— Золото? — удивился он. — Но тут серебряные места.

— Да вот, показался цвет в лотке, — сказал я. — Пока ничего особенного, но мы надежды не теряем.

Толстяк на нас и не глядел.

— Китч, — сказал он, — у них тут хороший бизнес. Потому-то они и заложили город. Как только народ прослышит про открытие месторождения, люди сюда хлынут, и этот город сам станет золотой жилой.

— Да какое там месторождение, — сказал Кэп. — Мы едва-едва на хлеб наскребаем.

Он повернулся и пошел прочь, бросив:

— Я поставлю на огонь кофе, Телл.

Услышав мое имя, этот самый Китч резко повернулся и уставился на меня.

— Телл? Так вы — Телл Сэкетт?

— Ага…

Он хмыкнул.

— Ну, мистер, скоро у вас будут гости. Видел я в Силвертоне пару джентльменов, которые вас разыскивали.

— Они могут найти меня здесь.

— Они мне говорили, что вы наверняка кинетесь наутек. — В глазах у Китча появилось подловатое выражение. — Я не раз видел, как удирали ребята в такой вот форме.

— Вплоть до самой сдачи Ли[19], — сказал я. — Вот тогда мы перестали удирать.

Он раскрыл рот, как рыба, вроде хотел что-то сказать, после у него лицо окаменело, после стала краснеть шея.

— Бигелоу говорят, каждый раз, как вы где-нибудь остановитесь, они направляются туда, а вы тут же улепетываете, словно напуганный заяц.

«Телл Сэкетт, — сказал я себе, — этот человек пытается втянуть тебя в драку. Не ввязывайся!»

А вслух проговорил:

— Если кому хочется меня убить, так пусть найдет время за мной гоняться. А мне слишком много дел надо сделать, чтобы сидеть и дожидаться.

Кэп сейчас был за бревнами возле костра, и я знал, что он будет делать там, сзади.

— А теперь я скажу, что вам сделать, чтоб вы себе мозги не сушили, — сказал я. — Поезжайте обратно в Силвертон и скажите этим ребятам Бигелоу, что я здесь. И еще скажите им, что их брат попытался сдавать с низу колоды, не разобравшись, с кем играет, и если они что-то имеют против, так смогут найти меня здесь. Дальше я не уеду.

И добавил, уже поспокойнее.

— Кстати, Китч, вы что-то говорили насчет тех, кто удирает. Можете приехать обратно вместе с ними. Я буду на этом самом месте.

Китч вздрогнул, потом разозлился. Но тут заговорил толстый:

— Поехали уже отсюда.

Они двинулись прочь. Только коренастый задержался.

— Мистер Сэкетт, я хотел бы вернуться и побеседовать с вами, если можно.

— В любое время, — сказал я, и он ускакал.

Мы работали на своей заявке, добывали понемножку золото и строили желоб для промывки. Между делом я подготовил потайную тропку, ведущую по крутому склону вверх от нашего лагеря. Примерно в двух сотнях футов над террасой я устроил стрелковую ячейку, прикрыл ее кустами, мертвыми деревьями и камнями — из этого укрытия два-три человека могли бы перекрыть огнем все подходы к лагерю.

На следующий день, разведывая склон в поисках более удобного подъема к своей ячейке, я отыскал путь дальше вверх, на самый хребет.

— Что у тебя на уме? — спросил Кэп, когда мы встретились вечером.

— Если я соберусь убегать, — сказал я, — так не хочу ни обо что спотыкаться. У меня большие ноги.

Ближе к ночи, уже у костра, Кэп посмотрел на меня.

— Так когда ты собираешься обратно на эту гору?

— Да куда мне собираться, не оставлю я тебя одного, когда назревают неприятности.

— Про это не думай. Неприятности для меня — дело знакомое. Давай, двигай, только не пропадай слишком долго.

Я объяснил ему, что еще не знаю точно, как подняться туда от этого места, где мы сейчас. Мы где-то близко — вот и все, что я знаю.

Кэп сказал, что, судя по моему описанию, путь, по которому я прошел раньше, вел через перевал Коламбайн и вверх к Вальеситос вдоль речки Джонсон-крик. Это к югу отсюда, так что если я поеду на юг, то смогу узнать местность или натолкнусь на одну из меток.

