— Я принес кое‑что поесть и выпить. — Это было произнесено как‑то мягко, с сожалением. Он поставил поднос на прикроватную тумбочку.

Зоя украдкой взглянула на него, затем на поднос.

— Бренди? — изумилась она, с опаской глядя на бутылку и два стакана.

— И несколько сандвичей. Ведь ты сегодня ничего не ела. — Он поставил тарелку с едой на покрывало, но она отодвинула сандвичи. Зато охотно приняла наполненный до половины стакан.

Фрэнк присел на край кровати. Он выглядел очень усталым и держал свой стакан в обеих ладонях.

— Что ты услышала? — Он рассматривал персидский коврик под ногами.

— Что бы ни услышала, ты все равно мне не расскажешь, что все это значит. Ты ведь с Тео заодно?

В ответ он утвердительно кивнул, а она другого и не ждала. Его скованность каким‑то образом воодушевила Зою. Она выпрямилась, прислонившись рукой к спинке кровати. От бренди по телу разлилось тепло, но боль никуда не исчезла.

— Они что, поженились? — спросила она полушепотом.

— Все гораздо сложнее, — со смешком ответил он.

Она заметила, с какой силой он сжимал стакан; наверное, для него все это тоже малоприятно. Он ведь остался здесь лишь по настоянию Тео.

Фрэнк заговорил медленно и без видимого волнения:

— Зоя, Тео любит тебя, и твоя мать тоже любит тебя…

— Это ты про кого? Про ту «самодовольную суку»? — язвительно перебила она.

— Жаль, что ты это услышала. — Он взял ее за подбородок и повернул к себе. — Жаль, что ты вообще была свидетелем этого разговора.

— Мне действительно жаль. Не могу постигнуть, к чему все это, но из твоих уст я не хочу слышать объяснений. — Это заявление хоть и прозвучало пафосно, но было сущей правдой. Телефонный звонок оставлял загадки, но смущение Фрэнка было достаточно красноречивым. Он не хотел здесь оставаться, ему было неловко, что он обозвал ее мать и отвечал так резко. Но больше всего ему не хотелось быть сейчас здесь, с ней. Может быть, он чувствовал к ней сострадание, но не более того.

— Я всячески отказывался, но Тео все же настоял…

— Да, Тео, как правило, одерживает верх, — ухватилась за фразу Зоя.

Его глаза сузились и потемнели, ответа не последовало. Зоя соскользнула на край кровати, поставила стакан обратно на поднос, однако Фрэнк остановил ее руку.

От его прикосновения по телу пробежали мурашки. Как ни тяжело признать, но она любит этого мужчину. Любит, а ему эта любовь — как козе телевизор.

— Не убегай от меня, Зоя, не заставляй меня гоняться за тобой.

— Я и не собираюсь никуда бежать, — бравурно ответила она. — Я собираюсь выпроводить тебя.

— Я не уйду. Когда меня просят выполнить какую‑то работу, я не могу отказать. Она удивленно вскинула брови.

— Ну да, ты не мог отказаться от той работы, что предложил тебе Тео.

— Это была работа охранника. Зоя презрительно прищурилась, изображая полное недоверие.

— И что же ты приставлен охранять? Он до сих пор не выпустил ее руки, а шевеление большого пальца ввергало ее в смущение, воспламеняло плоть.

— Садись‑ка, я все расскажу. — Фрэнк тяжело вздохнул. — И рассказ этот не придется тебе по душе, дорогая.

— Тогда я не желаю слушать — тем более что все будет трактоваться в свете ложного сострадания. Ты прав, я не ребенок, но ты ошибся, посчитав, что я одинока. И никогда не была одинокой. Не знаю, с чего ты это вообразил. — Она выдернула руку и стала растирать запястье, будто он ее ужалил.

— В одиночестве нет ничего зазорного, Зоя.

Порой все мы в жизни чувствуем себя одинокими.

Зоя не удержалась от язвительного смешка.

— Теперь ты примешься рассказывать, что тоже страдал от одиночества. Но я ведь не поверю. Уж скольких женщин ты перевидал — и не счесть, наверное. Все скрашивали твое одиночество.

— Женщины не скрашивают одиночество, его скрашивает работа, — холодно заметил Фрэнк. — Но твое одиночество совсем иного рода. Чем больше я об этом думаю, тем понятнее становятся мотивы, толкнувшие тебя в мои объятия в ту ночь в Швейцарии. — По тому, как напряглось его лицо, она могла заключить, что разговор этот ему неприятен. И вот еще одно подтверждение. Он с сочувствием заглянул в ее глаза. — Извини меня. Мне не хотелось опять о том же, — мягко добавил Фрэнк.

