— Благочестивая и добрая цель! — воскликнул лорд Уд.— Я это предвидел, барон. Сказать по правде, я добиваюсь того же, охраняя и защищая маленькую Лиди от искушений молодости. Могут ли молодые девушки в наш век жить на одно жалованье? Посмотрите вокруг, дорогой барон, и вы увидите, что они не могут существовать без каких-либо побочных средств.

— К несчастью, это правда! — кивнул барон Шлеве.— Потому-то эти женщины и Отдаются телом и душой барышникам-предпринимателям, которые спекулируют их искусством и телом. Среди них находится молодая француженка…

— Вы говорите о мадемуазель Белле?

— Да, так зовут несчастную девушку, не имеющую ни родных, ни близких на всем свете. Она более других подвержена искушениям. Что остается этим девушкам в чужих краях, куда привел их корыстолюбивый предприниматель? Они погибают телом и душой и проводят с нищенской сумой преждевременно пришедшую старость, которая становится еще более тяжелой от угрызений совести за порочно проведенную жизнь. Они погибают, если не находят помощи, если небо не пошлет им человека, который осторожно и с любовью наведет их на путь истинный.

— Осторожно и с любовью!

— Именно осторожно и с любовью; иначе все труды пропадут даром. Силой, строгими увещеваниями ничего нельзя достигнуть с этими существами, уже вкусившими яду. Их может спасти только кроткая, мягкая рука. О, я имею большой опыт в этом деле, хотя часто встречаю самую черную неблагодарность.

— И не перестанете быть человеколюбивым и заботливым! А, вот идет служанка, позовем ее! Поди сюда, моя милая! — сдержанным голосом позвал лорд.— Может быть, ты кое-что нам скажешь. Вот тебе за труды. Фрейлейн Лиди еще в уборной?

— К вашим услугам, ваше сиятельство.— Старуха почтительно присела, ловко протянув руку, в которую известный ей уже своей щедростью лорд вложил монету.— Фрейлейн здесь, в комнате.

— А мадемуазель Белла? — быстро спросил Шлеве, не любивший давать деньги.

— Этого я не знаю! — ответила женщина, пожав плечами, и тут же с улыбкой обратилась к лорду, так как уже успела оценить его подарок.— Не прикажет ли ваша светлость доложить о себе? Фрейлейн Лиди обыкновенно подолгу остается в своей уборной, и вашей светлости будет скучно ожидать ее. К тому же здесь сквозняки.

— Как ты заботлива! Ну хорошо, моя милая, доложи обо мне молодой артистке.

Старуха, ожидавшая подачки и от Шлеве, сделала вид, что идет в общую уборную. Обе наездницы отскочили от двери и бросились по своим комнатам, где уже были зажжены свечи.

— Подождите,— крикнул ей вслед Шлеве, вынимая из кармана золотую монету.— Не посмотрите ли вы заодно, в своей ли комнате мадемуазель Белла?

— Очень охотно, ваша светлость,— отвечала старуха.— Я тотчас доложу о вас, только, должна признаться, я забыла фамилию вашей светлости.

— Это не беда, добрая женщина,— отвечал Шлеве с добродушием благочестивого человека.— Доложите ей обо мне как о старом господине.

Он говорил отеческим тоном, но старую камеристку не так-то просто было обмануть. Она сделала почтительную мину и вошла в общую уборную, быстро затворив за собою дверь. Как часто она служила посредницей при подобных деликатных обстоятельствах! Она так тонко умела различать высочество, светлость и сиятельство и так ловко обходилась с наездницами, что можно было подумать, будто ей самой некогда приходилось выслушивать подобные доклады.

Старая Адамс знала все тайны наездниц и искусно пользовалась ими.

В черном фуляровом платке, в вылинявшем лиловом платье, которое она носила уже полжизни, в мягких, неслышных туфлях и с кривым носом, который неизменно показывался из двери ранее ее самой, эта обер-гардеробщица цирка неслышно прошла уборную и тихо постучала в комнату прекрасной Лиди.

— Кто там? — громко спросила наездница.

— Чш! Фрейлейн Лиди, тише! — прошептала старуха подходя ближе, с важным видом.

— А, это вы! — Лиди протянула руку к стоявшему на столе колокольчику, чтобы позвонить камеристке.— Что вам нужно? Вы опять очень таинственны?

