Чейн стоял на дне затерянного в горах Коронного кряжа ущелья. С неба сыпал легкий снежок, и раздавался неистовый крик Вельстила:

— Хватит! Я больше не твой! Убирайся в свое убежище! Найди себе другого дурачка… его и морочь!

Чейн вгляделся в бездонную тьму. Зимние тучи непроницаемо заволокли небо, и лишь в одном месте, в разрыве облачного покрова, видны были звезды.

Вельстил неотрывно смотрел в небо, и в его взгляде кипела ненависть. Черные волосы растрепались, почти скрыв белоснежно-седые пряди на висках. Наконец он перевел безумный взгляд на тропу, зигзагами поднимавшуюся вверх по стене ущелья.

Прямо в древней скале был вырублен небольшой дом. Зыбкий огонек проплыл по последнему зигзагу тропы, и тогда из узкой двери дома выступил человек. Облаченный в светло-голубое сюрко поверх темной рясы с капюшоном, он высоко поднял над головой факел, приветствуя двух точно так же одетых людей, которые поднимались по тропе. Все трое скрылись в доме.

— Запри их всех, — прошептал Вельстил. — Покормись, если надо, но оставь их в живых… пока.

Слишком долго Чейн получал пищу только из колдовской чашки Вельстила. Предвкушая свежую кровь, он швырнул на снег свою ношу и рысцой побежал к тропе.

Повернув на последнем зигзаге тропы, Чейн увидел, что из-под двери, искореженной годами непогоды, сочится тусклый свет. Он замедлил бег и бесшумно подкрался — послушать, что творится внутри.

За дверью звучали голоса, и их было явно больше трех. Вначале Чейн не мог разобрать ни слова, потом сообразил, что там говорят по-стравински — это наречие, на котором он с грехом пополам мог разобрать несложный разговор. Главное — в доме пахло жизнью, и он, не в силах более сдерживаться, схватился за стылую щеколду. Одним стремительным движением Чейн смял ее и с такой силой толкнул дверь внутрь, что та грохнулась об стену.

В тесной комнатке, возле узкого очага, в темных рясах и голубых сюрко, стояли трое мужчин и женщина. Все четверо потрясенно уставились на Чейна. Еще одна пожилая женщина, сидевшая слева на длинной скамье, начала было стаскивать с ног грязные сапоги, да так и застыла. Незваный гость стоял перед ними во всей своей красе — рослый, длиннорукий и длинноногий, с выбивающимися из-под капюшона темно-рыжими волосами и длинным мечом, ножны которого приподнимают край заляпанного грязью шерстяного плаща. Кто угодно, только не местный житель.

Даже толком не рассмотрев лиц, Чейн бросился в атаку и наотмашь ударил кулаками.

Прежде чем кто-то попытался бежать, женщина и один из мужчин рухнули на пол, и Чейн оказался лицом к лицу со стариком в капюшоне. Морщинистое лицо старика обрамляли подстриженные седые волосы. Последний из тех, кто стоял возле очага, бросился к лестнице.

С порога Чейн не заметил этой лестницы. Он метнулся вслед за тщедушным беглецом, схватил его за рясу — и тот завопил во все горло:

— Помогите! Бандиты!

Чейн уперся ногой во вторую ступеньку и с силой рванул беглеца на себя.

Тщедушный юнец пролетел через всю комнату, врезался в дальнюю стену, где на деревянных колышках были развешены плащи и рясы, перевалился через скамью и замертво рухнул на каменный пол. Старухи там уже не было.

Чейн стремительно развернулся к выходу.

В дверном проеме стоял Вельстил и, схватив старуху за шею, обшаривал взглядом комнату. Старуха хрипела, отчаянно хватала воздух разинутым ртом, извивалась, пытаясь вырваться, но Вельстил не обращал на это внимания. С каждым судорожным хрипом она становилась все слабее, и наконец ее руки бессильно повисли вдоль тела. Вельстил разжал пальцы. Она рухнула, ударившись головой о каменный пол. Чейн опять развернулся к старику в капюшоне.

Монах, или кто он там был, с ужасом уставился на него, поднеся дрожащие пальцы ко рту. Чейн понял, на что он смотрит, и шире открыл рот, обнажив острые зубы и длинные клыки.