— Но в этом правда, — проговорила она почти шепотом. — Ты — первый мужчина, который захотел меня.

С минуту они смотрели друг другу в глаза, затем он потупил взор, будто мысленно одернув себя.

— Что бы там ни было, к настоящему это не имеет никакого отношения. Я просто хотел подчеркнуть в разговоре с Тео, что он тебе сейчас больше нужен, чем я.

Если ей и нужен был кто‑нибудь в жизни, то только Фрэнк Блейкмор, а не суррогатный отец. Однако… однако какое им до нее дело?

— А зачем мне вообще» кто‑то нужен?

— Затем, что так устроен свет. На моем месте должен сидеть Тео, — честно признался Фрэнк. — Я ему уже об этом сказал…

— А для чего? Что он может мне поведать?

— Ну, например, зачем я здесь, зачем увозил тебя на остров.

— Но мне не нужны объяснения. Достаточно того, что я знаю.

— Дорогая, ты ничего не знаешь. — Наступила пауза, будто он пытался подобрать какие‑то слова, а когда нашел их, они прозвучали холодно и горестно. — Тео нанял меня, чтобы увезти тебя отсюда.

Циничное признание оглоушило, слова кололи, мысли путались. Зоя откинулась на спинку кровати, безвольно распростерши ноги.

— Нанял? — почти выдавала она из себя этот вопрос, руки сжались в кулаки. — Когда?

Сейчас?

Он мотнул головой.

— Не сейчас, сейчас последовала дополнительная просьба. Уже когда я закончил свою работу. Тео хотел, чтобы я привез тебя сюда и остался до их прибытия: Именно он нанял меня, чтобы я увез тебя на остров ради твоей безопасности.

— Безопасности? — вырвалось у нее.

— Да, дорогая, ради твоей безопасности.

— Но мне ничего не грозило! — Зоя сделала глоток бренди, по телу разлилась истома. — Это как раз тебе грозила опасность, — протестующе заметила она, — поскольку ты скрывался от какого‑то преступника. Все покрыто тайной. Эта поездка на остров, прыжок с парашютом… оружие. Ты пошел на все из‑за меня, чтобы обеспечить мою безопасность?

— Я не говорил тебе ничего подобного, Зоя. Я никогда прямо не говорил о том, что мне грозит опасность. С чего ты взяла все это?

Теперь она вспомнила, что так и было.

— Но ведь ты делал все, чтобы я в это поверила…

— Ради тебя самой. Многое ты сама надумала, а я не препятствовал твоим заблуждениям. Но никогда не лгал…

— Ты… ты скрывал правду. Он смотрел на нее умными, внимательными глазами, будто просил понять.

— Все, что я делал для тебя, я делал бескорыстно…

Она сразу не могла все это переварить. Внутри клокотало неверие, смущение, смятение, слова, кажется, .. прилипли к небу:

— Ты… ты говорил об опасности… Но я не чувствую угрозу.

— Тебе действительно грозила опасность, Зоя, но теперь все позади. — Он взял ее руку в свои, будто утешая, повторял:

— Все делалось ради твоей безопасности…

— Но разве была угроза? — Зоя выдернула руку. — Интересно, от кого она исходила, ведь у меня нет недоброжелателей? — Сейчас она мучительно пыталась сообразить, кому понадобилось угрожать ей. Может быть, враги Тео решили, что она его дочь, и попытались шантажировать?

— Дело в том, что твоя персона представляет живейший интерес для многих весьма опасных людей. — Фрэнк выглядел очень серьезным. Голос его звучал мягко и одновременно пугал своей непреклонностью.

Сердце Зои отчаянно забилось.

— Но кто эти люди?

— В данную минуту я вряд ли смогу сказать тебе больше, чем уже сказал. Все, что происходит сейчас, связано с Леонардом Марстоном.

— Тем отцом‑призраком, который так и не пожелал увидеть свою дочь? Какая черствость! Теперь‑то он и подавно не соберется это сделать.

— Его работа не позволит этого, Зоя. Такой человек не подвержен влиянию эмоций.

И ты такой же! — хотелось крикнуть ей, но она сдержалась, потому что начала кое‑что понимать. Сердцем она тосковала о матери, но и себя ей тоже было жалко. Этот Леонард Марстон за всю свою жизнь не сделал попытки обратить свое внимание на ее мать или признать рождение дочери — и все из‑за работы. Фрэнк Блейкмор похож на него. В его душе не было места для любви — просто череда женщин для удовлетворения похотливого желания. Ничего больше.