— Михаил Сергеевич, но в Форос миллионов 50 вбухали. Читатели подсказывают, что и эскалатор там к воде в 15 тысяч долларов обошелся,— говорят гос­ти.

— Строили. И во всем мире резиденции строили и строят. Но вместе с форосской дачей для местного населения были построены берегозащитные сооруже­ния, построена дорога, установлен телетранслятор, во­допровод проведен.

Журналисты восхищенно:

— Если бы в каждом селе отдыхало бы по руково­дителю, эх, и жизнь была бы...

1992 год. Кто только не считал своим долгом ляг­нуть вдогонку ушедшую с политической сцены совет­скую власть. Давней обидой поделился и знаменитый певец Юрий Антонов:

— Несколько лет назад я отдыхал в Крыму со своей девушкой. И вот возвращаясь в Москву, в аэро­порту мы зашли в депутатский зал на несколько минут выпить кофе и отдохнуть. А там находился секретарь ЦК и кандидат в члены Политбюро Борис Пономарев. Уже потом мне передали, что его жена очень воз­мущалась, что вот до чего они дожили — какой-то артистишка летит с ними одним классом и позволяет себе приходить в элитарный депутатский зал.

— А вы были депутатом?

— Нет, конечно.

1993 год. Геннадий Хазанов философствует:

— Бедных всегда больше, чем богатых, значит, всегда будет большинство недовольных. И достаточно спровоцировать их пойти и начать отбирать у бога­тых... Был уже такой прецедент в нашей истории; ну отобрали, и что дальше? И была страна, вооруженная до зубов, с закрытыми границами. Ее и уважали-то только из чувства страха, а она кичилась этим, как бандит, который испытывает удовольствие от того, что его боятся.

Такое вот заключение. Может быть, оно следствие следующего признания кумира московской публики:

— Я искренне жалею, что очень небрежно учился и не познал даже каких-то азбучных основ культуры, литературы, истории. Пожалуй, вот об этом я жалею больше всего— о том, что в юности практически не воспользовался возможностью учиться...

Любимое слово бывшего члена Политбюро ЦК КПСС, а ныне президента независимого Азербайджа­на — «реализм». Отвечая почти на любой вопрос, он говорит: «Если смотреть на вещи реально», «Если исходить из реальностей», «Надо дать себе отчет, как реально выглядит картина».

Выступая в 1997 году в американском городе Хью­стоне, Алиев сказал, что в 1975 году, когда Баку и Хьюстон стали побратимами, он верил в то, что когда-нибудь делегация независимого Азербайджана приедет в Техас.

— Вы действительно верили в это?— спросили у него на пресс-конференции.

— Это чувство всегда было. Но одно дело чувство, а другое — реальность. В те годы, я, конечно, реально не допускал, что такое возможно. Но в то же время распад Советского Союза абсолютно закономерен. То, что швы, его соединяющие, могут распасться — такое чувство было....

Из откровений депутата Госдумы певца Иосифа Кобзона:

— Я помню, когда 7 ноября 1987 года напротив мэрии шел концерт, в толпе был Ельцин. Еще первый секретарь горкома, но уже опальный. Я выделил его из толпы, посвятил песню. Потом он пришел за кулисы, обнял, поцеловал.

Мы оба с ним были народными депутатами. Боль­шинство от него отворачивались, а я демонстративно с ним общался...

29 декабря 1995 года, сразу же после парламентских выборов, выступая в Российском государственном гу­манитарном университете, Лужков заявил:

— Итоги выборов меня беспокоят. Причем не столько результаты голосования, сколько то, как оце­нивают эти результаты руководители движения «Наш дом — Россия». Я уже не раз слышал, что они удовле­творены ими... Лично я считаю, что для партии, кото­рая находится у власти и которая располагает мощ­ными средствами косвенной агитации, 10 процентов голосов являются чуть ли не последним звонком...

