Клейборн давил на газ; скорость зашкалила за семьдесят. Бесполезно; машина впереди, должно быть, выдавала девяносто, а то и больше, и он не мог соревноваться с ней на мокром асфальте.

Спустя минуту-другую полицейская машина свернула в сторону и исчезла совсем. Клейборн сбросил скорость до шестидесяти, но все равно от него требовалось полное внимание, чтобы машину не занесло. В результате он проскочил мимо развилки и вынужден был возвращаться, когда осознал свою ошибку. Свернув на окружную дорогу А, он уже знал, куда едет.

Над шоссе промытый дождем ночной воздух был прохладным и свежим. Здесь же резкие запахи смешивались с тошнотворной сладковатой вонью, и, посмотрев в ту сторону, где горели огни, Клейборн понял, откуда она исходит.

Он ожидал увидеть пожарные машины, однако на обочине дороги были припаркованы только две машины. Их фары освещали третий автомобиль.

Клейборн узнал фургон — или то, что еще недавно было фургоном. Лобовое стекло отсутствовало, а в обгоревшей крыше кабины зияла дыра; дверцы висели на полурасплавившихся петлях. Задней части не было вовсе, а капот приподнялся, обнажив искореженный металл, над которым вились струйки дыма и бензиновые испарения. Под пузырившимися покрышками были разбросаны битые стекла и какие-то обломки.

Опершись о багажник своей машины, торговец шумно блевал в канаву. Патрульный автомобиль на другой стороне дороги был пуст, но, припарковавшись и выйдя из своей машины, Клейборн увидел Бэннинга в тот момент, когда тот отворачивался от фургона. Бэннинг поднял взгляд. Его лицо было мертвенно-бледным.

— Бензобак взорвался, — сказал он.

— Случайно?

— Не знаю. Может, поджог. Полицейские выяснят, если доберутся когда-нибудь досюда.

Бэннинг посмотрел на дорогу и нахмурился.

В воздухе витал запах гари. Клейборн ощутил тошноту.

— Каковы ваши предположения? — спросил он.

— Тут что-то не так. Когда это произошло, фургон не двигался — это можно определить по положению ручника. Огонь, судя по всему, начал распространяться сзади. Сдается мне, у них было время выбраться, прежде чем бак взорвался.

Клейборн напрягся.

— У них?

Он подошел к открытой кабине, однако Бэннинг решительно положил руку ему на плечо.

— Не стоит туда заглядывать. — И кивнул в сторону блевавшего торговца на другой стороне дороги. — Думаю, он пожалел об этом.

— Мне нужно знать.

— Хорошо, док. — Бэннинг опустил руку и отступил в сторону. — Не говорите потом, что я вас не предупреждал.

Клейборн подался вперед и заглянул в кабину. Кожа на сиденьях выгорела полностью, пластик приборной доски все еще продолжал дымиться. Тошнотворный сладковатый запах здесь был еще сильнее и едва не сбивал ног. И теперь Клейборн увидел, откуда исходил этот запах.

На полу — или на том, что осталось от пола, — лежало обгоревшее месиво угольного цвета, среди которого виднелись два обрубка, раскинутых в разные стороны. Зловонная масса лишь отдаленно напоминала человеческий торс, а закругленный выступ в верхней части туловища казался просто почерневшим шаром, с которого были стерты все черты. Ни глаз, ни носа, ни следов кожи или волос, а то, что когда-то было ртом, теперь являло собой лишь безъязыкую дыру, искаженную беззвучным криком.

Клейборн отвернулся, задыхаясь от невыносимого запаха и потрясенный тем, что увидел, и заглянул за сиденья внутрь салона.

Другое месиво лежало в темноте. Корпус, лишенный конечностей, был обжарен со всех сторон, словно шашлык. Голова отсутствовала, — очевидно, при взрыве бензобака череп попросту лопнул. Лишь одна анатомическая деталь говорила о том, что останки принадлежат женщине: обгоревшая полость вагины. Отставший лоскут кожи в этом месте обнажил пятнышко розоватой плоти.

Клейборн попятился от фургона, глубоко дыша. Он знал, что Бэннинг внимательно смотрит на него, поэтому постарался сохранить спокойствие.

— Вы правы, это бесполезно, — произнес он недрогнувшим голосом. — Необходимо провести полное вскрытие.

