В два приема вскрыв чемодан принесенным из инструментального шкафа «фомичем» и посмотрев на содержимое, я лишь сплюнул. Иностранец спасал деньги. Ровными пачками в чемодане были уложены новенькие незнакомые мне бумажки с надписями на английском. Банкноты достоинством в сто и пятьдесят тугриков. Более всего они напоминали европейские деньги с созвучным названием, но на правом поле этих был оттиснут голубого цвета американский континент, а в качестве символов использовались всякое зверье и бабочки. На пятидесятиамеровой банкноте, к примеру, – лань, а в левом нижнем углу аббревиатура – «50А». Значит, доллар умер, здравствуй, новая деньга!.. Ну, вот и реформу под шумок провели, и нет ничего нового под солнцем. А наши российские любители тырить импортные дензнаки опять в пролете. Что за жизнь пошла, никому верить нельзя, а ведь какая гордая была надпись на «зелени»: «Мы верим в Бога»… По виду это были несомненно американские деньги, но точно не доллары, да и про религию ни гу-гу. Ссыпав все деньги в заплечный мешок, я еще раз посмотрел на труп наемника. Не повезло тебе, приятель, зарплату уже не потратишь. Убойная штука этот потомок «вэ-иксов»{4}, нужно отдать иностранцам должное – отрава у них получается знатная. С трупами придется что-то придумать, хотя и не знаю, сколько времени у нас есть, чтобы как следует тут пошуровать на предмет приодеться и добыть нормального оружия.
Сойдя с крыльца и больше не оглядываясь, быстро иду к ангарам. А вот и закрома. Что-то тут не так…
Как только отчетливо, в деталях, стали видны двустворчатые двери, появилось нехорошее чувство, будто военное счастье поворачивается к нашему летучему отряду боком. На дверях имелся врезной кодовый замок с рядом кнопок и прорезью для пластиковой карточки.
– Бля!.. – Мишка смачно сплюнул и выругался многоэтажно, дергая за длинную ручку двери. – Закрыто! Где мы тут карточку найдем? Хрен знает, у кого она.
В чем-то приятель был прав, но, видимо, постоянный стресс так на мне сказался, что решение проблемы пришло мгновенно. Махнув рукой в сторону навеса, где стоял внушительный армейский грузовик в камуфляжных пятнах, похожий на грязного бегемота, я знаками послал туда спешащего к нам Варенуху. Поняв, что мне нужно, водила метнулся к грузовику и без лишних вопросов полез в кабину. Чихнув стартером, иностранная «полуторка» завелась и дважды мигнула нам фарами. Подойдя к машине, я указал приятелю на шкаф с инструментом, заслоненный бортом грузовика.
– Михась, быстро найди там верхонки, бухту с буксировочным тросом и кидай все это в кузов. Не хотят открывать по-хорошему, значит, церемоний разводить не будем… Да, – вспомнив, что они с Варенухой народ курящий, киваю на командирский домик, – там у окна целая коробка с куревом, натырили, видать, из сельских ларьков, бери свою отраву, не то уши опухнут.
– Опа! – веселое настроение на миг вернулось к приятелю, глаза заблестели. – Значит, живем! Семеныч, пошли куревом разживемся, иностранцы угощают!..