— В каких отношениях вы с коммунистами? — спросили у кинорежиссера Станислава Говорухина. — Вас с ними то разводят, то объединяют...

— Я с ними развелся еще тогда, когда снял «Так жить нельзя» и «Россия, которую мы потеряли», где речь шла и про их Ленина.

— Тогда вы расходились со старыми коммунис­тами, сейчас, говорят, появились новые...

— Самые страшные коммунисты — во власти. Зю­ганов вызывает у меня симпатию, это интеллигентный, образованный человек, но за ним стоят такие люди, как Макашов. Для меня это малопривлекательно. Я и в партии никогда не был, а меня ведь туда затаски­вали, но я понимал, что вступить — значит, предать свои идеалы.

Накануне своего 75-летия Александр Яковлев, быв­ший член Политбюро и один из архитекторов гор­бачевской перестройки, говорил:

— Мы и есть люмпенское государство. В семнад­цатом году зародились как уголовники — захватили власть, потом провели уголовную гражданскую войну, потом репрессии, концлагеря и прочее.

Дальше он разъяснил, что помогает ему сохранять оптимизм и жизнестойкость под потоками обвинений только одно — чувство юмора. Сейчас он сказал сво­им помощникам, чтобы те не давали ему статьи с на­падками на него. А вообще всего два раза не сдержал­ся. Когда «такой гном человеческий, как Крючков» обвинил его в связях с некими иностранными спец­службами.

— И второй раз, когда Макашов заявил, что я в войну не был на фронте. Конечно, задело, что какой-то стервец вдруг мне, заработавшему три бое­вых ордена, бросает такое обвинение.

Одна из оппозиционных газет тут как тут: три боевых ордена? Если советское государство зароди­лось в семнадцатом году как уголовное, то позво­лительно спросить, какого рожна понесло честного человека на фронт защищать уголовников, а потом ревностно служить им в их главной малине почти полвека?

В СССР плата за жилье была настолько низкой, что рассматривался вопрос вообще отменить ее. Госбюд­жету, покрывавшему львиную долю расходов, нетруд­но было целиком взять их на себя. Зато достигался бы пропагандистский эффект— вот, мол, яркая демон­страция преимуществ социализма: советские люди жи­вут в квартирах, не платя за это ни копейки.

Бывший последний глава советского правительства Валентин Павлов развеял иллюзии о безоблачной жиз­ни в СССР:

— В те времена, естественно, умалчивалось, что всем работавшим государство не доплачивало три чет­верти заработанного. И насчет отсутствия эксплуата­ции в стране рабочих и крестьян тоже сказки. Она превышала эксплуатацию в капиталистических стра­нах в четыре раза!

У лучшего немца Михаила Горбачева спросили, знает ли он иностранные языки.

— Нет,— признался экс-президент СССР.— Боже мой, и с русским проблемы... Я же наполовину рус­ский.

Михаил Сульман— исполнительный директор Но­белевского фонда. Его деда — Рагнара Сульмана — Альфред Нобель назначил своим душеприказчиком. Отец Михаила Ральф в начале пятидесятых был по­слом Швеции в СССР. Михаил ходил в 110-ю москов­скую школу у Никитских ворот.

— Говорят, ваш отец был уникальным диплома­том, не допустившим ни одной ошибки? — спросил корреспондент.

— Разве что однажды из-за меня. Встретился как- то в Кремле с Буденным и говорит ему: «Мой сын учится в одном классе с вашим внуком!» Старенький Буденный был просто взбешен. «Это мой сын, а не внук!» — говорит.

Вячеслав Никонов— внук Вячеслава Молотова. Вячеслав Алексеевич — доктор исторических наук, ра­ботал в МГУ, в ЦК КПСС, в аппарате президента СССР Михаила Горбачева, в КГБ СССР — помощни­ком Вадима Бакатина, был депутатом Госдумы Рос­сии, возглавляет фонд «Политика».