— Понимаю, — отозвался разведчик. — Чем дальше, тем хуже. Дурные вести из всех уголков Солнечной системы. Коммуникации рвутся. Машины простаивают. Установки жизнеобеспечения не приносят пользы, потому что люди не в силах ими управлять.

Оба погрузились в молчание. Мозес хмуро уставился на кончик своей сигареты, Чемберс застыл напряженно и прямо, словно сидел не за собственным столом в председательском кресле, а на краешке стула в ожидании важного события.

— Ситуационный психоневроз, — вздохнул наконец Аллен. — Так называют это специалисты. Очередной заумный термин для обыкновенного сумасшествия. Люди бросают работу. Люди впадают в бешенство. Вся Солнечная система ползет по швам, потому что они не в состоянии выполнять свои обязанности.

Чемберс заговорил резко.

— Демагогия никуда не приведет, Мозес. Мы должны найти ответ или сдаться. Предать мечту, которую лелеяли многие поколения до нас. Мечту об объединенной Солнечной системе — объединенной людьми и для людей, бесперебойно работающей во имя улучшения жизни.

— Вы хотите спросить, — медленно проговорил Аллен, — что я для этого сделал?

Чемберс кивнул.

— Да, именно это я и имел в виду.

— Я разрабатывал множество направлений и отказался от большинства из них. По сути дела, осталось одно по-настоящему серьезное. Но саботажем тут не пахнет. Не то чтобы я не проверял — в конце концов, это моя работа. Но я спинным мозгом чувствую: здесь все честно и открыто. Чтобы справиться с задачей, мы должны найти новый фактор в человеческом сознании, в человеческой психологии — иной подход к проблеме в целом. Наша беда — гении. Управление Солнечной системой требует гениев. Среднего интеллекта для этого недостаточно. А гении все с приветом. На них нельзя полагаться.

— И все же, — произнес Спенсер Чемберс, — мы должны опираться именно на них.

И это, Аллен понимал, была правда — горькая правда.

Уже многие годы наблюдался упадок человеческой деятельности. Он начался постепенно: несколько случаев там, несколько случаев здесь. Но процесс распространялся, развивался почти в геометрической прогрессии и теперь достиг точки, где, если только что-нибудь не предпринять, экономика и промышленное производство Солнечной системы накроются медным тазом из-за нехватки людей для управления ими. Электростанции и лаборатории, перерабатывающие заводы, купольные города, коммуникационные системы, построенные людьми на всех планетах вокруг Солнца, рассыплются в прах.

Сегодняшние люди более тренированы, лучше подготовлены морально и развиты интеллектуально, чем когда-либо прежде. Это не вызывает сомнений. Им пришлось стать такими. Сотни рабочих мест требовали гениев. И гении появились, причем в огромном количестве. Беда в том, что они не оставались гениальными. Они сходили с ума.

Еще в двадцатом веке наметились признаки массового безумия, уже тогда зародившегося от возрастающих требований, предъявляемых все более сложной, стремительно меняющейся цивилизацией к человеческому мозгу, к способностям и навыкам людей. С развитием эры науки человек внезапно столкнулся с необходимостью превратиться в умственного гиганта. Люди честно попытались и даже отчасти преуспели. Но темп оказался слишком высок — технические возможности ложились на разум непосильным бременем. И человек начал отставать.

Нынешний мир стал миром специализации. Более или менее осмысленная работа стоила многих лет напряженнейшего обучения. Институтские курсы сделались сложнее и намного длительнее. Но это еще не все. В то время как человек, до предела измотав сознание, пытался вникнуть в проблемы избранной им сферы деятельности, ему еще приходилось вписываться в повседневную жизнь, искать собственное место в мире, изменению которого он сам же и способствовал.

Не удивительно, говорил себе Аллен, что настал момент, когда люди махнули на все рукой и впали в прострацию.

— Надо выяснить, что не так с одаренными ребятками, — продолжил он, — Надо выяснить, какие факторы делают неустойчивой их психику. Может, что-то не так в системе образования — в том, как происходит обучение?. Может…

— Педагоги и психологи ведут исследования в этих направлениях, — коротко напомнил ему Чемберс.

