Возможно, Бринсли уже давно подозревал, что Сара весьма неравнодушна к маркизу. Она старалась никогда этого не показывать, но, должно быть, была не настолько осторожной, как ей казалось.

Бринсли подпалил сухой хворост, отошел и подождал, пока разлетятся искры.

Но он тоже страдал. Оглядываясь в прошлое, Сара понимала, что его желчные слова маскировали боль от сознания неизбежности ее предательства. Возможно, он отправил Сару к Вейну в надежде на то, что у них дойдет до постели. В конце концов, Бринсли думал, что последнее время она испытывала отвращение к тому, что происходит в спальне. Но даже если бы между ней и Вейном ничего бы не произошло, Бринсли все равно потребовал бы свои десять тысяч фунтов. Сара переступила порог дома Вейна, ей никто бы после этого не поверил в то, что она невинна. Вейн был бы вынужден заплатить.

Какой она была дурой!

Вейн смотрел на нее, и у Сары возникло пугающее чувство, что он видит ее насквозь, видит так, как никто никогда не видел. Господи, только бы он не прочел ее мысли.

Наконец он отрывисто произнес:

— Ваш муж был самым омерзительным куском дерьма, с которым я имел несчастье встречаться. Единственное, о чем я сожалею, — это о том, что он умер раньше, чем я имел бы удовольствие вышибить из него дух. Господи, Сара, как вы могли жить с ним? Как вы переносили все его мерзости?

У Сары болезненно свело живот. Она прикрыла глаза ладонью и отвернулась.

— Он не всегда был таким, — сказала она.

— Вы должны были бросить его в ту минуту, как он предложил вам прийти ко мне.

Вейн был прав. Но Сара выдавила из себя горький смешок.

— И прийти к вам?

Вейн взмахнул рукой.

— Да. Ко мне. К своим родителям, к подруге. С кем угодно вам было бы лучше, чем с ним.

Сара проглотила комок в горле и медленно покачала головой.

— Мы очень по-разному смотрим на жизнь, милорд.

Он презрительно фыркнул:

— Я никогда не имел ничего общего с мучениками.

— Вы считаете меня мученицей! За то, что я предпочла определенную меру независимости? Кем бы я была, если бы до конца дней жила на подачки матери? Я поклялась перед Богом в верности мужу и была верна клятве. — Она отвернулась. — До прошлой ночи.

И вновь нахлынул ужас того, что она увидела, вернувшись домой: Бринсли, лежащий в луже крови, на последнем издыхании спрашивающий ее, осталась ли она верна ему. Как трудно было сейчас гневаться на Бринсли, когда он умер таким жалким, в таких страданиях. После того как она предала его с другим мужчиной.

Собравшись с силами, Сара гордо распрямилась. Усилием воли она прогнала жуткую картину смерти Бринсли.

— Мы ничего не добьемся этой беседой. Я глубоко сожалею, что вы оказались вовлеченным в расследование убийства Бринсли. Но честное слово, вам ни к чему беспокоиться.

От взгляда Вейна ее сердце забилось чаще, но он быстро сумел погасить в глазах жар желания. Так, словно они говорили о пустяках, Вейн сказал:

— Похоже, мне предначертано судьбой беспокоиться о ваших делах, мадам, какими бы неприятными они ни были.

Она молчала. Он ждал. Наконец он сердито произнес:

— Давайте согласимся, что никто из нас сейчас не способен мыслить ясно. — Он огляделся и взял шляпу и перчатки. — Я оставлю вас и вернусь завтра утром. К тому времени решение непременно найдется.

Сара сделала реверанс.

— И до тех пор вы не станете разговаривать с Коулом? — с опаской спросила она.

— Я буду продолжать отрицать свою причастность к событиям той ночи. Коул мне не поверит, но это лучшее из того, что я могу сделать на настоящий момент. — Вейн уже собрался уходить, но остановился. И иным, более мягким тоном добавил: — Попытайтесь не волноваться. Я найду выход.

Она кивнула, не в силах заставить себя поверить ему. Она смотрела Вейну вслед и чувствовала, как ею овладевает отчаяние.

Вейн закрыл за собой дверь библиотеки. Он призывал себя к спокойствию, но живот свело, и сердце стучало как бешеное. От стеснения в груди было трудно дышать.

