—

Это молитва из храма в Мекке, — подтвердил доктор философских наук и министр. — Считается, что отвораживает от сплетен и зависти. Для меня, как понимаете, это полезно: «Аллах един, Его бла­гословение всем. Аллах милостив, и, изрекая свои истины, Он обращается к сердцу людей. Тот, кто со­единяет свой разум с благословением Аллаха, — убе­режется от хулы».

Молитва на столе профессора и государственного деятеля появилась после того, как Ельцину наговори­ли, будто Абдулатипов ставленник Лигачева, а его жена — родственница Раисы Максимовны. Разгневан­ный Ельцин воспротивился тому, чтобы Абдулатипов стал его заместителем, хотя Рамазан Гаджимурадович лидировал в двух турах голосования. Происходило это в июне 1990 года.

Митинг демократов в Останкино. Советница прези­дента России по межнациональным вопросам Галина Старовойтова произносит пламенную речь.

Обращаясь к единомышленникам, произносит от избытка переполнивших ее чувств:

— Мне так хочется всех вас пощупать!

И тут же пощупала кого-то рядом. Очевидцы ут­верждали, что это был знаменитый трибун и писатель Юрий Черниченко.

Рассказывает Альфред Кох, будущий вице-премьер правительства России и подследственный Генеральной прокуратуры. В 1992 году, когда произошел этот эпи­зод, он служил заместителем у Чубайса, возглавлявше­го Госкомимущество.

— В 1992 году каждый из приблизительно 150 мил­лионов российских граждан — каждый мужчина, жен­щина и ребенок — должен был получить один ваучер. Даже новорожденные получали ваучер — при условии, что они родились до 1 сентября 1992 года. Вышло так, что моя младшая дочь Ольга родилась на несколько часов позже объявленного времени. Ничего мне не говоря, Анатолий Чубайс, мой начальник и руководи­тель процесса приватизации, передал на подпись Бори­су Ельцину предложение заменить дату, записав вмес­то «родились до 1 сентября» слова «родились до 2 сен­тября». Ельцин подписал предложение, так и не поняв, зачем Чубайсу понадобилось менять дату. Вот так моя дочь тоже получила право на ваучер благодаря личной любезности моего шефа.

Октябрь 1992 года. Начальник ГУВД Москвы Ар­кадий Мурашев рассказывает журналистам:

—

Я не очень-то и мент, я человек гражданский, званий никаких военных нет. Я — начальник ментов.

Корреспондент:

—

Это вы как-то неправильно рассуждаете, Арка­дий Николаевич. Человек должен соответствовать должности, опять же вручение «звездочек», столь ми­лых сердцу многих...

А. Мурашев:

—

Отбился. Когда назначили, пытались навесить разные всякие звания. Сначала хотели присвоить пол­ковника, когда отказался, подумали — цену набиваю, сказали: черт с тобой, будешь генералом. Когда и с этим не вышло — совсем непонятно стало. Думали, может, маршала хочу, но это уж слишком. Просто я был уверен, что вся Москва будет смеяться по поводу моего генеральства, и, чтобы не подавать повода для насмешек, — отказался.

Журналистка Светлана Спиридонова — детскому писателю Эдуарду Успенскому:

— Я не раз видела, как прекрасно вы владеете аудиторией. В особенности детской. А «взрослую» вы не прочь эпатировать...

— Иногда не могу удержаться. Но в чем ведь дело: я говорю правду. А получается эпатаж. Однажды меня приглашают в Финляндию, чтобы вручить премию У них есть такая премия — писателю, которого боль­ше всех переводят и печатают за рубежом. Это было еще при Брежневе. Финские друзья устроили для меня вечер, куда пригласили и наших посольских. Кто-то спрашивает, кем я работал раньше. Я говорю, что окончил МАИ и работал в одном очень секретном почтовом ящике. И вижу, что наши посольские по­бледнели все. «Но, — говорю, — я был плохим ин­женером, чем внес свой вклад в дело мира». Там же с Виктором Чижиковым, художником, присутствуем на торжественном приеме. Все внимание на меня. Как бы, думаю, Витю-то им получше представить, чтоб на всю жизнь запомнили? И я тост говорю: «Прошелся я, друзья, по вашим книжным магазинам, и что же я ви­жу? Мои книжки все раскуплены, а книжки нашего лидера Брежнева залежались... Так вот, думал я и по­нял: а все дело в том, что мои книжки оформляет замечательный художник Виктор Чижиков...»

