— Нам лучше собрать вещи. Времени осталось мало, — сказал он примирительно.

— Я пришла ни с чем и уйду ни с чем, — хриплым голосом ответила Зоя;

— Все к лучшему, — невпопад заметил Фрэнк и отвернулся, словно вспомнив об остывающем кофе.

Зоя не могла поверить своим ушам: да это же моральная пощечина! Ее тело болезненно содрогнулось, и она медленно побрела в спальню. Ей нечего было собирать. То, в чем она прибыла сюда, — белые джинсы и малиновая шелковая рубашка — она и наденет сейчас. Зоя одевалась медленно, тупо глядя перед собой и удивляясь тому, что творится с ее жизнью. Она будто онемела. Все было кончено, все кончено. Фрэнку она больше не нужна.

Зоя убрала свою комнату и уставилась на коллекцию маленьких розовых ракушек на столике около кровати. Они собирали их вместе с Фрэнком. Зоя сгребла их, поднесла на секунду к губам, а потом швырнула в открытое окно, выходившее в апельсиновую рощу.

Стоя на берегу в ожидании лодки, Зоя зло попирала босой ногой песок, заставляя себя возненавидеть человека, который взял так много, а отдал самую малость. Вдалеке показалась лодка — не яхта, простая рыбацкая лодка. Это ли не свидетельство того, что она совсем потеряла цену? На ее плечо легла рука, но Зоя увернулась от этого участливого жеста.

— С тобой все в порядке? — Банальный, наскучивший до ужаса вопрос настроил ее сердце еще больше против него. Неужели так трудно сказать что‑нибудь теплое, утешающее — например, что он будет скучать без нее?.. Возможно, он еще скажет, но более вероятно, что нет.

— А почему со мной должно быть что‑то не в порядке? Или ты, спрашивая, имеешь в виду поговорку «Весело веселье, тяжело похмелье»?

— Не говори так, Зоя.

— А что ты ожидал услышать от меня?

— Да, пожалуй, ничего такого особенного.

— Ничего из того, что я отдала тебе здесь, Фрэнк Блейкмор? Ты даже не подумал… нет, ты просто не доверял мне, держа все время на расстоянии, заставлял теряться в догадках относительно всего, что тут происходило…

Напрасно ждать с его стороны слов утешения! У него нет к ней никаких чувств. Но уж теперь‑то, когда спало напряжение, он мог бы рассказать ей, от кого убегал и почему.

— Если бы что‑либо могло измениться от моих слов, я бы рассказал тебе обо всем, — произнес Фрэнк, словно прочитав ее мысли.

Звук мотора рыбацкой лодки становился все громче.

— Просто я хочу все знать. Я не ищу какой‑то выгоды. Я делила… — Ее голос сорвался.

Она делила с ним жизнь на этом острове, расположенном к северу от Рая и к югу от Утопии, но она не смогла завоевать его доверие. Конечно, она делила с ним постель, не больше. Зоя заставила себя остановиться. Жизнь продолжается. Она пожала плечами. — Я больше не хочу быть игрушкой. Можешь вернуть одолженный товар Тео — конечно, он не в таком отменном виде, каким ты его взял, — недовольно продолжила она, щурясь от яркого солнца и бликов на волнах.

— Ты все время говоришь о своем теле как о сдаваемом напрокат.

— Так было, но закончилось, и не надо никаких оправданий, никаких извинений. Я не верю в то, что нужна была тебе для секретарской работы.

Он вздохнул и тихо ответил:

— Ты все неверно поняла, Зоя. Ты была нужна мне именно для работы…

— А также для развлечений и в качестве прикрытия от твоих преследователей. — Она с вызовом посмотрела ему в глаза. — Но захватчики ушли, и все закончилось. — Как же тяжело сносить разочарование…

— Нет‑нет, не все, — поспешно заверил Фрэнк. — Я поеду с тобой. Еще не все закончено.

— Неужели? — саркастически воскликнула Зоя. — Я уж думала, что ты отправляешь меня обратно к хозяину. И, конечно, ждешь денежного вознаграждения за мою не совсем секретарскую работу.

— Замолчи, Зоя! — процедил Фрэнк сквозь зубы. — Ты говоришь, как шлюха.

— Все‑то ты знаешь!..

Он промолчал и стал смотреть на приближающуюся лодку. Зоя сжала кулаки, негодуя.

