Чьи-то руки коснулись Ивана Семеновича. Он вздрогнул от неожиданности. Зеленоватые глаза Лиды с мольбой смотрели на геолога, она смущенно улыбалась. Девушка хотела что-то сказать и не решалась.

— Иван Семенович, простите меня! Я такая глупая… Не смогла перебороть себя. Мне так стыдно…

— Да оставьте вы об этом! Прошло — и хорошо. Посмотрите лучше сюда, где вы видели такое красивое небо? А? Какие прекрасные облачка, правда?

Девушка отмахнулась:

— И небо противное, серое, и облаков никаких нет — одни серые тучи…

Иван Семенович смущенно признался:

— В самом деле, облачков нет… Странно, я же только что видел их. Даже любовался. И вас хотел порадовать.

— Это вы все придумали, Иван Семенович, чтобы переменить тему разговора, — улыбнулась Лида. — Ведь вы хорошо знаете, что здесь не бывает облаков…

В проеме кибитки показалась женская фигура. Рабыня принесла пленным кислое молоко. Она поставила на пол глиняный кувшин, боязливо осмотрелась вокруг, достала листок бумаги и подала его Лиде, а затем тихо уселась на край воза спиной к проему.

— Записка от Артема! — радостно воскликнула Лида.

— Читайте!

— Вот что он пишет: «Почему давно нет ответа? Беспокоимся. Как ведет себя Гартак? Твердо ли помнишь записку? Имей в виду, от нее многое зависит. Наши дела идут хорошо. Теперь нас уже много! Приближается желанный час вашего освобождения. Жду подробного ответа, в частности, на мое предыдущее письмо, в котором я…» — тут Лида неожиданно смутилась и неумело закашлялась.

— Ну, дальше? — лукаво спросил геолог.

— Все, Иван Семенович, — ответила Лида.

— А мне показалось…

— Ну, есть еще одна маленькая деталь, — Лида окончательно смешалась.

— Ну, если деталь, да еще маленькая и несущественная, то бог с ней, — улыбнулся Иван Семенович. — Что ж, надо немедленно ответить, не так ли? Кажется, там, в записной книжке, еще осталось несколько листков?

— Еще много, Иван Семенович, вы не беспокойтесь! Я научилась писать мелко-мелко. И потом — ничего лишнего я ведь не пишу. Вы же знаете…

— Можете писать все вплоть до… маленьких деталей, — хитро улыбнулся геолог и начал внимательно набивать свою трубку табаком.

Один за другим проходили дни, до тоски похожие друг на друга. Траурная процессия, растянувшаяся больше чем на километр, медленно двигалась к легендарным Геррам. Кони шли неторопливо, тяжело скрипели гигантские возы. Даже пешеход мог без труда обогнать процессию!

Эта медлительность очень раздражала Артема, который с нетерпением ждал решительных событий. А они могли наступить лишь тогда, когда скифы доберутся до Герр! Когда же это произойдет?

Варкан и Ронис успокаивали его. Дмитрий Борисович старательно переводил их слова:

— Эта медлительность, говорят они, на пользу нам, Артем. Тем более что Лида и Иван Семенович находятся в полной безопасности. Ведь после того как Лида пригрозила Гартаку гневом чужих богов, он не станет торопить ее с браком.

— Еще бы!

— То-то и оно. А тем временем силы Дорбатая тают, а наши растут! Все идет хорошо, говорят Варкан и Ронис.

Грек добавил:

— Меня просто радует медленное движение процессии. Скажу больше: если бы шествие затянулось еще на какое-то время, было бы только лучше. Помните, я как-то говорил вам, что вся эта затея с похоронами ослабит силы Дорбатая и старейшин? Дело в том, что распался порядок жизни племени, где все группы жили обособленно, а рабы и невольники были лишены возможности общаться. Сейчас все смешалось. Ежедневные жертвоприношения Дорбатая довели рабов до крайнего отчаяния. Недовольство все сильнее охватывает и свободных, но бедных скифов; вы можете об этом судить по тому, как растут наши ряды. О, с тех пор как было задавлено последнее восстание, мы многому научились! — Ронис стиснул кулак и стукнул им по стволу дерева, под которым велась беседа.

