Петя медленно поводил ложкой в тарелке. Принюхался. Запах все-таки обалденный. Пустой желудок подсказывал ему, что сейчас обострять ситуацию не следует.

«Борщ все-таки вкусный. И теща, в общем-то, не вредная. Подумаешь, муха! Да если на то пошло, каждый человек хоть раз в жизни да вынимал муху из борща. Или из компота».

Петя аккуратно отодвинул муху поближе к краю тарелки, и зачастил ложкой.

В это время Василий, вернувшись домой, супругу дома не обнаружил, зато увидел, что на горящей плите вовсю кипит кастрюля с картофелем.

– Так! К соседям напротив побежала!

Василий достал из кухонного ящика вилку, неуклюже потыкал ею в картофелины и выключил огонь.

А в доме напротив беседа продолжалась.

– Как Ваши глаза, тетя Маша? – спросила Люба. – Закапываете?

Теща оторвалась от журнала, сняла очки:

– Все без толку. Вот вдаль еще терпимо – через дорогу вижу, в огород вижу. Без очков. А вблизи, вот сейчас, почти ничего, будто в пару все. Сижу, как в бане.

– Тогда давайте все разденемся, – сказал Петька, откусывая хлеб. – Голые посидим.

Валя внимательно посмотрела на мужа:

– Все-таки, Петя, ты немножко неотесанный. При маме такие шуточки.

– А что твоя мама никогда в бане не была?

– Да хватит вам, – миролюбиво вставила Мария Семеновна. – Была. И вам советую. Чем чаще, тем лучше. Пар – великая сила!

В это время Василия на кухне обдавали клубы пара. Он сливал в мойку кипяток из кастрюли с картошкой. Делал это неуклюже, обхватив кастрюлю тряпкой и придерживая крышку. Клубы пара били в лицо, Василий морщился и отворачивался в сторону:

– Все на мою голову!

Беседа в доме напротив, между тем, продолжалась.

– Но здесь же не баня, Петя, – все-таки добавила Валя осуждающе. – Баню ты в собственном дворе все никак до ума не доведешь. Год уже? На предбанник такую площадь разогнал, а зачем, спрашивается?

– Найдется зачем, – миролюбиво ответил Петр, оторвавшись от тарелки. Он заметил, что Люба с легкой улыбкой наблюдает за ним, как бы исподтишка рассматривает его. Как-то само собой спина его выпрямилась, плечи развернулись. – Да хоть бильярд поставлю. С Василием шары гонять будем.

– Свои собственные, которые из головы повыкатывались? – ласково спросила Валентина.

– Ой, Валя! – неодобрительно качнула головой Мария Семеновна.

– Ничего, там их еще много осталось, – отшутился Петька. Принялся хлебать дальше.

– Смешные вы все, – засмеялась Люба.

– А если много, то никакой бильярдной. Я сама решу, что там будет. А ты сделаешь.

– Да мне не жалко, Валюш. Хоть залу для торжеств. При свечах гостей принимать будешь.

В это время Василий пошарил дома по пустым кастрюлям и не обнаружив ничего готовенького, только сырой фарш, сглотнул слюну и почесал в затылке. Глянул в окно на дом напротив.

А в доме напротив беседа продолжалась. Валя рассказывала Любе:

– Хоть и трудно маме, а марку держит. Приду с работы – чистота, порядок – муха не пролетит.

– Ага, – сказал Петька, – не пролетит. Упадет.

– Да какая муха тебя сегодня укусила? – опять повернулась к мужу Валя.

– Пусть попробует. Я ее скорей укушу.

Петька отодвинул пустую тарелку с ложкой в сторону и сыто поцыкал языком по зубам. Ругаться не хотелось.

– А Василий где же? – спросил он у Любы.

Но тут раздался легкий стук, дверь заскрипела, и в проеме появился Вася.

– О! – сказал Петя.

– Легок на помине, – добавила Мария Семеновна.

– Вот она где рассиживает. Так и знал, – беззлобно сказал Вася. – А кастрюля конфорку залила.

Люба схватилась ладонью за свою щеку:

– Забыла! Это я картошку на пюре поставила. Выключил?

– Да выключил, сиди уж. И воду слил. – Вася, еще не присаживаясь, с высоты своего роста посмотрел на пустую Петькину тарелку. – Может, и мне борща дадите похлебать?