Лодка не могла подойти к самому берегу, и Фрэнк вошел в воду, чтобы переговорить с двумя мужчинами, приплывшими в ней. После переговоров один из них выпрыгнул из лодки и направился к домику, чтобы забрать упакованные вещи. Фрэнк вернулся на берег с намерением отнести Зою в лодку на руках, чтобы она не промокла.

— Оставь меня, — огрызнулась она. — Я сама справлюсь.

Фрэнк грубо схватил ее за плечи и повернул к себе. Их взгляды встретились, и Зоя увидела боль в его глазах.

Голос Фрэнка стал сиплым, он грубо прошептал:

— Послушай, Зоя, нам будет нелегко, когда мы вернемся. И я прошу тебя: не строй из себя обиженную.

— Я не строю! — закричала она в ответ, и еще хотела добавить, что на таких, как он, не обижаются, но промолчала.

— Строишь, и я тебя понимаю, но ничего не могу изменить. Я уже слышал от тебя много обвинений в свой адрес и многое хотел рассказать тебе, но сейчас не место и не время. — Она хотела что‑то возразить, но не произнесла ни слова. Фрэнк убрал непослушный локон с ее лба. — Я здесь из‑за тебя, Зоя. Помни это. Я сожалею о том, что случилось, и хочу все исправить. Но не сейчас. Я снова прошу тебя: доверься мне.

Зоя пристально смотрела на него. Шум моря и треск заведенного мотора были единственными звуками, нарушавшими тишину. Когда же кончится эта пытка? Да, он сожалеет, но ей‑то что с того? У нее ведь тоже есть гордость.

— Почему я должна доверять тебе, если ты совсем не доверяешь мне, — с горечью проговорила она. — Я не могу понять, почему нужно доверять тебе и дальше. Я тоже расстроена, Фрэнк, но не хочу что‑либо исправлять. — Я лгу, ну и что? — подумала она в отчаянии. Пусть не обманывается насчет того, что я люблю его.

Куда это ее понесло? Ведь он уже все знает. И пора успокоиться, а то вся эта показная холодность может превратить любовь в ненависть.

Зоя поддернула джинсы и направилась к лодке. Один из мужчин с улыбкой встретил ее и помог ей сесть. Зоя могла представить себе, о чем сейчас думает Фрэнк.

— Надеюсь, нам не придется прыгать с парашютом? — спросила она язвительно, когда они приближались к частной посадочной полосе Тео на его острове. Они летели из Афин уже в открытую и не думали о предосторожностях.

Фрэнк ничего не ответил. За весь изнуряюще долгий путь домой она исчерпала свой запас острот. Хорошо еще, что он не отвечал на них дерзостью.

В преддверии расставания Зоя невольно стала сожалеть о том, что вела себя так по‑детски, необдуманно.

— Фрэнк… — промолвила она, когда самолет приземлился.

— Не надо никаких слов, Зоя. Уже достаточно сказано. — Он говорил с трудом. Бледный, изможденный, уставший — вот те эпитеты, которые можно было применить к нему в эту минуту.

— Я хочу извиниться.

Он повернулся и удивленно посмотрел на нее.

— И что дальше?

— Ничего, — проронила она. — Я просто рада быть дома и рада, что ты в безопасности.

— Это приятно слышать, — сказал он тихо и улыбнулся — в первый раз за долгое время. — Скорее, ты должна чувствовать облегчение оттого, что я не опоил тебя и не выбросил из самолета.

Проигнорировав его сарказм, она сказала:

— У меня было время подумать. Я не могу простить тебя за многое, но тебе было трудно, и… и… я вела себя по‑детски, даже грубо. Прошу меня извинить.

— Как вышло, так вышло.

— Я дрянная девчонка, испорченная и эгоистичная.

— Нет, Зоя. Это я провел тебя через ад и достоин презрения. Я не заслуживаю извинений, так как не владел ситуацией. — Он вздохнул и посмотрел на нее. — Я до сих пор не могу сказать тебе то, что ты хочешь услышать. Жизнь не проста; однажды я расскажу все, но тогда тебе придется хранить молчание.

— Это и есть любовь? — недоуменно прошептала она, когда Фрэнк отстегнул ремень безопасности и встал.

Он ничего на это не ответил, но наклонился и запечатлел поцелуй на ее челе. Ей хотелось вскрикнуть от отчаяния и беспомощности. Дрожащими пальцами она отстегнула свой ремень тоже. Вот она и дома. Тео будет расспрашивать ее о поездке. Она будет врать и продаст душу дьяволу, чтобы скрыть правду; да, она скроет то, что полюбила человека, который грубо использовал ее и унижал. А теперь, быть может, попросит вознаграждения.