Он с нетерпением ждал, пока археолог переведет его слова, так ему хотелось высказаться до конца.

— На этот раз кровь убитых и замученных Дорбатаем моих несчастных братьев будет отомщена!

Варкан вразумительно сказал:

— О Ронис, сейчас в тебе говорят не мысли разумного и уравновешенного человека, каким ты должен быть, а оскорбленные чувства!..

— Но ведь я человек из плоти и крови, и мне свойственны человеческие чувства! Или ты забываешь об этом, Варкан? — воскликнул Ронис.

— Нет, не забываю. Но помню также и то, что жажда мести никогда не приводит к добру. У нас иная цель, Ронис! И ты не хуже меня это знаешь.

Грек опустил голову и после долгой паузы произнес:

— Ты, пожалуй, прав! Кровь моих соплеменников затуманила мне глаза…

Варкан поспешил перевести разговор на другую тему. Он понял, как тяжело было Ронису подавить в себе чувство мести, для которого, к сожалению, было слишком много оснований.

— Я хотел обратить внимание вот на что, — сказал Варкан. — Не знаю, принял ли ты это в расчет… Если бы Дорбатай и старейшины знали что-нибудь о нашей подготовке, они не вели бы себя так сурово по отношению к охотникам и скотоводам. Ведь в последние дни Дорбатай, словно нарочно играя нам на руку, теснит, оскорбляет этих бедняг. С ними обращаются как с рабами. Вот они и бегут к нам. И их стало, как мне кажется, слишком много…

— Чем же это плохо? — невольно вырвалось у Артема.

— Тем, что Дорбатая может обеспокоить исчезновение многих людей, и он поймет, в чем дело. Поэтому я решил, начиная с нынешнего дня, не принимать в наш отряд новых людей. У нас сил хватит: пусть лучше все недовольные остаются там. Они будут влиять на других и помогут нам в решающий час. А этот час, несомненно, приближается, да еще как!

Последние слова Варкана прозвучали для Артема как музыка. Приближается время решительного боя. Еще немного — и восстание вспыхнет. А тогда… тогда решится все, все!

Отряд Варкана продвигался вслед за траурной процессией. Постепенно в нем оказались едва ли не все молодые воины, бывшие в свое время самой надежной частью отряда умершего вождя. После смерти Сколота молодые воины быстро убедились в том, что Дорбатай и его сообщники не собираются прощать чего бы то ни было приближенным покойника, которых они считали своими врагами.

Сколот умер, и его окружение потеряло поддержку. Каждый, кто когда-либо пользовался расположением старого вождя, был на подозрении у Дорбатая. А еще хуже было тем, кто при Сколоте высказывался против вещунов или заносчивых старейшин. Такие люди были обречены. И это было ясным для всех, в первую очередь для них самих.

Да, теперь Дорбатай не прощал ничего. Его зоркие безжалостные глаза словно видели перед собой длинную череду людей, которым следовало отомстить или просто убрать с дороги. Давно уже старый вещун считал излишним какие бы то ни быдр проявления человеческих чувств; он видел перед собой не живых людей, а лишь пешек на доске, где он вел азартную игру. Больше их или меньше — для него это было безразлично. Пешки созданы для того, чтобы ими распоряжался хладнокровный игрок, не задумываясь об их судьбе. Ведь главное — выиграть борьбу за власть! Именно так и вел себя Дорбатай…

Каждый день старый вещун торжественно налагал суровые проклятия на кого-либо из людей, которых он подозревал. И это было концом человека — у него вещуны отбирали все имущество, каким бы ничтожным оно ни было. Такой человек сразу же низводился до уровня рабов, и никто из скифов уже не осмеливался помочь ему. Ибо помогать проклятому богами означало вызвать такое же проклятие и на самого себя.

Впрочем, проклятие и следовавшее за ним лишение имущества были не самой страшной мерой. Старый вещун прибегал и к более жестоким приемам, чтобы еще больше запугать племя и удержать его в руках. Три молодых охотника, близкие друзья Варкана, до этого выступали против власти вещунов и даже осмеливались насмехаться над ними, без должного уважения относились они и к знатным старейшинам. Дорбатай расправился с ними.