Сирваль, длиннющая горная гряда на Эрси, славилась обширными запасами различных металлов, густыми лесами и особой, очень странной травой. Необычность сирвальской травы-кленовки проявлялась по осени: ярко-зелёная, словно раскрашенная весёлым маляром, она в одночасье становилась красной, как кровь, превращая редкие безлесые вершины в алые башни, гордо возвышающиеся среди предзимнего зелёно-жёлтого буйства.

Именно кленовку вспомнил Крачин после боя, увидев залитую кровью траву вокруг Змеиного моста, но только – после. Потому что, если хочешь, чтобы это самое «после» наступило, не нужно отвлекаться во время драки.

– Не дайте им уйти!!

Маска глушит голос, получается рык, а не выкрик, но кирасиры опытны, слышат и кивками показывают, что поняли.

«Гаттасы» воют бешеными стерчами, но бьют только вперёд, вдоль моста, вдоль путей, по которым несётся колёсный «Клоро». Стрелять на такой скорости через фермы глупо – пули придут в железо, а менсалийцы, что видны сбоку, разбегаются, вот Крачин и рычит:

– Не дайте!

Но тут заканчивается мост. Резко заканчивается, был и сразу нет, и бронетяг сбрасывает скорость, чтобы ссыпались из кузова похожие на металлических големов кирасиры.

– В атаку!

А пулемёты продолжают завывать, теперь уже во все стороны, старательно добираясь до паникующих менсалийцев. Но до всех не добраться, вот и приходится бегать. Кирасиров готовят годами, тяжёлые благлитовые доспехи становятся родными, вес не чувствуется и на стремительности движений не сказывается.

– Быстро! Быстро!!

Пять человек налево, пять направо. «Клоро» дал вперёд, а кирасиры боевым веером разлетелись с насыпи. Залп из карабинов, крик, ещё один залп. Не прицельный, а чтобы сбить менсалийцев и выиграть время на прорыв. Через мгновение прилетает ответка – кто-то из менсалийцев решил отбиваться. К счастью, пуля не винтовочная – пистолетная. Кираса принимает свинец, а его энергия заставляет здоровенного Акселя шатнуться назад. На секунду. Затем он возвращает равновесие, отвечает выстрелом, заставившим врага нырнуть в укрытие, отбрасывает карабин и выхватывает палаш. Прямой и тяжёлый, не приспособленный к изящному фехтованию, зато страшный в ближнем, кровавом, когда в левой руке короткоствол, а клинок собирает главный урожай, то и дело бросая на кирасу капли красного.

Похожие на брызги посечённой кленовки.

Штык, приклад карабина – ерунда. Полк Акселя оставался верен палашам, с которыми их предки ходили в лихие кавалерийские атаки. Чернарский полк любил рубиться.

Пять кирасиров соскочили с насыпи налево, но эрсийцы наступали веером, и троим менсалийцам удалось создать преимущество: трое на двоих. Однако арифметика ничего не значит, когда на ошарашенных, едва успевших схватить оружие солдат несутся закованные в благлит здоровяки, лица которых скрыты бесстрастными масками. Здоровяки без лиц. Здоровяки с палашами.

Клинки которых куда длинней, чем кажется.

Взмах – брызги кленовки – вопль. Не рассчитавший расстояние менсалиец с ужасом смотрит на отсечённую кисть. Она сжимает пистолет на земле. Боль не пришла, не успела – второй взмах режет менсалийцу горло. Не рубит голову – не надо, – просто режет, и алый фонтан летит навстречу режущему.

Аксель уворачивается от потока кленовки и тут же стреляет. Патроны в «Пятнашке» нестандартные, алхимические, и «косая молния» взрывает следующему менсалийцу голову. Справа вопль, там работает палаш, напарник рубит последнего врага в капусту.

Вопль, а сразу за ним – тишина.

Умолкают «Гаттасы», нет выстрелов, нет воплей. Тишина. Змеиный мост наш.

Мы убили всех, кого хотели.

Ничего… Ничего… Пусто… Задёрнутые шторы…

Орнелла медленно идёт вдоль края вагона, заглядывая в окна с помощью укреплённого на конце телескопической палки зеркала. Впереди, шагах в шести ближе к паровозу, тащится Колдун с дробовиком в руках, чуть позади – верная Эбби Колотушка. А в зеркале… А в зеркале снова шторы. Плотная ткань скрывает третье подряд окно, и Григ начинает злиться.