Мысль, что надо оставить Кэпа одного, тревожила меня. Конечно, он старый волк, но слишком у меня много врагов вокруг, вроде этих Бигелоу, Бена Хоубза и белоголового малыша с двумя револьверами. Не говоря уже о Татхилле, банкире из Лас-Вегаса, и его дружке-картежнике со сбритыми усами. Неприятности как будто сами выискивают мой след, кидаются на меня и вцепляются всеми зубами.

А с другой стороны, у Кэпа полно патронов, есть мясо — и родник рядом. Если его не поймают вдали от лагеря, он сможет выстоять против изрядной банды, а мы не ожидали ничего подобного.

Мысль моя, начавшись с тревог за Кэпа, вернулась домой, сперва к маме, а после к Тайрелу и Дру. Совсем неплохое дело для мужчины иметь женщину, которая так его любит, совсем неплохое. А кого я себе найду? Это ж совершенно и абсолютно невозможное дело, чтобы нормальная женщина нормальной женской породы в нормальном здравом уме влюбилась в страшилище вроде меня. Скорее всего, единственной близкой душой у меня на свете будет лошадь — ну, может, еще собака.

Лежал я там, вдыхал дымок от угасающего костра, смотрел сквозь сосновые ветки на звезды и слушал голос ветра, летящего вдоль долины. Взошла луна, и я увидел далеко на западе высокие, покрытые снегом пики Игольных гор.

И вдруг я сел.

— Кэп! — прошептал я. — Ты слышишь?

— Слышу.

— Похоже, вроде кто-то кричит или плачет. — Я поднялся и натянул сапоги. Звук замер вдали, но, кажется, доносился он откуда-то с подветренной стороны.

Мы дошли до опушки рощицы и долго слушали, но больше ничего не услышали. Приложив руки ко рту, я закричал, не слишком громко:

— Иди к нам в лагерь! Что толку сидеть там в одиночку?

— А откуда ты знаешь, что о н о там одно? — вполголоса спросил Кэп. — Пошли спать. Ты в духов веришь? А-а, это все ерунда, проделки ветра, вот и все.

Больше я не слышал этого звука, так что пошел вслед за Кэпом и завернулся в одеяла. М хоть пролежал без сна, как мне показалось, долгие часы, больше я ничего не услышал.

Может, это и вправду были, как посчитал Кэп, проделки ветра. Но я в это не верил.

Нет, это были не проделки ветра. Где-то в этих горах, я-то знаю, есть что-то… или кто-то…

Когда рассвело, я уже забрался далеко в горы. Там, где я ехал, троп не было. На юг шла тропа, но я с нее свернул. Я заехал под деревья, потом слез с лошади и переобулся в мокасины. Прошел обратно по своим следам и загладил их. Я после снова поднялся в седло и направился вверх.

Сосны росли густо, теснимые елями. Временами я пробирался между стволами, растущими так близко, что едва хватало места проехать, половину времени мне приходилось пригибаться пониже, чтобы ветки не цепляли, или вообще идти пешком по мягкой подстилке из сосновых иголок и вести за собой аппалузу на поводу.

Я все прикидывал, что выберусь на хребет невдалеке от первого узкого прохода, той самой замочной скважины, — так оно и вышло. Я оказался на гребне, откуда было видно далеко во все стороны.

На севере расправил плечи на фоне яркого неба могучий пик, известный под названием Король Бурь, и солнце блестело на его снежной шапке. Каньон Вальеситос, по которому я поднимался сюда, круто спадал у меня из-под ног, а с правой стороны миля за милей тянулась самая зубастая местность, что мне в жизни видеть приходилось.

Я въехал в верхнюю долину, где находилось призрачное озеро. Оно казалось точно таким же — пока я не подобрался ближе. Прежняя дорога была частично покрыта водой. После моей последней поездки тут, видно, прошли дожди, и озеро стало на многие акры больше — вода не успевала стекать.

Дорога по ущелью вдоль водостока выглядела почти такой, как и раньше. Может, чуток больше воды покрывало тропу, но не настолько, чтобы помешало проехать. Наконец я выбрался в свою безлюдную долину — и чувство у меня было такое, будто я возвратился домой.

Прежде всего я проверил дерево, на котором повесил мясо, уезжая. Мясо исчезло, но костей вокруг не было — а должны бы валяться, если это какие-то звери стащили его на землю. Может, какие-то следы после того и остались, но дождь их смыл.