Старик остолбенел, и волны страха, исходившие от него, стали еще отчетливее. Чейн почти что кожей ощущал этот сладостный аромат.

— Запри их всех, — негромко сказал Вельстил.

Чейн резко обернулся к нему.

— Но я… но ты… ты же сказал, что я могу покормиться! — прохрипел он.

— Поздно, — прошептал Вельстил. — Ты замешкался… и упустил свой шанс.

Чейн шагнул к Вельстилу. Сверху послышался топот.

Кучка людей в темных рясах и голубых сюрко толпилась на верхней площадке лестницы. Один юнец при виде Чейна попятился и упал на двух своих сотоварищей. Раздался оглушительный грохот — это Вельстил с силой захлопнул входную дверь.

— Заканчивай! — рявкнул он и пнул валявшуюся на полу старуху.

От удара старуху подбросило вверх. Пролетев через комнату, она шлепнулась возле камина на бездыханные тела своих собратьев. Старик в ужасе отпрянул.

Чейн глянул на лестницу. Он не мог навскидку определить, сколько там столпилось народу. Когда Чейн бросился вверх, толпа с испуганными воплями обратилась в бегство. Чейн достиг верхней площадки, прежде чем оттуда успел удрать последний из монахов.

Вдоль коридора верхнего этажа по обе стороны тянулись ветхие дощатые двери. Каждая вела в небольшую келью с голыми каменными стенами. Чейн гнал перед собой вопящее стадо в рясах, монахи удирали от него сломя голову, и ни один из них не пытался сопротивляться. Этот смертный скот даже не был способен драться, чтобы защитить свои жизни, и Чейн проникался к ним все большим презрением и все более бесцеремонно обходился с очередной жертвой. Он хватал и швырял их в кельи, от них так одуряюще пахло страхом, что Чейна охватило только одно желание — поскорее со всем покончить.

Сейчас он мог думать только об этой живой, приправленной страхом крови, обжигающей струей, льющейся в горло, и наполняющей его блаженством. Он хотел не просто утолить голод, а насладиться восхитительной трапезой.

Позади него раздавались шаги Вельстила и деревянный стук. Когда Чейн захлопнул последнюю дверь и затолкал назад в келью монаха, который вырвался было из-за предпоследней, его уже трясло от неистовой жажды.

Вельстил нес в руках обломки толстых жердей. Переходя от двери к двери, он просовывал жердь в чугунную дверную ручку и упирал ее концом в каменный косяк. Теперь, чтобы открыть эти двери изнутри, нужно обладать нечеловеческой силой. Покончив с работой, Вельстил окинул взглядом череду дверей, протянувшихся по обе стороны коридора.

— Итого семнадцать… — пробормотал он, погруженный в свои мысли. — Недурно… если учесть, что у нас не было возможности произвести более тщательный отбор. — Он опустил голову. — Там, внизу, еще несколько без сознания. Приволоки их наверх и запри.

Чейн хотел зарычать, но сдержался. И, протиснувшись мимо Вельстила, отупело двинулся исполнять приказ.

Когда он во второй раз спустился вниз, в комнате оставалось только двое монахов — старуха и юнец, которого Чейн швырнул об стену. Вельстил стоял на коленях возле юнца, доставая из мешка бронзовую чашку.

— Унеси старуху, — бросил он. — Юнца оставь.

Вельстил упорно не желал кормиться кровью, предпочитая чародейским способом извлекать из жертв чистую жизненную силу. Он негромко затянул заклинание.

Чейн ухватил старуху и поволок ее обмякшее тело вверх по лестнице.

К тому времени, когда он вернулся, Вельстил уже завершил ритуал. Молодой монах превратился в иссохшую мумию, а чашка была полна до краев влагой, казавшейся в скудном свете очага совсем черной. Пить Вельстил не стал. Он перелил содержимое чашки в склянку коричневого стекла и заткнул горлышко пробкой.

— Оставайся здесь и не путайся под ногами, — велел он.

Вельстил направился к лестнице, но, сделав несколько шагов, остановился. По спине пробежала дрожь. Он долго глядел на верхнюю площадку сложенной из темного камня лестницы, а затем двинулся дальше.

Злость, кипевшая в Чейне, не смогла заглушить любопытства. Он пошел вслед за Вельстилом, не сводя с него взгляда.