— Конечно, может. Да Япония и тратит его: 1897 год — свыше 78 миллионов иен из 240 бюджетных. Тридцать два с половиной процента. Уже одно это должно нас тревожить.
— Так в чем вам, Степан Осипович, видится опасность?
— А в том, что речь идет не о Мировом океане, а только о водах Дальнего Востока. А там наше Приморье, каторжный Сахалин, Камчатка. И еще до конца не выстроенная порт-артурская крепость, наконец.
— Но Токио не выдержит бремени таких расходов на кораблестроительные программы. Столько в процентном отношении на создание боевых кораблей не тратила даже владычица морей Британия в свои лучшие годы.
— Возможно, что и не выдержит. Но к тому году, когда государственная казна Японии урежет бюджетные субсидии морскому ведомству, у Токио будет большой современный военный флот.
— Но его надо будет еще построить. А это дело времени и дипломатических игр.
— А в далеко смотреть не надо. Уже сейчас японский флот заметно сильнее нашего флота Тихого океана. Даже сравнительный анализ можно не проводить.
— Мы можем усилить нашу Тихоокеанскую эскадру за счет балтийских кораблей. Не так ли?
— Конечно, можем. Но с Балтики на Дальний Восток надо еще успеть вовремя прийти. И где базироваться балтийцам там, скажите на милость?
— Как где? В Порт-Артуре, разумеется. Есть еще Владивосток с прекрасной бухтой Золотой Рог.
— Золотой Рог действительно хорош для стоянки флота. Но причалов для больших броненосных судов там по сей день нет. И угля во Владивосток из Европы не навозишься...
— Угольные копи работают на Сахалине. Он дешев — работают каторжники, а не вольнонаемные люди.
— Все дело в том, что сахалинский уголь для топок боевых судов мало пригоден. Броненосец, к сожалению, — не коммерческий пароход, который и сосновые дрова может «поедать».
— Есть же еще и угольные копи на юге Маньчжурии?
— Ну и что от них пользы. В случае войны японцы перережут железную дорогу, и порт-артурские угольные склады начнут пустеть с каждым выходом эскадры в море...
Сопричастных к «японским» тревогам вице-адмирала Макарова людей в последний год его жизни оказалось совсем немного. Во-первых, войны Японии против России флотская общественность никак не ожидала. Японо-китайская война по своему размаху на суше и в море ничем особо не отличалась, и потому победа Страны восходящего солнца в Санкт-Петербурге власть предержащих людей не озаботила.
«Успокаивающий момент» Макаровым хорошо понимался. Сам тому был не раз свидетель и прямой участник. Броненосный флот Балтики на Кронштадтском рейде во время смотров выглядел внушительно. Столь же успокаивающе во время морских торжеств выглядел и Севастопольский рейд. Флоту ли России не побеждать в случае необходимости в морях далекого от столицы Востока?
Мало, слишком мало оказалась единомышленников у Степана Осиповича в те один-два года перед большой войной на Дальнем Востоке, в которую Российская империя «вкатывалась» неподготовленной. Но все же единомышленники у кронштадтского главноуправляющего были.
Вывод вице-адмирала Макарова, сделанный в докладе морскому министру вице-адмиралу Ф. К. Авелану о том, что активные действия японцев против России на Дальнем Востоке, вероятнее всего, начнутся с «нападения на русский флот с целью его уничтожения», получил теоретическое подтверждение. Вряд ли автор ожидал получить в своих тревогах именно такую поддержку.
А дело было так. В Морской академии в 1902-1903 годах проводилась стратегическая игра. В ней принимали участие профессора и слушатели академии. Разыграв на карте ситуацию, когда Япония первой нападает на Россию, участники стратегической игры и сделали вывод, полно стью подтверждавший своими расчетами макаровский.
Когда результаты командно-штабной игры на дальневосточном театре военных действий доложили морскому министру вице-адмиралу Авелану и его заместителям, это произвело на них шокирующее впечатление. И понятно почему: главный командир Кронштадта своими докладными записками у флотского начальства, что называется, «сидел в печенках».
