— Гиппо, мы уходим!
Вдруг откуда-то появились Шармион и двое дворцовых слуг с факелами.
Позже, лежа в постели и пытаясь уснуть, я так и не смог вспомнить, что ответил Ирод на слова Клеопатры. Может быть, я ничего не слышал от ужаса, а может, он просто промолчал? Я и до сих пор не знаю этого.
В последующие дни царь изменил свое отношение ко мне. Если до этого он едва удостаивал меня нескольких слов, то теперь он уделял мне все больше внимания, задавал вопросы, как будто его действительно интересовала медицина. Следует заметить, что его забота о благе народа была подлинной — что бы за ней ни стояло: расчет или действительное внимание. По его повелению в Иерусалиме наряду с дворцом возводились также школы, гимнасии и госпитали. Он приказал улучшить водоснабжение и начать восстановление старых храмов. Все в городе знали об этом и невольно восхищались им, хотя многие его и не любили.
Однажды он пригласил меня посмотреть строительную площадку недалеко от ворот Яффа, где возводился огромный дворцовый комплекс. Конечно, я спросил разрешения у царицы, и она тут же дала мне его.
— Может быть, ты что-нибудь узнаешь о его намерениях, Гиппо. Как бы ни был он умен и скрытен, иногда у него может вырваться то, о чем он предпочел бы промолчать. Но этого человека трудно разгадать, иногда он очень искусно притворяется.
— Ты имеешь в виду, что он только делает вид, будто проговорился, а на самом деле действительно хочет, чтобы узнали об этом.
Она улыбнулась.
— Да, Гиппо, это испытанный способ ввести в заблуждение, я тоже иногда его применяю.
Эта небольшая прогулка была обставлена Иродом со всей возможной торжественностью. В сверкающих золотом носилках, в окружении трех рядов суровой стражи нас доставили к строящемуся дворцу. Вокруг было довольно тихо, потому что улицы были заранее «очищены», и любого, кто не подчинился бы этому приказу, могли схватить и присудить к штрафу.
Вместе с Иродом мы прошли по сверкающим колонным залам, светлым атриумам, маленьким внутренним садикам с искусственными фонтанами. Время от времени царь объяснял, что здесь еще будет построено и как все будет выглядеть. Он увлекся, глаза его горели воодушевлением, голос, обычно резкий и холодный, потеплел и стал почти нежным, особенно когда мы вступили в ту часть дворца, которая предназначалась для Мариамны.
— Она из рода Хасмонеев, ты знаешь, и с детства привыкла жить во дворцах, но, увидев этот, она просто потеряет дар речи. До сих пор она жила как дочь из патрицианской семьи, а теперь она будет жить как царица.
Я кашлянул и решился спросить:
— Ты очень уважаешь ее, царь?
— Да, Олимп, Мариамна — это настоящее сокровище.
— Почему же тогда ты ухаживаешь за Клеопатрой?
Его черные глаза гневно сверкнули, но потом он несколько
принужденно рассмеялся.
— Я и забыл, что ты был свидетелем нашего спора. Но я благодарен тебе за это замечание, поскольку наша совместная прогулка имеет и еще одну цель.
Часть залов были уже почти готовы, и в одном из них Ирод приказал подать нам обед. Он был внимателен, вежлив и обаятелен. Мы непринужденно беседовали, и он довольно ловко — как ему показалось — смог выведать у меня вещи, которые я, очевидно, не хотел бы делать известными. Вероятно, за этот час он узнал об Антонии, Клеопатре и о положении при египетском дворе больше, чем ему когда-либо сообщали его шпионы, — во всяком случае, так ему могло показаться. Я вел себя как простодушный болтун, однако никаких настоящих тайн не выдавал.
После обеда он отослал слуг и приказал не беспокоить нас.
— Теперь мы одни, Олимп, и в дальнейшем — если ты позволишь — я буду называть тебя твоим настоящим именем.
— Я уже давно привык к тому, что у меня два имени.
— Хорошо, Олимп. Я решил предложить тебе при моем дворе должность, которая превосходит все, что ты когда-либо сможешь достичь в Александрии. Она принесет тебе богатство и почет, достойные какого-нибудь правителя. Но сначала ты должен для меня кое-что сделать.