– Дерьмо.

– Что? – Колотушка расслышала звук, даже несмотря на ветер. Не слово, а именно звук, и насторожилась.

– Шторы.

Оставался последний вагон. Первый, если считать от паровоза, но последний, потому что именно в нём, вне всяких сомнений, путешествует Махим. Вагоны второго класса проверены, оба предыдущих люкса проверены, в ресторане изучен каждый угол, каждый закуток.

Остался последний вагон.

И лёгкое напряжение сменилось спокойной уверенностью: теперь диверсанты знали, где будет бой, понимали, что их ждут, и неторопливо готовились к схватке. Спичка, Шиллер, Губерт и Ленивый заблокировали переход, отрезав первый люкс от остального поезда. Внутрь не совались, ждали сигнала, но и выпускать никого не планировали. А Орнелла, Эбби и Колдун отправились на крышу – разведать обстановку. Но зеркало пока не помогало, а врываться в вагон без подготовки Григ не собиралась.

– Пожалуйста, – шепчет Орнелла, перемещаясь к следующему окну. – Пожалуйста.

И была услышана.

Первым в зеркале является напряжённый, словно провод под током, Махим.

– Есть!

Рядом с экс-консулом стоит жена, её Григ видела на фотографиях, и Вельд, досье на которого она листала перед операцией – телохранитель крутой, но лишь по кардонийским меркам. Может доставить неприятности, но не способен помешать выполнению задачи.

– Проклятье! – Махим бледен, лицо Амалии искажено страхом, Вельд держит в руке пистолет, но видно, что ошарашен. А в следующий миг Орнелла разглядела причину беспокойства, и у неё вырывается протяжный стон: – Проклятье!

– Что? – вновь подала голос Колотушка. На этот раз она разобрала слово.

– Бамбадао!

Помпилио дер Даген Тур.

Его Григ узнала без труда – не раз видела фотографии в газетах и журналах, к тому же слышала, что лингиец живет в Унигарте. Узнала, несмотря на то, что лысый адиген нарядился в простенькую цапу, штаны с накладными карманами и высокие ботинки; узнала, но не поняла, что дер Даген Тур делает в поезде, и это обстоятельство заставило Орнеллу задуматься.

С одной стороны, присутствие адигена ничего не меняло – Махима нужно убить. Бой будет. Однако зачем дер Даген Тур здесь? Что заставило его рискнуть, пересечь линию фронта и тайно сесть в поезд? О чём высокородный адиген желает говорить с бывшим консулом? Григ никогда не считала себя заурядным боевиком – только разведчиком, и никогда не упускала возможность раздобыть информацию.

– Мне нужно вниз.

– Понятно.

Задавать вопросы во время операции Колотушку не научили, раз надо, значит, надо. Эбби вытащила из ранца моток веревки, зацепила карабин за технологическое «ухо» на крыше вагона, резко дернула, проверив соединение на крепость, и кивнула командиру. Григ пропустила петлю под мышками, медленно опустилась вниз, опираясь ногами на стену вагона, и остановилась на уровне окна, прикрытая от взглядов собранными шторами.

– Ещё чуть-чуть…

Вельд и Амалия вышли, дер Даген Тур и Махим уселись в кресла напротив друг друга, разговор начался, и капитан заторопилась. Левой рукой вцепилась в малюсенький выступ, изо всех сил удерживая себя на месте, а правой плотно прижала к стеклу черный раструб хитроумного «слухача», разработанного для диверсантов умельцами Компании. Ветер, конечно, мешал, некоторые фразы пропадали полностью, но основное Орнелла услышала.

– Итак, синьор дер Даген Тур…

– Учитывая обстоятельства, тебе пора избавляться от глупых привычек и обращаться ко мне, как положено. – Помпилио тяжело посмотрел на бывшего консула. – Попробуй ещё раз.

Никогда на демократической Кардонии не использовали особое, адресованное лишь адигенам обращение «адир» и его высшую форму, предназначенную для даров, их детей и родных братьев – «мессер». Всю жизнь Махим гордился этой особенностью родной планеты, не уставал подчёркивать свободомыслие Кардонии, став консулом – активно пропагандировал такое же поведение среди соседей, и вот…