— Понял. Видимо, мне следует придерживаться собственной сферы. Ладно. Я собираюсь сообщить вам кое-что малоприятное.

Председатель сидел молча, ждал. Ганнибал переместился по столу, подбираясь ближе к Мозесу, словно обрел способность понимать человеческую речь и не хотел пропустить ни слова.

— Это насчет этой конторы, Санктуария, — начал Аллен, — Вы видели рекламу…

Он осекся со смущенным видом, но Чемберс кивнул.

— Да, видел. Я же могу читать газеты. Расправляю на столе, Ганнибал смотрит, а я читаю. Так же хорошо, как и вы. Не надо столь трепетно относиться к моей слепоте.

— Санктуарий рассовал рекламу повсюду, — продолжил Аллен. — В газетах, на дорожных знаках — везде. Иногда они называют себя домом отдыха, иногда — санаторием. Иногда они даже не дают себе труда как-нибудь называться. Просто используют большие белые пространства с напечатанным крупными буквами словом «Санктуарий». Все так благородно. Ничего кричащего. Никакого хвастовства. Они вытеснили из бизнеса почти все другие заведения, где вправляют мозги и латают нервы. Никто теперь и не думает обращаться куда-либо, кроме Санктуария, когда почувствует, что крыша потекла.

— К чему вы клоните?! — рявкнул Чемберс.

— Я же предупреждал, что это вас расстроит, — напомнил Аллен. — Они одурачили вас. И всех остальных. Позвольте мне рассказать, что я о них знаю.

Рот председателя Совета сжался в тонкую прямую линию.

— Что вообще заставило вас, Мозес, расследовать их деятельность? Санктуарий — это… — Он запнулся, — Ну, одним словом, Санктуарий.

Глава Секретной службы рассмеялся.

— Да, я знаю, что вы имеете в виду. Санктуарий белый и пушистый. Санктуарий прекрасен. Этакая сияющая гавань в слетевшем с катушек мире. Да-да, так думаете не только вы, но и все остальные тоже. И я так думал. Но потом — просто по какому-то наитию — начал присматриваться к нему. И при этом сам себя ненавидел. Мне казалось, я должен убежать и спрятаться. Но у меня шевельнулось какое-то предчувствие, понимаете, а я никогда не отмахиваюсь от них. Поэтому, стиснув зубы, начал копать. И я убежден, что Санктуарий либо как-то связан с распространением безумия, либо представляет собой крупнейшую аферу, какую когда-либо знала Солнечная система. На мой взгляд, это, скорее всего, мошенничество. Мне пока не сообразить, с какого конца подобраться ко второму варианту. Возможно, они просто ради поддержания своего бизнеса каким-либо образом способствуют тому, что люди сходят с ума? Не уверен. Это кажется маловероятным по многим причинам. Если же речь идет всего лишь об афере, я попусту теряю время. В наше время имеется более крупная дичь, нежели мошенники.

Он тяжело вздохнул.

— Сначала я проверил доктора Яна Николса — того парня, который всем у них заправляет. А он никто, насколько мне удалось выяснить. Определенно не психиатр. Одно время работал в Солнечной службе. Возглавлял партию, осуществлявшую надзор за полезными ископаемыми в поясе. Имеет какую-то степень по минералогии. И все. Ничего больше — никакой специализации. В общем, я пришел к выводу, что он всего лишь корыстолюбивый приспособленец, получивший не слишком хорошее образование.

По нашим сведениям, все остальные члены партии, которой руководил Николс, исчезли. Куда они делись, выяснить так и не удалось.

Я попытался связаться с Николсом и не смог. До него не добраться. Ни почты. Ни радио. Ничего. Санктуарий изолирован. Если тебе там что-то нужно, ты отправляешься туда сам, лично.

— Я об этом как-то не задумывался, — заметил Чемберс.

— И не только вы. Никто не пытается связаться с Санктуарием, пока не понадобятся его услуги, а когда возникает в них нужда, человек оказывается там. Но вы еще и половины не слышали.

Аллен зажег новую сигарету. В комнате негромко прозвонили часы. Ганнибал свесился со стола и махнул на Мозеса когтистой лапкой, не достав до него считанные сантиметры.