Литмир - Электронная Библиотека

Можно было еще вытянуть шею и заглянуть в Рим, поглазеть на всяких там латинов и умбров, над которыми властвовали этрусские цари. Но эти этруски, как говорят, имеют какие-то книги, написанные их пророчицами, и в этих книгах скрыто все, что произойдет с этими варварами на протяжении последующих пяти веков. Причем подробно описан каждый год. Поэтому этруски считают себя самым мудрым и осведомленным насчет своей Судьбы народом. Что же касается тех варваров, которыми правят, то эти латины, как известно, по своей натуре настолько хладнокровны, невозмутимы и прямодушны, что не понимают никаких намеков и иносказаний. Нажиться на них – чересчур тяжкий труд.

Таков был мир в пору моей юности. Все напоминало то Великое Перемирие между Египтом, Хеттским Царством и Старой Элладой, о котором повествуют предания. Того перемирия будто бы добился сам Геракл, и продлилось оно более двух столетий.

Однако первые драхмы я заработал, отправившись Посланником именно в Афины. Писистрату требовалась поддержка Ионии, и, стараниями Скамандра, он такую поддержку получил. Меня афинский тиран принял очень хорошо. Двое суток подряд мы наслаждались обществом прекрасных гетер, играли в кости и выпили на пару не менее двух амфор хиосского вина. Потом Писистрат привел меня в учрежденный им городской театр на представление с великолепными хорами, музыкой и шествиями в честь Диониса.

Путешествие в Аттику произвело на меня такое сильное впечатление, что, вернувшись домой, я неделю кряду ходил очарованный, будто бы – в хвосте того самого дионисийского шествия. Больше всего Скамандру не понравилось, что я там сильно увлекся игрой в кости. Он предупредил, что, если я не оставлю игры, он вовсе отстранит меня от всех великих дел школы и обречет на жалкое прозябание. Это он сказал мне как раз накануне того дня, когда над крепостной башней Милета, а вернее над моим правым плечом, появился златокрылый орел.

Итак, я подошел к началу моей истории и – к действительному началу моей судьбы.

В тот вечер я стоял на пристани и смотрел, как золотая колесница Феба исчезает за краем эгейских вод, в стороне Афин. Я вспоминал их шумные улицы, театр Писистрата, и на душе у меня было грустно. И вот мне показалось, будто меня окликнули. Я обернулся, не заметил никого, невольно посмотрел в небеса – и увидел орла.

Мне пришла в голову мысль, что боги подают добрый знак, что отчаиваться не стоит и Скамандр сменит гнев на милость, ведь его первое поручение было исполнено мною хорошо. Повеселев, я двинулся в «Золотую Сеть», которую содержал тогда дед нынешнего хозяина.

Там я разговорился с одним торговцем, который только что вернулся из Рима и теперь потешался над латинами, над их обычаями и законами, в которых латины пытались учесть все мелочи своей жизни. Я хотел поспорить с ним и стал утверждать, что когда-нибудь эти римляне, вооруженные своими законами и четким порядком жизни, завоюют весь мир и что именно на краю света, в маленьких захолустных городишках, зреют семена будущих великих государств. Хмель прибавлял уверенности моим дерзким высказываниям. Торговец сначала удивился, а потом стал хохотать, говоря, что даже законы Солона не прибавили Афинам ни разума, ни порядка, если их взял голыми руками такой бойкий проходимец, как Писистрат. Я вспылил, и дело могло бы кончиться плохо, если бы не орел, паривший над пристанью моего родного города.

Только я раскрыл рот, чтобы сказать торговцу, что он глупец и в подметки не годится Писистрату, как почувствовал крепкую руку на своем плече. То был слуга Скамандра.

– Твой Учитель зовет тебя, – сказал он.

Сразу остыв, я учтиво распрощался с торговцем и отправился на зов.

– Я вижу, что тебе вредно оставаться среди эллинов, – без всякого гнева сказал мне Скамандр. – В Афинах ты справился с делом, но заразился опасной болезнью.

– Какой болезнью, Учитель?! – испугался я.

– Праздностью мыслей, – ответил Скамандр. – Не виню тебя. Афины – большое искушение для всех честолюбцев и не только – зеленых юнцов. Горы и пустыни Востока излечат тебя.

