Через несколько минут Сара осторожно высвободилась из объятий.

Она так и не сняла перчатки, чулки и подвязки. Обувь она все же сбросила, но вот когда — совершенно не помнила.

В камине зловеще багровели тлеющие угли, ночной воздух легкой прохладой касался кожи. Сара покосилась на спящего Вейна, и ее охватило непривычное чувство душевной теплоты.

Губы тронула слабая улыбка. Она на четвереньках пробралась к смятому одеялу и заботливо натянула его на Вейна. Он даже не пошевелился, и она, вдруг испугавшись, склонилась к нему проверить, дышит ли он вообще. Ей вдруг очень захотелось прикоснуться к нему.

Искушение оказалось слишком сильным, и она расстегнула правую перчатку. Потом медленно стянула ее с руки и осторожно положила на ночной столик. Потом встала на колени, забросила распущенные волосы за плечо и наклонилась над Вейном.

Затаив дыхание, она протянула руку и осторожно провела кончиками дрожащих пальцев по его брови.

Он в ответ на ее прикосновение даже не пошевельнулся, и она осмелела и провела по-прежнему дрожащими пальцами по его чуть приоткрытым губам. Отчего-то этот жест показался ей намного откровеннее всего того, что произошло между ними в эту ночь.

Вейн вдруг схватил Сару за руку, прижал ее ладонь к своим губам и поцеловал. Сара тихонько ахнула, в душе смешались страх и желание. Вейн открыл глаза и пристально посмотрел ей в лицо. Она попыталась вырвать у него свою огрубелую ладонь, но он не дал этого сделать и нежно принялся поглаживать шершавую кожу подушечкой большого пальца.

Потом Вейн нахмурился, приподнялся на локте и при свете ночника, который он оставил в изголовье кровати, вгляделся в ее раскрытую ладонь. Взгляд у него был потрясенный, полный боли. У Сары даже живот свело от стыда. Он увидел ее изуродованные работой руки. Какая глупость с ее стороны поддаться слабости и не устоять перед желанием потрогать его, на ощупь почувствовать теплоту его кожи… Она разрушила все.

Голова пошла кругом.

Впрочем… А что она, собственно говоря, разрушила? Разрушать-то нечего.

Сара молча бросилась к нему в объятия. Поцелуй был жарким и страстным. И хотя она вновь испытала прилив нетерпеливо ожидаемого радостного тепла, вместе с ним пришло ужасное чувство, что ее только что вываляли в грязи. И что еще хуже — использовали.

Невероятно, но такого она не чувствовала даже в минуты любовной близости. Пережитое было таким восхитительным, все казалось таким близким к божественному блаженству, что ослепительное счастье просто задвинуло омерзительную повседневность неведомо куда.

Но сейчас его могучее в своей одержимости, неуемное желание сделать ее своей собственностью буквально вышвырнуло ее совесть из приятной дремоты. В первый раз за все эти часы она очнулась. Да, она прелюбодейка и шлюха.

И такой сделал ее Вейн.

Она погибла. Погибла окончательно и бесповоротно.

Но даже несмотря на стыд и чувство вины, что рвали на части ее сердце, даже несмотря на презрение к себе и к Вейну — прежде всего именно к нему! — за то, что он сотворил с ней все это, за то, что заставил ее нуждаться в нем, за то, что она смогла чувствовать, ее губы предательски отвечали на его чувственный поцелуй.

Они отвечали однозначно и бесповоротно «да».

Вейн целовал с такой силой, что голова Сары запрокидывалась назад, забывшись, он с такой силой сжимал ее в объятиях, что, казалось, еще немного — и он просто раздавит ее. Отчего-то Сара вовсе этого не боялась.

Помимо воли, вопреки рассудку, она чувствовала себя сейчас в полной безопасности. Пьянящее ощущение человека, который многие годы оставался один на один с жизнью. Сара знала, что это неправильно, но не могла остановиться, не могла устоять перед мужской силой, что исходила сейчас от Вейна.

Зато она могла дать ему почувствовать ту боль, что мучила сейчас ее душу.

Как загнанная в угол лисица, она набросилась на него, прижала к столбику кровати и принялась кусать, лизать и царапать его пораненный бок.