— Теперь понятно, почему вас никогда не включа­ли в зарубежные поездки, не звали на всякие официаль­ные мероприятия: мало ли что выкинет этот неуправ­ляемый Успенский, а тут, скажем, товарищи из ЦК. Я несколько лет работала в системе Госкомпечати и всегда удивлялась: какая-нибудь встреча детских пи­сателей, а Успенского нет. Я думала, что вы сами отказываетесь...

— Нет, никогда никуда не приглашали. Помню, отмечали 50-летие издательства «Детская литература». Торжества большие, сам Брежнев телеграмму прислал, все ликуют. Писателей в зале столько — ну на люстрах гроздьями висят. Всех пригласили, кроме меня. А я сам пришел. «Союзмультфильм» решил препод­нести «Детской литературе» подарок. Сделали огром­ного, размером с велосипед, Чебурашку. И Роман Качанов, директор, и я приехали, чтобы вручить Чебурашку. Роман вышел и говорит: мол, Чебурашка ро­дился в «Детской литературе», а вот мы сделали мульт­фильм и дарим мультипликационного Чебурашку на­стоящим родителям. Роман вручил настоящий пода­рок родителям, а я стою, как дурак. Что я, собствен­но?.. А я человек крестьянский. У меня есть правило: раз пришел, отрабатывай. Я подхожу к микрофону и говорю: «Дорогие товарищи! Я вам сейчас открою тайну, с кого я написал крокодила Гену. Посмотрите, пожалуйста, внимательно на президиум. Здесь сидит человек, который послужил прообразом крокодила Ге­ны». И весь зал стал внимательно рассматривать пре­зидиум, а там Михалков, Алексин и авторитетные товарищи из ЦК КПСС, всякие там шауры. И весь президиум засуетился — кто-то стал шнурки завязы­вать, кто-то отворачиваться. И чем больше зал смот­рел, тем больше суетился президиум, и тем смешнее становилась ситуация. Все стали дико хохотать! А в президиуме сидел Ян Френкель, который дейст­вительно был прообразом крокодила Гены. Он такой интеллигентный, добродушный, такой длинный. И тогда я попросил его встать. Он встал, поклонился, а из зала кричат: «А с кого вы писали Чебурашку?» Я говорю: «А вот об этом я расскажу на следующем 50-летии».

Аптекарь-миллиардер Владимир Брынцалов стал депутатом Государственной думы. И его потянуло на воспоминания:

— Я, вот, уже будучи студентом, получал 40 руб­лей стипендии. И 30 рублей присылали. И находил способы одеваться аккуратно, чистенько, понимаешь... И даже два раза свою девушку водил в ресторан. Там шампанское возьмем, понимаешь... На 10 рублей выходило, даже меньше... И в кино водил, на свои деньги, заработанные. Как зарабатывал — другой во­прос. Некоторые разгружали вагоны. Они приходили, а я их обыгрывал в карты.

(Смеется.)

Все время доставали меня: «Давай в карты играть!» Я им го­ворю: «Мне жалко вас. Ну не садитесь. Я умею лучше вас». Там, в преферанс, и все такое...

Он родился в интеллигентной творческой семье. Отец— известный композитор Кирилл Молчанов, мать — актриса Театра Советской Армии. Дедушка по матери— морской офицер, капитан одного из кораб­лей Балтфлота.

В советские времена Владимир Молчанов был по­литическим обозревателем Гостелерадио СССР. В 1992 году вел популярную передачу «До и после полуночи».

— Вы религиозны?— спрашивает у него коррес­пондент.

— Нет, но я верую. Меня крестили в 1951 году в церкви на улице Неждановой, в ста метрах от ка­бинета, в котором отец работал секретарем партийной организации Союза композиторов. Мое крещение, ко­нечно, было опасно для его карьеры, он знал об этом, но не противился.