— На это уйдет немало времени, — сказал Бэннинг. — У коронерской службы дел по горло, после того как разбился автобус близ Монтроза. Однако я примерно представляю себе, что здесь произошло. — Он провел двумя пальцами по седоватой щетине на подбородке. — Как я понимаю, сестру Кьюпертайн либо оглушили, либо убили и спрятали с глаз в заднюю часть фургона. Затем нужно было найти место подальше от главного шоссе и…

— Погодите. — Клейборн нахмурился. — Сначала вы говорите мне, что не знаете, случайность это или нет, а теперь утверждаете, что совершено убийство.

— В том, что это убийство, я никогда не сомневался, — заверил его Бэннинг. — Тело в задней части машины убеждает нас в этом. Не будь сестра Кьюпертайн мертва или без сознания, она находилась бы в передней части машины и старалась бы выбраться из нее, когда начался пожар.

— Но мы до сих пор не знаем, отчего фургон взорвался, — сказал Клейборн.

К ним подошел торговец и молча встал рядом. Он был потрясен. Бэннинг наклонился и поднял почерневшую железную канистру.

— Вот вам ответ, — сказал он. — Пока вы осматривали фургон изнутри, я нашел эту канистру из-под бензина здесь, на дороге. Выходит, это поджог. Сначала нужно было облить тело и фургон, а потом дать возможность огню скрыть улики. — Бэннинг кивнул. — Но что-то в цепочке нарушилось, и он застрял в кабине.

— Он?

— Ваш пациент. Норман Бейтс.

Застрял. Это месиво там, в фургоне, было Норманом. Вне всяких сомнений, это должен быть он.

— Нет!

— Что вы имеете в виду?

Клейборн смотрел на Бэннинга и не отвечал. Потому что ответа не было — была только уверенность, рожденная годами профессионального опыта, годами работы с пациентом.

Торговец озадаченно глядел на него. Бэннинг покачал головой.

— Все сходится, доктор. Нам известно, что Бейтс сбежал в фургоне, а сестра Кьюпертайн, должно быть, была с ним. Представляете картину? Сперва она не узнает его в монашеском облачении, а когда узнает, уже слишком поздно — он убивает ее и приезжает сюда, как я уже говорил. Потом берет канистру и — бах! Как еще все могло происходить?

— Не знаю, — ответил Клейборн. — Не знаю.

— Поверьте мне. Бейтс мертв…

Окончание его фразы потонуло в вое сирены.

Все трое обернулись и в свете мелькнувших на дороге фар увидели, откуда исходит этот вой. Визг тормозов возвестил о прибытии пожарной машины. Она резко остановилась, осветив фарами место происшествия.

Бэннинг направился к машине, за ним потащился торговец. Клейборн остался на месте. Он смотрел, как люди в форме вышли из кабины и двинулись к сгоревшему фургону. Возле машины остался лысый капитан. К нему подошли Бэннинг с торговцем, и они о чем-то заговорили.

Теперь будет о чем поговорить, говорить можно без конца, потому что это единственное, что сейчас остается делать. Приедет санитарная машина, чтобы забрать обгоревшие останки, а разговоры будут продолжаться — бессмысленные, бесполезные разговоры. Сейчас все выглядело бессмысленным, и Клейборну не было необходимости выслушивать все это снова. Он дал свои показания, его дальнейшее присутствие здесь было необязательно. Оставь вскрытие коронеру. Ты всего лишь сторонний наблюдатель.

Он вернулся к своей машине и сел за руль. Никто не обратил на него внимания и не попытался остановить, когда он выезжал на автотрассу.

Постепенно запахи и звуки растворились, во всяком случае в воздухе. Однако зрелище почерневших, изуродованных, обгоревших тел, виденных им на месте преступления, никуда не исчезло и представало перед ним более живо, нежели дорога, по которой он ехал.

Вскрытия не будет. А он — сторонний наблюдатель.

Однако вскрытие все-таки происходило, и происходило оно где-то глубоко внутри него, и он никак не мог оставаться в стороне.

Потому что Норман был мертв.

Норман был мертв, а Клейборн — виновен. Виновен в том, что принял неверное решение, позволив Норману и сестре Барбаре встретиться. Виновен в том, что неосмотрительно оставил их наедине. Равным образом он косвенно виновен в смерти сестры Кьюпертайн. Но самое главное — он виновен в том, что Норман так и не излечился. Его профессиональные ошибки как в диагнозе, так и в прогнозе — вот настоящее преступление.