Он застонал и вздрогнул, откинулся назад, чтобы ей удобнее было кусать его шею и царапать ногтями грудь. Она прикусила его сосок с достаточной силой и страстью, чтобы он снова застонал и положил ладонь ей на затылок.

Она сладострастно скользила губами по его телу, время от времени покусывая кожу. Со сдавленным стоном он схватил ее за талию, приподнял, бросил на постель и всем телом лег сверху, ища ртом ее губы.

Вейн отчаянно старался совладать с собой, но впервые ему это плохо удавалось. Железная воля столкнулась с рвущейся наружу обжигающей страстью и, несмотря на яростное сопротивление, безнадежно проигрывала сражение.

Похоже, вид ее покалеченных рук, последнее свидетельство жестокости и пренебрежения Бринсли, оборвал последнюю ниточку, связывавшую Вейна с добропорядочным светским поведением. Сара уловила эту дикость в его душе, добавила своей собственной и довела его почти до пика мучительного желания. Теперь ему оставалось только одно — утолить свое неуемное желание и верить, что она сумеет справиться с тем диким зверем, который живет в каждом мужчине и в какой-то момент обязательно вырывается наружу.

Он схватил Сару за запястья, завел руки ей за голову. Другой рукой раздвинул ей бедра и с силой вошел в сладостный, пьянящий и столь желанный жар.

Где-то еще теплилась мысль о том, что надо помнить о ее удовольствии и наслаждении, но буйство звериной страсти смело все это напрочь. Вейн вцепился в бедра Сары и отдался наслаждению, которое с каждым сильным толчком только возрастало.

С долгим стоном, скорее похожим на всхлип, Сара скрестила ноги на пояснице Вейна и изо всех сил прижалась к нему. Прикосновение ее чулок к ягодицам едва не отправило маркиза в беспамятство, но он устоял, пребывая в любовном единении как можно дольше, как будто было возможно бесконечно отбиваться от собственных мыслей, наступающего утра и вообще от жизни вокруг.

Он вдавил пальцы в ее упругие ягодицы, медленно провел ладонью по горячему бедру, наслаждаясь ощущением гладкого щелка под пальцами. Кровь гулко стучала в ушах, и он до скрипа стиснул зубы, чтобы сдержать неумолимо приближающийся взрыв экстаза.

Задыхаясь, Вейн все же открыл глаза, чуть приподнялся на руках и залюбовался ее чуть приоткрытыми припухлыми губами, волной темных волос, рассыпавшихся по ее алебастровым плечам, высокими тугими грудями с розовыми пуговками приподнявшихся сосков. Он с еще большей силой вошел в нее, и наконец Сара выгнулась под ним и, зажмурившись, закричала от наслаждения.

Видя Сару, которую он помнил всегда преисполненной ледяного равнодушия, распластавшейся под ним, изгибающейся от запредельного наслаждения, сладострастно принимающей его плоть, Вейн испытал чисто мужское торжество. Наконец ему удалось сломить ее сопротивление и справиться с ее неуступчивостью.

Он сумел взять себя в руки и мучительно медленно вышел из нее. Сара со всхлипом запрокинула голову, открыв прелестную шею. Вейн дотянулся до нее, прижался к этой обворожительной шее губами, легонько прикусил нежную кожу зубами и почувствовал, как по всему ее телу прошла волна крупной сладостной дрожи.

— Да… да…

Прерывистый шепот, обдавший теплом его ухо, смел остатки воли, которая все еще сдерживала его страсть. Он резко дернулся вперед, до предела погружаясь в желанное лоно, успел почувствовать начало ее экстаза, и, не в силах более сдерживаться, выплеснулся в нее до последней капли.

Единственным звуком, который он сейчас слышал, было оглушительное буханье крови в ушах.

— Сара… Ну, скажи хоть что-нибудь…

Она, сдерживая малодушные и совершенно ненужные слезы, резко сбросила с плеча его руку.

— Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать.

Лежа к нему спиной и закутавшись в одеяло, она отрешенно смотрела на задернутое шторами окно спальни. Мысли все время возвращались к одному и тому же. Бринсли. Их убогое жилье. Ее семья. Высший свет.