Он сказал это так приветливо и мимоходом, как будто от меня требовалось всего лишь прописать какое-нибудь лекарство. Однако это не обмануло меня, и я насторожился, чтобы не совершить какой-нибудь ошибки.
— Это очень почетное и заманчивое предложение. Его стоит всерьез обдумать. Но ты хотел сказать еще что-то, басилевс?
Я был само внимание и почтительно слушал.
— Когда спадет жара., царица отправится в Александрию, и ты вместе с ней. Она могла бы подхватить здесь какую-нибудь болезнь, которая в дороге усилится, так что в конце концов в Александрию прибудет только траурная процессия.
— Ты сказал, она могла бы, но ведь мы не хотим этого.
Ирод приветливо взглянул на меня и отпил вина, смешанного с водой и гранатовым соком.
— Я храню напитки в пещере у подножия холма Голгофы. Как приятно отведать их жарким летним днем!
— Да, это подлинное наслаждение, которого в Александрии испытать нельзя, — согласился я.
— Так вот, Олимп, ты мог бы наслаждаться так ежедневно. Я сделал бы тебя главным врачом госпиталей в Иерусалиме и руководителем ведомства здравоохранения. В твоем подчинении будет все, что связано с медициной, водоснабжением, чистотой улиц, разведением лекарственных растений и тому подобным. Я Во все это не вмешиваюсь. Конечно, кроме того, ты получил бы еще должность придворного врача. Для начала твое жалованье составляло бы талант серебра.
Вот как низко он оценивал меня! Должно быть, на моем лице отразилось разочарование, потому что он поспешно добавил:
— Конечно, я имею в виду аттический талант, а не птолемеевский…
Это было шестьдесят мин, или шесть тысяч драхм.
— Много денег, — сказал я, — очень много денег.
Теперь стало ясно, что о траурной процессии речь шла
вполне серьезно. За предложенную мне должность и шесть тысяч драхм я должен был каким-нибудь ловким способом отправить Клеопатру на тот свет. Я оцепенел и не мог. произнести ни слова.
Заметив это, Ирод сказал как бы невзначай:
— Я вовсе не требую чего-то необычного. Личные врачи уже много раз играли в истории подобную роль. Некоторые историки считают даже, что Александр Великий был отравлен своим врачом Филиппом по требованию военачальников. Это вполне понятно: им надоело только завоевывать, они хотели бы также воспользоваться тем, что уже завоевали. Что же касается нашего улучая, то для меня это что-то вроде необходимой обороны. И не только — это будет также дружеской услугой императору.
— Этого я не понимаю.
— Клеопатра медленно, но неотвратимо губит Антония. Он дает ей больше, чем полагается клиентальному правителю, он уменьшает свои собственные владения — к которым относится также и мое царство — в пользу Египта, и недалек день, когда в Риме не смогут больше мириться с этим. Это означало бы его падение. Поэтому, избавив его от этой женщины, мы оказали бы ему дружескую услугу.
Я безуспешно пытался привести в порядок свои мысли. Ситуация казалась мне все более нереальной. Может быть, все это мне снится? Как же так: царь Иудеи сидит с личным врачом Олимпом в своем недостроенном дворце и принуждает его убить египетскую царицу.
Я попытался вникнуть в суть дела.
— Позволь мне вопрос, басилевс. Представь, что я сообщу о твоем предложении царице, а она сразу пожалуется на тебя Антонию. Разве ты не рискуешь при этом?
Ирод неторопливо погладил свою черную, ухоженную бороду. Сверкнули драгоценные камни в перстнях, украшавших его узкие смуглые руки. На его умном и мужественно красивом лице мелькнула легкая улыбка.
— Я ничем не рискую и скажу, что предложение исходило от тебя, потому что при египетском дворе тебя недостаточно ценят и слишком мало платят. Тебя будут пытать и заставят сказать все, что мне будет нужно. В конце концов тебя объявят предателем и замуруют или сожгут заживо. Вот так, Олимп, — все очень просто. У того, кто сидит на троне, длинные руки.
«Выиграть время, — думал я, — выиграть время — вот что сейчас самое важное».