— Как и следует в подобных случаях, фрейлейн Лиди. Его светлость ожидает в коридоре и просит позволение войти.

— Вы же знаете, милая Адамс, что с некоторых пор я не желаю говорить с лордом.

— Я это знаю — для принца Августа! Но не отталкивайте от себя его светлость, позвольте мне дать вам этот совет! Нужно ли вам говорить, что один может не знать о другом! Берите всех, фрейлейн Лиди; быстро промелькнут дни, когда их светлости стоят у наших дверей!

— Вы знаете это по опыту?

— Да, к несчастью! Я вас уже спрашивала, слыхали ли вы о мадемуазель Барбе? У ее дверей тоже стояли их светлости, и она, думая, что это будет продолжаться вечно, наслаждалась с одним, не обращая внимания на других. Теперь никто не знает прекрасной Барбы, но все знают старую Адамс, служащую в цирке из нужды, а между тем обе они одно и то же лицо. Я скажу его светлости, что вы рады его видеть и что он может тотчас войти.

— Но я еще в трико, милая Адамс.

— Не беда, фрейлейн Лиди, его светлости не пристало ждать в коридоре. Он может простудиться и умереть. К тому же трико — тоже одежда, да на вас еще и накидка.

Старуха неслышно исчезла и подошла к двери Беллы, которая старалась пококетливее надеть на голову шляпу; она не сняла длинной черной амазонки, а только приподняла немного юбку, с удовольствием разглядывая свои элегантные сапожки. Ее ножки действительно были восхитительны, и маленький сапожок из бронзовой кожи с золотой вышивкой выглядел очень изящно.

Белла с удивлением подняла глаза на вошедшую, хотя отлично знала, зачем та пришла.

— Мадемуазель Белла,— сказала старуха, стоя в дверях,— вас спрашивает старый господин.

— Старый господин? Кто такой?

— Он не хотел назвать своего имени.— Особенно важным он не выглядит.

— О, если это господин камергер, то его величия с меня достаточно. Впустите сюда на минутку старого господина, милая Адамс.

Старуха поспешила назад в коридор. Она почтительно отворила дверь и пропустила обоих господ вперед, позволив каждому идти по уже знакомой ему дороге.

Старый лорд отлично знал нужную ему дверь и с легкостью юноши влетел в уборную прелестной Лиди, которая встретила его полусердитым-полуласковым взглядом.

— Моя маленькая солнечная девочка,— с восхищением повторял старый влюбленный лорд свое обращение на всех известных ему языках, пожирая блестящими глазами едва прикрытые прекрасные формы девушки.

— Это не дело, лорд Уд. У меня могут быть неприятности. В уборных дам запрещено принимать, к тому же я не закончила еще свой туалет.

— Прекраснейшая из артисток еще в трико! — Старый посланник кинулся с жаром целовать руки Лиди. Она великодушно позволила ему это, хотя отлично видела, что старый господин старается еще и приподнять накидку, чтобы хотя бы мельком бросить взгляд на то, что она скрывала, на то, что возбуждало в нем желания, которые едва ли можно было предполагать в столь старом теле.

— Вы очень любезны, лорд, но я все-таки должна вас попросить посидеть в этом кресле, пока я не приведу в порядок свой туалет.

— Не могу ли я немножко помочь вам? — спросил старый дипломат.

— Вы немножко посидите спокойно и подождите меня,— очаровательно улыбнулась прелестная Лиди и без лишних церемоний усадила старого лорда в кресло, стоявшее возле стола.

— Вы безжалостны, Лиди, я хотел бы увезти вас на маленький ужин вдвоем.

— Вдвоем! А мы там не умрем со скуки? Ха-ха-ха.— Прекрасная наездница смеялась так заразительно, что старый лорд не мог рассердиться на ее грубоватую шутку и смеялся вместе с ней.

— Вы настоящая злая нимфа, но на вас невозможно сердиться. Следует все принимать как есть.

— Конечно! — Лиди, танцуя, снова подлетела к креслу, на котором сидел лорд Уд.— Сегодня здесь держали пари. Янс и Белла поспорили: англичанка обещала явиться завтра вечером в изумрудном уборе, который отец Фельтона возвратил придворному ювелиру. Лорд Уд, мой милый Уд доставил бы мне несказанное удовольствие, если бы вместо Янс в этом уборе явилась я.