Мартовским солнечным днем Апраксин, как всегда, собрался в Адмиралтейств-коллегию, но флигель-адъютант доложил, что прибыла фрейлина императрицы.
— Ее величество просит вас безотлагательно к себе.
Екатерина встретила с улыбкой:
— Здравствуй, кум.
Апраксин поклонился, поцеловал ручку. С первых же слов понял причину вызова: «О Гамильтоновой девке просить будет». На просьбу императрицы о смягчении приговора ответил почтительно, но твердо:
— Государыня, мы под законом Божьим и державным все равны, отступать от него непозволительно…
Приговор состоялся на следующий день: «…за такое ее душегубство, в чем она повинилась, казнить смертию».
Умоляла царица мужа простить грешницу.
— Чей закон, Катеринушка, выше, мой или Бога? — спросил царь.
— Бог нам судья.
— Так Бог и велит ее не миловать, а казнить…
На раскидистых ветвях деревьев, окружающих Троицкую площадь, гомонили сотни прилетевших грачей. Солнечные лучи подтапливали замерзшие ночью лужицы. Мешая талый снег с грязью, вокруг помоста топтались люди. Такое зрелище нельзя упустить. Царь самолично казнил девицу, не хотел, чтобы кто своими грязными руками касался тела некогда близкой женщины.
Последний раз, стоя на коленях, молила истерзанная Мария о пощаде. Царь поцеловал ее:
— Не могу, без порушения государева и божеского закона. Прими казнь, и верю, что Бог простит тебя в грехах твоих.
Взмахнул топором, поднял за волосы мертвую голову, поцеловал ее и бросил на землю.
Май 1710 года начался удачно. Капитан-поручик Александр Апраксин за пять дней взял восемь призов, о чем немедля донес генерал-адмиралу: «Со своим фрегатом «Лансдоу» от 8 до 13 числа взял восемь призов. Шкипера спрашивал — наши корабли не ведают, что тамо при Данциге готовы для рюйса три корабля — один в 60 и два по тридцать пушек, из которых на одном брейд-вымпел и за противным ветром не вышли».
Почитав донесение, царь похвалил:
— Твое семя Апраксине восходит доброй порослью, мню, Наум их не упустит, он там сторожко крейсирует.
Наум Сенявин и не упустил. Между Эзелем и Готландом светлой полночью началась погоня. Четыре линейных корабля и шнява устремились в погоню за тремя шведскими кораблями. Погоня была долгой, битва напряженной, победа блистательной. Сенявин пленил линкор, фрегат, бригантину во главе с капитан-командором Врангелем.
— Славная виктория, добрый почин русскому флоту учинил капитан-командор, — поздравил царь Сенявина.
На Аландах собрался военный совет, Петр сурово произнес:
— Сестра Ульрика замирения не ищет, на помочь аглицкую уповает. Нам мир люб, однако неполезного мира не учиним. — Повернулся к Меншикову: — Читай.
Тот встал, поправил съехавший на глаза парик.
— Генерал-адмиралу Апраксину повелеваем: флоту, раздельно, в две эскадры, в две сотни вымпелов, двадцать шесть тысяч морских солдат высадить на берег неприятеля искать оного на его же земле. — Меншиков на минуту остановился и продолжал: — Повелеваем мирных людишек не токмо в плен не брать, но не грабить их и ничем не досаждать, постращать, но внушить им, что сенат их не склонен к миру, а потому пришли мы-де единственно для того, чтобы желаемого замирения достигнуть можно было.
Петр добавил жестко:
— Храмы ихние не касать под страхом смерти.
Царь задержал Апраксина:
— К шведам поведешь флот самолично. Мне недужится, задержусь на Лемланде, обустрою базу, кораблями распоряжусь, тебя прикрою.
— Дозволь, господин вице-адмирал, к Стокгольму посунуться, королевский замок потревожить.
— Раненько, Федор, рискованно. Нынче разведай фарватеры, берега, сколь войска. В следующую кампанию нагрянем. Я к тебе инженеров и навигаторов переправлю…
Галерный флот под флагом генерал-адмирала направился к Стокгольму, а царь послал к датским проливам поручика Николая Головина.
— Пойдешь к датским проливам. — «Времечко-то летит, давно ли его батюшка первым флагманом был», — глядя на офицера, размышлял Петр. — Там аглицкая эскадра. Передашь адмиралу Норрису, старому знакомцу, мою эстафету. Пускай поведает, чего для на Балтику пожаловал.