Он думал, что прошлой ночью Сара поступила с ним так, что хуже не бывает. Но нет, это была лишь прелюдия к тому унижению, которому она подвергла его сегодня.

Сара была невинна. Совершенно невинна. Отдаться ему ее заставил этот негодяй, ее муж. Если бы Коул уже не был мертв, Вейн с удовольствием перерезал бы ему глотку. Какой мужчина мог вот так использовать свою жену? И какой женщиной была Сара, если позволила ему вот так поступить? В то время, должно быть, она думала, что у нее нет иного выбора.

Вейн испытывал тошноту от сознания того, что он фактически изнасиловал ее, пусть и не сознавая того. Тогда он думал, что небезразличен Саре, что она с наслаждением откликается на его ласки, что его ласки ее возбуждают.

Но разве он мог тогда мыслить здраво? Разве он не был целиком во власти собственных желаний? Разве он способен был трезво оценивать ее реакции? Он думал, что она желает его, но так ли это было на самом деле? Вейн, поникнув головой, пытался вспомнить, как все было, но их первая близость походила на ураган, ураган страсти, и удовлетворение, которое он получил, было слишком сильным, чтобы ясно помнить, как при этом вела себя Сара. Вейн помнил, что она кусала его и царапала, но и целовала, и проводила языком по его коже. Грубая игра или робкая попытка сопротивления? Возможно, тогда это было все, на что Сара осмелилась.

Вейн прислонился к стене и яростно взъерошил коротко стриженные волосы. Он не знал, чему верить и как понять, где правда, а где ложь. Если в нем осталась хоть капля инстинкта самосохранения, он должен бежать от нее как от огня. Но, даже размышляя об этом, он понимал, что не может без нее. Он не может оставить Сару в беде.

— А, Вейн. — Питер Коул шел к нему по коридору. Питер появился слишком рано, не дав Вейну времени взять себя в руки. Склонив голову набок, Питер предложил: — Поговорим? — Коул провел Вейна в маленькую гостиную, декорированную в багровых тонах, и закрыл за ними дверь. — Ну как?

Вейн не ответил. Питер умело разыгрывал роль участливого друга, который вовсе не прижимал ухо к замочной скважине под дверью библиотеки, пока Вейн разговаривал с Сарой.

Впрочем, возможно, Питер и не подслушивал. Вейн не питал иллюзий относительно агентов его величества. В конце концов, шпионаж был лишь маленькой грязной игрой. Но возможно, из уважения к Вейну и в память об их долголетнем знакомстве Питер предоставил им с Сарой возможность пообщаться без свидетелей. Вейн очень на это надеялся. При мысли о том, что кто-то знает, что именно происходило между ним и леди Сарой в ту ночь, его снова замутило.

Он сказал ей, что попытается придумать выход, но, по правде говоря, он не мог сосредоточиться, он никак не мог оправиться от потрясения, полученного в библиотеке. Свойственные ему логичность мышления и практицизм не хотели возвращаться.

Сейчас, тщательно подбирая слова, Вейн сказал:

— Естественно, леди Сара расстроена и в настоящий момент не способна вести себя рассудительно. Я не мог давить на нее, пытаясь дознаться о том, где она находилась прошлой ночью. Но я сказал ей, что вы не отпустите ее, пока не узнаете правду. Я вернусь завтра. Пусть она все хорошенько обдумает.

Питер кивнул:

— Будем надеяться, что она станет сговорчивее. Я не хочу держать ее здесь. Еще меньше я хочу, чтобы граф узнал о том, что я держу ее у себя. Но я должен узнать правду.

Вейн помолчал.

— Если вы решите отпустить ее до завтра, дайте мне знать, хорошо? Мне бы хотелось самому проводить ее домой.

Питер посмотрел на него с пониманием, даже с сочувствием. Только этого не хватало Вейну. Теперь он стал еще и объектом жалости!

— Да, — сказал Питер. — Я вам сообщу.

Вейн взял извозчика и поехал в Блумсбери, туда, где жили Сара и Бринсли. Ему нужно было провести осмотр местности, чтобы понять, кто и что мог видеть и откуда, а также представить точную временную последовательность того, что происходило ночью.