Впрочем, не то чтобы “У Мортона” попадались только рок-н-ролльщики. Как и в большинстве моих любимых эксклюзивных мест там ошивались все: дипломаты, преступники, политики, даже банкиры, если они были богаты и, главное, стильны. Сами по себе деньги не сделали бы вас вхожим в этот круг, но умение их тратить и подходящий костюм вполне могли вас туда ввести.

Возможно, я забыла еще какие-то важные места развлечений, но, насколько припоминаю, еще одним моим постоянным местом были “Бродяги”. Там я проводила время чаще, чем где-либо еще. Замечательный хозяин, Джонни Голд, был таким спокойным и расслбленным – его частенько можно было встретить где-нибудь катающимся на лыжах или плавающим под парусом, или просто загорающим – и обращался с Дэвидом и мной чрезвычайно любезно, да и вся окружающая обстановка нам нравилась.

“Бродяги” были открыты дольше других мест, и там собирались самые сливки общества – от рокеров до банкиров – плюс разные, оказавшиеся в городе интересные люди: французские кинорежиссеры, бродвейские звезды, итальянские мотогонщики, кто угодно. К тому же Джонни управлял этим местом с таким замечательным чувством юмора. Вы могли сидеть за столиком с разгулявшмся аппетитом, и вот шеф возникал перед вами с чем-нибудь особенным в руках: тарелкой, на которой лежала чудесная свиная сосиска между двух круглых горок картофельного пюре – блюдо в форме трехчастного драгоценного достояния вашего мужа, плюс ваше имя выложенное вокруг горошинками. Нет, решительно, “Бродяги” были ТЕМ самым заведением – самым подходящим – и тогда, и еще долго после.

Дом, который я нашла для нас, тоже был идеальным. Просторное, изящное пятиэтажное здание с террасой, располагавшееся на Оукли-стрит, оно было белым, импозантным, и со своими чистыми георгианскими линиями составляло приятный, как мне думалось, контраст краснокирпичной готике “Хэддон-Холла”. Внутри оно было модерновым и просто потрясающим. Его перестроили внутри в роскошно-белое, чувственное место представлений, своей новой воздушной красотой напоминавшее Средиземноморье (мой стиль) гораздо сильнее, чем Темза, и я украсила его соответствующе: неожиданными всплесками очень ярких цветов, чудесными картинами Кевина Уитни, и так далее.

Такой вид слегка опережал свое время, и он произвел впечатление на наших гостей: Мика Джэггера, чей дом на Чейн-уок был выдержан в венско-аристократическом духе (благодаря Мэриэнн Фэйтфул); на этого замечательного человека, Рона Вуда, приезжавшего из своего модерново-датского поместья в Патни; на эту чудесную девочку Твигги, вместе со своим супругом Жюстеном де Вильневом, заглядывавших из своей чудной пещеры в стиле арт-нуво, которую они устроили в здании ист-эндского склада; на многочисленных и разнообразных музыкантов, привыкших к очень большому и удобному дивану, очень большой и доступной кровати и очень большой и сильной звукосистеме.

Наш дом был просторен, хорошо спланирован и предлагал все вышеперечисленные прелести. В нем имелась отдельная квартира, где Фредди Буретти с Даниеллой могли жить и работать над костюмами, вечерними нарядами и текущими задачами “Мэйн Мэн”; целый этаж с кухней и столовой, в которой можно было накормить столько гостей, сколько захочешь; еще один этаж, занятый целиком гостиной и свободным пространством для вечеринок с роскошным диванным уголком из белой кожи и ультрамодерновой звукосистемой; и еще два этажа со спальнями – один для гостей, а один – со спальней Зоуи и, рядом с ней, спальней самих хозяев со встроенным стенным шкафом и покрытой шелками кроватью королевских размеров. Элегантные, прекрасно оборудованные ванные были понастроены везде, где только могли понадобиться.

Эдо был дом, словно созданный для вечеринок, и так оно и должно было быть, потому что Челси в 1974 году было ТЕМ самым местом в ТО самое время. В начале 70-х Лондон по-прежнему оставался первокласным энергетическим магнитом, притягивавшим наиболее авантюрных художников, дизайнеров, писателей, музыкантов и прочие творческие души со всей Европы, из Австралии и Америки – отовсюду, а Челси был той самой точкой, где эти люди собирались и общались. Более того, вечеринка была в самом разгаре. Поп-искусство находилось в зените своей силы и богатства, вибрации были ощутимы; казалось, хорошие времена продолжаются непрерывно.

