергично размахивая руками, но продолжение монолога предпочел не высказывать вслух. Немного успокоившись, он сел и продолжил: — Извини. Если честно, я настолько привык сам манипулировать людьми, что мне крайне трудно пережить осознание того, насколько искусно Странд умел манипулировать мной. Естественно, я с тобой.

— Спасибо, — лишние слова могли теперь только помешать. — Пойдем домой?

— Хорошо.

И они стали спускаться вниз, к залитому солнцем лугу.

«Что делать, что говорить? Мы, вроде бы, договорились, оба хотим пойти навстречу друг другу, но чего-то не хватает, чтобы началось потепление…»

«Надо начать действовать. Когда меньше будет времени на копание в себе, отношения сами начнут налаживаться».

Иногда Руффус не мог разобрать, общается ли он со Страндом или же просто ведет какой-то внутренний диалог, но в любом случае со здравостью этого мнения трудно было поспорить, так что на том он и порешил остановиться.

У дома их уже поджидали застывшие в весьма выразительных позах Аврайа, извергающая устрашающие клубы дыма, и молодой человек (ну, так сказать, молодой человек, в смысле нестарый, потому как Руффуса-то он, по всякому, раза в полтора постарше был), побледневший, словно свежеотстиранное полотно, и прижимающийся к стене в тщетной попытке просочиться в стыки между камнями. Одет он был в удивительно добротный дорожный костюм, видимо очень дорогой, но строгий и без излишней вычурности. Именно это и стоило называть стильной одеждой. Правая его рука была плотно сжата в кулак, а в левой он едва удерживал поводья бешено метавшегося коня, не желавшего находиться вблизи огнедышащего чудовища. Судя по всему, это обычная реакция всей лошадиной породы при первом знакомстве с драконами, ведь впоследствии его, Руффуса, конь привык к Аврайе и спокойно, если не с удовольствием, переносил ее общество.

Больших сомнений в том, кто, собственно, стоял у стены с выражением неподдельного ужаса на лице, — не было.

— Добрый день, путник, — начал Руффус, знаком показывая Аврайе, что представление с драконом — пожирателем принцев в главной роли можно и прекратить, — извините за столь негостеприимный прием, — как только Аврайа отошла подальше и мирно уселась, сложив крылья, гость попытался овладеть собой и принять исполненный достоинства вид, впрочем, без особого успеха. — С чем пожаловали к нам?

— Мне нужно к великому магу Малойану, — сообщил он, судорожно вытягивая перед собой, словно пропуск обратно в мир живых, путеводный талисман, совершенно такой же, какой был в свое время у Руффуса, на раскрытой ладони. Перстенек отличался лишь тем, что стрелка над изумрудом была не голубого, но огненного цвета. Стрелка бешено вращалась, недвусмысленно свидетельствуя, что цель путешествия достигнута, но сам гость никак не мог определиться, к кому, собственно, обращаться, перебегая взглядом с Руффуса на Валерия. Утвердившись в мысли, что великий маг не может выглядеть семнадцатилетним юношей (почему, кстати, он и сам бы никогда не ответил), обратился к Валерию. — Я наследный принц Солкран из династии Строггов, властителей Хаббада, — при этих словах Руффус невольно поперхнулся, но справившись с собой вновь принял отстраненный вид, — и прибыл сюда по поручению моего отца императора Луккуса, с просьбой о помощи Хаббаду. Отец сказал мне, что этого перстня будет достаточно для того, чтобы вы приняли меня.

— Все замечательно, принц Солкран, — Валерий расплылся в излюбленно иронической улыбке, — за исключением того, что я не являюсь великим магом Малойаном.

— А тогда кто же? — поинтересовался Солкран, недоверчиво косясь в сторону Руффуса.

— Его вообще здесь нет, — сообщил Валерий, — но знак принесенный вами — подлинный, а значит вы найдете помощь, как и было обещано вашим предкам.