Головин отправился на фрегате «Самсон» в сопровождении линкора и пинка[40].
— Следом пойдут фрегаты и корабли на видимости, — предупредил Петр капитана Конона Зотова. — Держи ухо востро, аглицкие, ведомо, лисы.
Норрис принял посланца почтительно, невозмутимо ответил царю: «Я прибыл для оказания покровительства купечеству нашему». Как часто бывало, лицемерили англичане. У него в столе лежал секретный приказ лорда Стенгопа: «Предпринять все, что в Ваших силах, чтобы уничтожить русский флот».
Английский адмирал раздумывал, как ему сподручнее исполнить приказ из Лондона, а русский адмирал с флотом действовал в трех десятках километров от Стокгольма. По пути, на островах, уничтожали медеплавильные и другие заводы, захватывали пушки, купеческие суда; на берега пролива высаживали тысячные отряды пехоты; казачьи сотни достигали предместьев шведской столицы. Всюду Апраксин посылал боцманов промерять фарватеры, составлять планы и карты. Отряд полковника Барятинского вступил в бой и обратил в бегство семнадцатитысячный корпус принца Кассельского. Отряд командора Змаевича при поддержке оружейного огня с галер также высадился на берег, сжег замок графа Вердена.
— У крепости под Стокгольмом стоит эскадра, пять линкоров и пять прамов, поперек фарватера суда затоплены, железные цепи протянуты, — доложил Змаевич флагману.
— И то ладно, — сказал Апраксин, — теперь сюда наведаемся не вслепую.
К северу Апраксин послал второй отряд галер, генерала Ласси. И там всюду шведы в панике отступали.
В эти дни к Норрису полетел отчаянный призыв британского посла в Швеции. «Самое главное, перехватить царя и не дать ему достичь Ревеля. Перережьте ему путь отступления! Бог да благословит Вас. Джон Норрис. Каждый англичанин будет Вам обязан, если Вы сможете уничтожить царский флот, что, я не сомневаюсь, Вы сделаете».
Норрис наконец-то соединился со шведской эскадрой, но было поздно.
Выслушав доклад Апраксина, царь расцеловал его:
— Покойный брат Карла Москву воевать хотел, ан вышло — русские Стокгольм за грудки трясут.
Генерал-адмирал слушал царя, а думал о будущем:
— Аглицкие-то вряд ли отстанут, господин вице-адмирал, будущим годом ждем их в гости.
— Встретим их хлебом-солью, — Петра не оставляло хорошее настроение, — хлебом абордажным, солью картечною.
С приходом весны обнажилась земля, растаял лед в Финском заливе. Природа сбрасывала зимнее покрывало. Выявились и скрытые раньше замыслы английских политиков. Король Георг I заключил союз со Швецией против России. Тут же отшатнулись от России Пруссия и Дания, хмурился император в Вене, затаились в Варшаве.
— Проклятые обманщики, — в сердцах чертыхался Петр, — ну, погодите, дайте срок.
Вместе с Апраксиным и генералом Михаилом Голицыным обсуждали план на лето. Зимой сорвался задуманный Петром поход казаков по льду Ботнического залива к берегам Швеции. Зима выдалась теплая, лед оказался тонким.
— Нынче, адмирал, распоряжайся всем флотом самолично. Я буду на Котлине, займусь обороной. Ежели крайняя нужда, повести. Генеральная задумка прежняя, держать шведов в страхе и на море, и на берегах. Ты, князь, — кивнул царь Голицыну, — пойдешь на Аланды с галерами и войском. В море не рыскай. Ежели шведы посунутся, заманывай их в шхеры, абордируй. Ты у Гангута был, стреляный воробей.
Едва ревельская бухта очистилась ото льда, на внешний рейд вытянулась семерка линейных кораблей и фрегат. Эскадра капитан-командора Гофа изготовилась для поиска к берегам Швеции. Апраксин напомнил задачу командору:
— Первое, пошли фрегат к проливам. Там ему крейсировать. Завидит англичан, мигом к тебе, потом сюда эстафетой. Сам пройдешь от Борнхольма к северу, вдоль бережка. Присмотри пустынные бухты для стоянки нашей эскадры. Всех шведских купцов осматривай. Ежели с пушками, бери в приз. Иноземцев особенно не трогай, но заподозришь — проверяй. Выявишь пушки, ружья, порох — заарестуй. Остальное по инструкции. С Богом, отправляйся!