Галопом оба моих спутника кинулись в указанном направлении и скоро вернулись, неся в руках по картонной коробке. На лицах светилась неподдельная радость. Я усмехнулся про себя, осматривая фронт работ. Человек так устроен, что даже в самые паршивые минуты любая приятная мелочь может вернуть его к жизни. Сам в недавнем прошлом заядлый курильщик, я прекрасно их понимал – пусть хоть что-то будет как прежде. Например, курево…
…Подогнав машину и развернув ее кормой к воротам склада, мы принялись за взлом. Трос был очень удобный, с двумя регулируемыми карабинами и защелкой. Зацепив один конец за непонятное ушко чуть ниже левой створки складской двери, а другой за крюк под задним бампером грузовика, мы в раскачку взломали сначала первый, а затем и следующий ангары с трофеями. Было это не столько трудно, сколько затратно по времени: раскачивать нужно было аккуратно, чтобы сильной встряской не своротить чего-нибудь взрывчатое внутри помещения. Оставив Варенуху с Мишкой отцеплять буксир и возиться с «полуторкой», я приступил к осмотру хранилищ. Войдя в помещение первого вскрытого склада, сразу отметил, что тут собрано обмундирование, которое сердобольный импортный каптер рассортировал крайне скрупулезно: отдельно сезонное и демисезонное обмундирование, отдельно обувь, головные уборы и даже нижнее белье. Везде аккуратные мультиязычные бирки со штрихкодом; от одежды исходил тонкий аромат какой-то отдушки. Мельком осмотревшись и наметив ряд вещей, которые понадобятся прямо сейчас, я быстро направился в соседний склад, где, по здравому разумению, должно находиться самое необходимое нам в настоящий момент – оружие. Тут тоже царили контроль и учет: слева тянулись стеллажи с боеприпасами, справа высились стойки с разнообразными марками «стволов» и сложенные в штабеля армейские ящики с оружием. Повсюду наклейки на английском, немецком и французском языках. Когда мы шли сюда, в воображении рисовались груды ржавого, покоцанного оружия, несущего на себе следы жестоких побоищ, одежда с пулевыми отверстиями и пятнами крови, снятая с трупов. Но подспудно росло и крепло ощущение, что будет все именно так, как я вижу наяву: холодно, бездушно и прагматично. Неожиданно я понял, что вот уже пару минут просто стою и пялюсь в пространство перед собой, а мои партизаны стоят рядом и комментируют увиденное.
– Эва, сколь всего нахапали! – Варенуха уже где-то добыл себе кусок ветоши и деловито счищал грязь с больших, похожих на совковые лопаты, рук. – Что же, все у наших отняли?
– Не обязательно отняли, – Мишка уже не выглядел подавленным. В голосе приятеля слышались нотки раздражения. – Смотри, ведь даже еще советское, есть вот штампы еще восемьдесят девятого года! Может, генерал какой пиндосам подарил, а солдатиков под ракеты подставил, чтоб не занашивали казенное! Нет, Антоха, хоть убей не пойму, как это все случилось, да еще так быстро?! Есть же и у нас техника новая. Спутники, корабли, оружие ядерное, мы же были такие сильные, а?..
Все эти вопросы я уже где-то слышал и, что страшило сейчас больше всего, точно знал, откуда это «дежавю». В детстве и на протяжении почти всей своей недолгой жизни я любил смотреть фильмы о войне. Больше всего нравились те, где наши советские солдаты и командиры без колебаний и очень уверенно побеждают хоть и сильного, но все же уступавшего нам почти во всем врага. Те же, где рассказывалось о горьких днях первых месяцев войны, поражениях, отчаянии, я особо не жаловал. Распробовал эту горечь я только после того, как сам побывал на войне настоящей, но с горечью приходилось признать, что с подвигами дедов сравнения нет никакого. Духи, даже хорошо вооруженные и местами грамотно руководимые, с немцами и их отлаженной армейской машиной на одну доску поставлены быть не могут. Это не умаляет заслуг тех, кому довелось поучаствовать в обеих чеченских заварухах, – дрались хорошо, себя не жалели, стыдно не было ни грамма. А вот когда против тебя во весь рост поднимается точно такая же армейская машина, но движимая чуждой идеологией, с совершенно иным взглядом на то, как нужно воевать… Деды имели за плечами мясорубку гражданской войны, потом мелкие стычки с япошками и тяжелый опыт белофинской кампании. Но было и еще кое-что: их вела и поддерживала ИДЕЯ. Вера часто бывает важней пушек и танков. А что есть у нас? Только жидкая мешанина из православия, гнилых идей предателей-диссидентов да абстрактных призывов к защите Отечества. Когда мы воевали, всех накрепко спаяла ненависть к духам, желание мстить за павших друзей. Про все эти заморочки с возрождением монархии, битием поклонов у икон и вдыханием фимиама никто не заикался. Да еще этот власовский флаг[9] на рукаве… Нет, во время службы я про такие нюансы старался забыть, держа в уме родное, серпасто-молоткастое привычное красное знамя бригады. Фиг его знает, что хотели тогдашние, теперь уже бывшие хозяева страны, когда выбирали этот флажок как государственный символ. Вообще, от политики и всяких там ревизий истории всегда держусь как можно дальше: тихо смотрю советские фильмы, залитые на старенький домашний комп, и редко включаю телевизор. Этот лживый ящик стоит у меня на холодильнике, там я иногда слушал новости или включал какой-нибудь канал, где рассказывают про еду или рыбалку. Теперь уже все это кажется таким далеким, словно и не со мной было.