– Да поможет мне Геракл-путевод! – с жаром произнес я главную молитву школы. – Я готов, Учитель.

– Еще нет, – качнул головой Скамандр. – Протрезвей, проспи один час, проплыви семь стадиев, съешь тарелку бобов и приходи.

Выполнив все наставления, я вернулся, готовый хоть в тот же час отправиться в Индию или к Геркулесовым Столпам.

– Ты похож на арамея, поэтому это дело я поручаю тебе, Кратон, – сказал Скамандр. – Ты должен сделаться настоящим арамеем.

Искусство перевоплощения, которому обучали в школе, давалось мне без особого труда.

– Ты отправишься коновалом в Мидию, на самый юг Там, в горах есть персидский город, называемый Пасаргады. В нем от имени царя Астиага правит некий Куруш. Наши торговцы называют его Киром. Ты должен проникнуть в его дворец в качестве коновала, осмотреться, а затем… – Скамандр замолк и прищурился. – А затем ты должен улучить мгновение и разорвать нить его жизни. Дальнейшее зависит от твоей ловкости. Если ты справишься с этим важным поручением, то станешь первым среди моих лучших учеников.

Итак, мне полагалось убить какого-то неизвестного царька.

Первым делом мне предстояло отправиться в Дамаск, где окончательно принять вид и повадки арамея. Там же от верных Скамандру людей я должен был получить необходимые знания о племени персов и об их властителе. Тем временем по прямой дороге в Пасаргады двинулся бы еще один Посланник. Его забота была простой: подсыпать царским коням в пойло особую, несмертельную отраву, от которой у них стали бы редеть гривы и хвосты. Мне в Дамаске оставалось дождаться вести-приказа: пора!

По обычаю школы, я принес жертву у храма Аполлона, и Скамандр, рассмотрев внутренности закланной овцы, сказал, что судьба несомненно будет благоволить мне. Затем, когда мы вернулись в город, он подвел меня к гранитной плите, что была установлена во дворе школьной палестры, и торжественно произнес:

– Если, однако, тебе придется погибнуть, знай, что твоя слава переживет тебя на много веков.

На плите были высечены имена Посланников, исполнивших поручение ценой своей жизни.

– Тогда твое имя, Кратон, войдет в число имен почетнейших граждан Милета, – напомнил он.

Предшественник Скамандра добился от магистратов того, что погибшим Посланникам давали посмертно почетное гражданство. Нас, молодых Болотных Котов, это особенно воодушевляло.

Другой старый обычай школы повелевал Посланникам покидать город на утренней заре.

Мне оставалось только пройти обряд предварительного очищения, ведь на время я должен был превратиться из эллина в чужака, в варвара. В последнюю ночную стражу ученики Скамандра подняли меня на руки, отнесли в священное подземелье, положили на холодную мраморную плиту и раздели донага. Затем меня натерли благовонными маслами и полностью подготовили к погребению, которое совершилось в соседней комнате, освещенной множеством ламп. Светильники окружали гробницу, уже принявшую не один десяток Посланников. Меня положили в нее, накрыли плитой из чистого серебра и совершили над ней возлияние. Лежа в подземной тьме, я превратился из Кратона в некого Анхуза-коновала. Когда плита поднялась надо мной и я прищурился от света, раздался глас Скамандра, вещавший на арамейском:

– Поднимайся, варвар! Здесь тебе нет места.

Ни одна рука не протянулась помочь мне. Я стал чужим. Поднявшись, я увидел, что комната пуста и в углу, около темного прохода, лежит варварское одеяние. Я облачился и по очень узкому подземному ходу вышел прямо за Южные ворота города, которые в ту пору еще назывались Финикийскими. Отойдя на несколько шагов, я услышал шорох за спиной и, оглянувшись, увидел, что ход уже заткнут огромным камнем и совершенно не заметен.

Если бы мне полагалось когда-нибудь вернуться и продолжить свою службу у Скамандра, то мой путь из варваров в эллины вновь пролегал бы через гробницу. Мое возвращение в Милет затянулось на три с половиной десятилетия. По обычаям школы, я все еще не эллин. Но я считаю, что уже давно прошел через вторую гробницу, которую хитроумный Скамандр приготовил мне некогда в Пасаргадах.

4
{"b":"166560","o":1}