Однако профессора и слушатели Морской академии ошиблись в своих ожиданиях. Письменное заключение о результатах стратегической игры было отправлено на хранение в министерский архив.
Тревогу бил и младший флагман порт-артурской эскадры контр-адмирал П. П. Ухтомский. Он писал в столицу, что будущий театр войны на Желтом море никак не изучается:
«...Корабли эскадры... кроме Дальнего и бухты Десяти Кораблей, никуда не ходили, берегов наших не знают. Артиллерийские стрельбы ведутся редко, и при этом стреляют больше по стоящему судну-мишени, чем по буксируемому...»
Тот же контр-адмирал Ухтомский, говоря о взаимодействии эскадры с гарнизоном порт-артурской крепости, замечал в своих мемуарах:
«Когда началась война, наши миноносцы боялись подходить к нашим берегам, опасаясь быть расстрелянными своими же береговыми батареями...»
Говоря о неподготовленности русского флота на Тихом океане к войне с Японией, командир эскадренного броненосца «Севастополь» капитан 1-го ранга Н. О. Эссен заявил штабным работникам царского наместника на Дальнем Востоке:
— Весь строй нашей судовой жизни очень далек от боевых условий. Мы не учимся воевать в море...
Еще резче, но уже после проигранной войны, сделал схожее заявление один из чинов Морского ведомства, уязвленный небывалым поражением российского флота при Цусиме:
— Наш современный в Русско-японской войне флот представлял в смысле тактической подготовки нечто вроде морской милиции, но не регулярной военной силы...
Однако было бы большой исторической несправедливостью утверждать, что командование армейских и флотских сил России на Дальнем Востоке не ожидало войны с Японией. Это было совсем не так. Тот же адмирал Е. И. Алексеев 13 января 1904 года телеграфировал министру иностранных дел графу В. Н. Ламсдорфу следующее:
«Существующее разногласие между Россией и Японией вполне выяснено, способа для достижения соглашения взаимной уступчивостью нет: вооруженное столкновение с Японией неизбежно, можно только отдалить его, но не устранить».
Из этой телеграммы видно, что царский наместник, две недели спустя назначенный императором Николаем II главнокомандующим вооруженными силами России на Дальнем Востоке, реально оценивал ситуацию. Он предлагалпредпринять некоторые меры по повышению боевой готовности русской армии и флота Тихого океана.
Приказ царского наместника готовить к переводу на военное положение морские крепости Порт-Артур и Владивосток получили в начале января 1904 года. Одновременно началась разработка инструкций по охране броненосных кораблей порт-артурской эскадры на внешнем рейде. Она вводилась в действие приказом адмирала Алексеева.
В результате русские миноносцы впервые выходят в Желтое море для несения дозорной службы. Когда такая весть дошла до Кронштадта, то его главный командир, не сдерживаясь перед стоявшими в его кабинете гарнизонными офицерами, в сердцах бросил:
— Наконец-то! Наконец-то в Порт-Артуре вспомнили о войне! Но поздновато вспомнили, не дай бог...
Отечественная история отдаст должное флотоводцу Степану Осиповичу Макарову сразу после его гибели и окончания Русско-японской войны. В том числе за то, что он, не щадя сил и не думая о карьере, бил во все колокола тревогу. Однако его голос не был услышан теми, в чьих руках были дипломатия, армия и флот. Вице-адмирал Макаров так и остался до последних дней своих «чужим» в императорском окружении.
Своими тревогами Степан Осипович много раз делился с друзьями по флотской службе, научным интересам, общим заботам. Одним из них был барон Фердинанд Фердинандович Врангель из знаменитого в истории России рода Врангелей.
— Степан Осипович, вы опять штудируете справочную морскую книжку? И все в одном ее разделе — японском?
— Как не штудировать, Фердинанд Фердинандович. То, как Япония строит себе военный флот, просто поразительно. Заказывают англичанам только современные броненосцы. Старье не покупают. Китайские призы готовы сдать на лом хоть сейчас.