Оглядываясь назад, можно сказать, что мы все коллективно находились на пике поп-энергетической волны, которую впервые вызвали Битлз за десять лет до того. Но вскоре этой волне суждено было разбиться, а нам всем – захлебнуться или даже утонуть в панке, коке, смэке, диско, декадентстве, разочаровании, деградации (а также массовой безработице, городских потасовках и прочих последствиях Маргарет-Тетчеровского антинародного правления). Но тогда и там, на улицах Челси в 1974-м, казалось, что наша вечеринка никогда не кончится, что она будет становиться все больше, богаче и отрывнее. Может, это и была нероновская мелодия, но нам под нее классно плясалось.

Когда я говорю “нам”, я имею в виду всех нас, хиповых артистичных жителей Челси, нас, поколение, родившееся сразу после Второй мировой войны, второе поколение рок-н-ролла, тогдашнюю британскую рок-аристократию: по-прежнему живой клан Стоунз/экс-Битлз/Ху/Кинкс; более молодых звезд, вроде Рокси Мьюзик и Йес, Эмерсон, Лэйк энд Палмер; новичков Квин, Слэйд и Гэри Глиттера; неувядающих Рода Стюарта, Марка Болана и Элтона Джона, ну и конечно же мистера Дэвида Боуи, названного “Мелоди Мэйкер” в январе 1974-го лучшим британским певцом, продюсером и компрозитором. Да-да, в этом году Дэвид был все еще номером один и поднимался все выше.

Вы сразу могли сказать это, читая газеты и журналы, да и по той радушности, с которой нас встречали во всех хиповых местах. А вот по количеству денег этого сказать совсем нельзя было. Ситуация была просто смехотворна. В каком-то смысле было относительно удобно: мы могли говорить людям из нашего обычного круга – владельцам клубов и т.д. – чтобы они просто отсылали счета в офис “Мэйн Мэн”. Они так и делали. И все было нормально, насколько мы могли судить.Но если нам требовались наличные, начинался чертов кошмарный сон.

Как я припоминаю, обычная поцедура протекала так (может быть еще с парой приятных, но чаще неприятных вариаций):

Во-первых, звонишь в офис и говоришь им выписать чек.

Затем звонишь еще раз, поняв, что они этого не сделали и снова повторяешь вышесказанное.

Затем звонишь еще раз и выслушиваешь объяснения, почему они этого не сделали. Не услыхав ничего вразумительного, требуешь Тони.

Ждешь, чтобы Тони перезвонил тебе.

Устаешь от ожидания и перезваниваешь сам. Реагируешь тактично на известия, что Тони уехал на лимузине вместе с сегодняшней любовницей к ювелиру и не появится до завтрашнего дня.

Звонишь на следующий день и требуешь к телефону Тони.

Делаешь это еще раз.

И еще раз – теперь уже с успехом. Выслушиваешь Тониевские заверения.

Ждешь, когда придет чек.

Устаешь от ожидания и звонишь снова, теперь уже вопя.

Отправляешься сам забрать чек, едешь в банк и реагируешь тактично, обнаружив, что чек не подписан.

Отвозишь его обратно в офис и ждешь, когда Тони вернется с финансируемого “Мэйн Мэн” и продолжающегося три часа изысканного ланча с СЕГОДНЯШНЕЙ любовницей и десятком друзей. Когда он, наконец, прогулочным шагом забредает в офис, заставляешь его подписать чек.

К этому времени банк уже закрыт, так что приходится ждать еще день.

На следующий день реагируешь тактично, когда тебе говорят, что на счету нет денег.

Звонишь в офис и говоришь им перевести на счет деньги и перезвонить тебе, когда они это сделают.

Ждешь.

Устаешь ждать и звонишь снова. ВОПИШЬ. Выслушиваешь заверения.

Бросаешься НЕМЕДЛЕННО в банк, и, если боги сегодня к вам благосклонны, получаешь по чеку деньги. А если нет, начинаешь все сызнова.

Эта рутина доставала и доставала меня до тех пор, пока это уже невозможно было выносить. Но, прежде чем швырнуть Тони в штаны гранату, я отправилась к Дэвиду и учредила новую рутину. Теперь офис выплачивал мне ежемесячно, 2.000 фунтов наличными на разные расходы. Что было хорошо до тех пор, пока Тони не начал под них подкапываться. Я могла получить деньги, подбить свой бюджет и заниматься спокойно своими делами, и вдруг – сюрприз, дорогуша! – оказывалось, что теперь Я оплачиваю все домашние счета за телефон, и это при звонках по всему миру в любое время суток (а Дэвидовская подпорченная кокаином ночка могла стоить недешево). И так далее и тому подобное. Тониевские игры.