– Вот бессовестный, – сконфузилась Люба. – Сейчас ведь домой пойдем.

– Да проголодался же человек, – сказала Валя, приветливо улыбаясь Васе.

– Ага, – ответил Василий.

– Так покормите же Василия, гостя дорогого, – вставил Петька.

– Садись, конечно, налью, налью, – засуетилась было Мария Семеновна.

Но Валя ее остановила, сама быстренько поднялась, и через минуту перед усевшимся за стол Василием появилась полная до краев тарелка. Запах обалденный! Василий потянулся в центр стола за куском хлеба, мельком, уже вблизи, взглянул на пустую Петькину тарелку и вдруг увидел на ее дне, поближе к краю, рядом с одинокой длинной капустиной, скрюченную неподвижную муху.

Вася был, конечно, не такой уж, прям, интеллигент, но… Он неожиданно убрал назад руку, протянувшуюся за хлебом, откинулся к спинке стула.

– Я… это… В общем, я неожиданно понял, что уже сыт.

– О! – округлил глаза Петька. – А секунду назад не понимал?

– Так ведь пищеварение… Сытость после приема пищи не сразу проявляется.

– Где ж тебя накормили? – удивилась Люба.

– Совсем забыл сказать. В поселковой столовой. С Петровичем, с нашим завхозом, сейчас заходили, котлет заказывали. Вкусные.

– Да с чего это вдруг? – Люба прямо-таки поразилась. – Я ж дома уже фарш приготовила.

– В самом деле, – поддержала подругу Валя. – Она ведь к нам за сухарями прибежала.

– Да чистая случайность, – Вася помедлил, соображая, как бы сказать. – Мимо столовой с Петровичем шли, а тут повариха на пороге, у нас, мол, сегодня дегустация разных блюд, не проходите мимо. Прямо дорогу загородила.

– Тьфу! – сказала Марья Семеновна. – Они их там неизвестно из чего варакзают. Наполовину из мух, небось.

– Это точно, – сказала Валя. – Машка Зубанкина – баба нечистоплотная, кто ее только в поварихи засунул? От одного только ее фартука с этими жуткими желтыми разводами на животе меня уже всю передергивает.

Валя даже брезгливо, слегка картинно передернула плечами перед Василием и тут увидела муху в мужниной тарелке. И все поняла. И замолчала.

Разговор как-то сам собой свернулся, и Люба с Василием вежливо откланялись, прихватив сухарей.

Валя ничего дома больше на эту тему не сказала, молча собрала тарелки и унесла их на кухню.

«А что тут говорить? Мама не виновата, она всегда очень аккуратная. Случайность. И Петька тоже ни в чем не виноват. Хотя, конечно, мог бы как-то сразу эту тарелку с глаз долой убрать. Балда Иванович. Ну погоди же!»

Валя мыла тарелки на кухне и иногда вытирала все-таки набегавшую на глаза обидную слезу.

«Ну надо же! Теперь черте что будут про нас думать, что мы тут… что у нас тут…».

Чуть позже Валя все-таки сказала матери про муху.

– Ох, неудобно, – охнула Марья Семеновна. – Но ведь ничего не переиграешь, чего ж теперь…

Помолчала и добавила:

– А Петя, значит, перемолчал. Деликатный какой. Но это при Любе. Без нее не преминул бы… Да ладно, ты его уж сегодня не цепляй.

…Потом, когда Валя вошла в спальню, Петька, обнаженный, уже ожидал ее в постели. Без всякого там «Якова» откинул легкое одеяло, которым прикрывался. А что? Он муж, она жена.

– Иди сюда, моя принцесса.

– Зубы почистил, принц? – спросила Валя.

Петька охотно и весело поклацал белыми зубами, подзывая Любу к себе указательным пальцем.

– Ну так поворачивайся зубами к стенке, – продолжила она. – И так до утра, понял? Пентюх! Почему тарелку с мухой сразу же не убрал с глаз долой?

Петька обиделся:

– Меня же мухой чуть не накормили, и я же еще и виноват!

Обиженно засопел и отвернулся к стенке.

Но вскоре Валя оттаяла, легонько толкнула его в бок, а уж он ждать себя не заставил.

Василий с Любой тоже уже лежали в постели, он обнимал ее за плечи, пытаясь притянуть к себе. А она все не могла успокоиться: