— Да пока я на земле, а не она на мне... Вот и все.

— Как ваши эпиграммы?

— Да вот последняя «Проходя по Тверской»:

Ты б... обходишь: глядь да глядь —

Тебе опять навстречу б...

Наш город стал теперь на вид

По-европейски б...довит.

В нем от скрещения идей

Растет количество б... дей.

Откровенничает Ольга Лепешинская — легенда и быль Большого театра:

— Партийный билет я не сожгла и не разорвала, хотя к той, прежней, компартии принадлежать не могу. В лагерях погибли две мои племянницы, пропала тетя. Репрессировали мужа. И вместе с тем — сужу, конеч­но, со своей «колокольни» — тот же Сталин много сделал для Большого, для других театров. Почему? Это, наверное, можно толковать по-разному. Но то, что он берег Большой — думаю, при нем театр не стоял бы годами в лесах, то, что он любил его, — это совершенно точно. Из всех руководителей страны, по­жалуй, он единственный приходил в Большой ради самого искусства, по нескольку раз и на оперы, и на балеты. После этого только Горбачев проявлял ин­терес к искусству.

Июль 1993 года. Заместитель председателя Верхов­ного Совета России Николай Рябов сетует корреспон­дентам на тяжкое житье-бытье:

— Весь день: кабинет, машина, дача... Распорядок отрывает от обыденной жизни, а это скверно для политика. На справку, для которой иной россиянин тратит три дня и моток нервов, помощнику моему хватит двадцати минут. В магазине поглазеть, потол­каться и думать, что ты с народом, — глупо, искус­ственно. А по-другому нельзя — распорядок таков. Вот в комитете по законодательству, помню, мы заси­живались над проектами и еле успевали на последний поезд в подземке. А теперь — за провизией жена схо­дит; в троллейбусе... я забыл, когда последний раз ехал. Весь день: кабинет, машина, дача...

1993 год. Известный шоумен Стае Намин рассказы­вает, что в детстве ему давал частные уроки музыки Арно Бабаджанян— был такой композитор...

— Довольно-таки известный: твисты...— подхва­тывает корреспондент.

— Да, он известен, к сожалению, твистами, а в дей­ствительности это был классический серьезный компо­зитор. Но деньги делают свое. На классике он не мог зарабатывать и поэтому писал твисты. Он писал их в туалете.

???

— Да, он так к этому относился. Он из туалета напевал своей жене какую-нибудь идиотскую мело­дию. Та записывала музыкальную фразу, и потом они отдавали ее аранжировщикам.

«Российский политик, знающий, что Жозефина бы­ла супругой Наполеона», — читаю в одном из крос­свордов.

Ну конечно же Николай Ильич Травкин. Когда-то всю страну облетела его знаменитая шутка-упрек Ель­цину: мол, на президента сильно влияет окружение, как Жозефина на Наполеона.

На одной из художественных выставок в Москве министр культуры России Евгений Сидоров остано­вился перед картиной художника Павла Бунина. По­лотно не имело названия. Министр собственноручно сделал подпись: «Монах-протестант покупает индуль­генцию...»

Один из посетителей заметил две ошибки в под­писи:

— У протестантов нет монахов, и они всегда были противниками индульгенций...

Травкин в отличие от министра культуры закончил лишь строительный техникум.

Лидер парламентской фракции «Яблоко» Григо­рий Явлинский вслед за Егором Гайдаром и Влади­миром Жириновским тоже приехал в МГУ. Встреча с преподавателями и студентами длилась почти три часа.

Разговор Григорий Алексеевич начал с анекдота:

— Приезжает в Москву японская делегация. Гости побывали на заводе, а уходя, сделали комплимент — у вас прекрасные дети. Затем побывали на ВДНХ, в НИИ и опять уверили руководство — дети у вас прекрасные. На вопрос хозяев, при чем тут дети, япон­цы ответили: все, что вы делаете руками, — это ужас­но.

В конце встречи один любопытный студент поин­тересовался здоровьем и национальностью Явлинско­го. Григорий Алексеевич пообещал прислать ректору анализ крови и прочего.

О своей карьере рассказывает Александр Починок, известный парламентарий и государственный деятель: — Я окончил Челябинский политех, стал работать в Институте экономики. Поехал как-то отдыхать в Вен­грию, утром вернулся в Москву, чтобы вечером сесть на поезд до Челябинска. Времени было много, и я по­шел в Изобразительный музей имени Пушкина. Хожу, смотрю картины. Вдруг вижу в окно — дом напротив стоит, написано «Институт экономики Академии на­ук». Дай-ка, думаю, зайду. Зашел и говорю: «Хочу в аспирантуру поступить». А они мне в ответ ехидно: «Ну-ну, неси документы». Сдал и поступил. Вот ведь как полезно в музеи ходить.

По НТВ идет увлекательнейший диалог ведущего Дмитрия Диброва с известным писателем Андреем Битовым. Собственно, не менее знаменит и телеведу­щий: у него своя, авторская программа «Воскресенье с Дмитрием Дибровым».

Телезвезда обращается к Битову:

— Вы не могли бы рассказать хоть один эпизод, вынутый писательским клювом из болота повседнев­ности?

В то время как на самом высоком уровне на пол­ном серьезе обсуждается вопрос, стоит ли россиянам обустраивать страну по «сценарию» Солженицына или избрать другого мессию, многие москвичи понятия не имеют, кто такой Солженицын. Конкретно — каждый десятый житель российской столицы.

Это показал опрос социологов независимой служ­бы «Мнение». 5 процентов опрошенных назвали его представителем другой профессии, чаще всего — бан­киром. Еще 6 процентов откровенно признались, что не знают такого. Кстати, и наслышанные о писателе тоже не блещут начитанностью: 44 процента не читали ни одной книги Солженицына. Еще 11 процентов вы­разились более дипломатично: читал, но не помню, что именно.

Не странна ли эта забывчивость? Ведь еще недавно ельцинские демократы называли Солженицына вели­ким русским писателем. А теперь как бы наоборот. Не связано ли это с тем, что Солженицын, ступив на дальневосточную землю, назвал реформы Егора Гай­дара «безмозглыми», перестройку Михаила Горбачева «лицемерием», политическую жизнь России «ложной демократией», а политические партии — «обманом»?

— Я слышал, что у вас необычное хобби, — об­ратился шахматный обозреватель Евгений Гик к быв­шему заместителя председателю Совета Министров СССР академику Леониду Абалкину. — Вы собираете таблицы шахматных состязаний, готовы часами кор­петь над ними, вести статистику, считать рейтинги и так далее. Это так?

— К сожалению, вынужден был прервать это ув­лекательное занятие, когда оказался в правительстве. Но я помню почти все результаты важнейших сорев­нований за последние пятьдесят лет.

— Давайте проверим, — усомнился журналист. — В каком круге Ботвинник проиграл Кересу в матч- турнире на первенстве мира 1948 года?

— Обижаете. Кто же не знает, что счет был 4:0 в пользу Михаила Моисеевича, и лишь в пятом круге, когда это уже не имело значения, Кересу удалось «раз­мочить» его.

Осенью 1996 года премьер Виктор Черномырдин поехал к себе на родину в Оренбуржье, в старое каза­чье село Черный Отрог. Конечно, в сопровождении прессы. Это в советские времена лидеры страны брали с собой журналистов в официальные поездки. А сейчас в родные лопухи — непременно с телекамерами. Что­бы те лопухи, куда в детстве бегал, запечатлены бы­ли — для истории.

Показал премьер свои лопухи. Воспоминания на­хлынули. Разговорился.

— Вы так часто поминаете Бога, — уважительно заметил один из придворных бородатых летопис­цев. — Вот и церковь построили в Черном Отроге...