Ударил колокол, слуги в сине-золотых ливреях, соответствующих обрамлению зала, отворили массивные двери. Кааврен, Даро, леди-мэр и ее супруг направились в отведенную им ложу и разместились на мягких бархатных сидениях, а вокруг запорхал слуга, заботясь о прохладительных напитках. Внизу устраивался оркестр, ожидая, когда убавят свет и появится дирижер.

— Знаете, — заметил Кааврен, — я никогда не замечал, что в оркестре так много аристократов. Да, конечно, большую часть составляют представители купеческого сословия, креоты и джагалы; но вон там с рожком — тиасса, и еще один, за органофоном; а вон те двое за струнными — явно иссолы, еще одна в хоре, и четвертый за барабанами.

Муж леди-мэр, ястреблорд по имени Селлит, ответил:

— Вы весьма наблюдательны, милорд. И вы совершенно правы; особенно часто музыкальная жизнь призывает иссол. Разумеется, это касается только традиционной музыки.

— А почему только традиционной?

— Потому что светская музыка — это ниже достоинства иссолы; о подобном никто из них и задумываться бы не стал, а уж Дом точно пришел бы в ярость.

— Вот как, — проговорил Кааврен. — Весьма занимательно. Более того, лишь одно обстоятельство мешает мне заинтересоваться этим вопросом еще сильнее.

— Что за обстоятельство, милорд?

— Мое обещание вплоть до завтрашнего дня о работе не думать.

При этом загадочном замечании Даро сжала его ладонь, и как раз в это время огни начали меркнуть, появился дирижер — и поскольку все дальнейшие события того вечера с нашим рассказом не связаны, внимания им мы более уделять не будем.

Назавтра Кааврен прибыл к девяти часам и колокольчиком вызвал Бортелиффа, который легчайшим наклоном головы дал понять, что инструкции капитана приняты к исполнению.

— Значит, розыск менестреля, Саручки, начат?

Бортелифф кивнул.

— Обнаружены уже какие-нибудь следы?

Слуга изобразил отрицательный ответ. Кааврен принял информацию к сведению, отпустил Бортелиффа и проверил, нет ли среди текущих дел такого, что потребовало бы его незамедлительного внимания. Завершив это, он уточнил время и вышел в ту же дверь, через которую вчера вошел его друг. Прошел по коридору до комнаты для совещаний, отведенную для его нужд, занял стул во главе длинного стола и стал ожидать прибытия Отряда особых заданий.

Ожидание его не продлилось и пяти минут. Дверь в дальнем конце комнаты отворилась, вошла драконледи — короткая стрижка, светлые брови; она молча прошла ко второму стулу справа в дальнем конце стола и опустилась на сидение. Пока она занимала место, появился следующий — дзурлорд с серебряным ремешком на голове, подчеркивающим полночную черноту его волос; он сел рядом с драконледи. Тут же явился третий — пожилой драконлорд, с мощными руками и бочкообразным торсом; он занял стул рядом с Каавреном. За ним появился человек в бесформенном плаще с капюшоном цветов Дома Атиры; он занял стул с другой стороны стола, напротив вошедшей первой драконледи. Последней, буквально за ним по пятам, появилась еще одна представительница Дома Дракона, самая молодая — ей еще и четырехсот лет не исполнилось, а потому она еще сохранила безмятежный взор и яркую улыбку юности. Она села в дальнем конце стола, и Кааврен объявил:

— Здесь собрались все; остальные сейчас на заданиях.

Члены Отряда кивнули и стали ждать продолжения. Пока они ждут, мы не видим особого вреда, чтобы добавить пару подробностей о собравшихся персонах, ибо некоторые из них сыграют свою немаловажную роль в финальной части нашего рассказа.

Коротко стриженую драконледи звали Тиммер. Происходила она из разорившейся знати, что объединяло ее с Каавреном — не без некоторой приязни со стороны последнего. Покинув родной дом, она вступила в наемное воинство Комбрака и дослужилась до сержанта. Получила ранение от плохо нацеленного заклинания у Стряпухина обрыва, и таким образом оказалась в лазарете, когда Комбрак вместе со своим воинством, как известно, пропал без вести за перевалом Гевлина. Оставшись без работы, новым местом службы Тиммер избрала гвардию Феникса; как она полагала, временно. Однако обнаружила в себе определенный талант следователя — в частности, ухитрялась узнавать у свидетелей больше, чем сами свидетели до разговора с Тиммер знали. И когда Кааврен узнал, какие дарования раскрыла в себе его подчиненная, капитан — вернее будет сказать, бригадир, — включил ее в Отряд особых заданий. Таким образом, у Тиммер оказалось два начальника: и обоими был Кааврен.

Дзурлорда звали Динаанд. Он изучал науку волшебства у Брестина, который также учил Косадра — каковой в настоящее время был Придворным чародеем. Но Косадр изучал магию, связанную с Державой, и направил свои усилия на защиту от дженойнов; Динаанда же более привлекало волшебство, связанное с определением истинного облика и местонахождения. Для дзурлордов это необычно; как правило, подобными разделами увлекаются ястреблорды, тогда как дзуры обычно занимаются ударной и, временами, защитной магией. Когда Кааврен услышал о дзуре с такими склонностями, он — после обычного плотного изучения интересующей его персоны — сразу же предложил Динаанду должность, которая позволит ему применить изученное на деле. Предложение это было столь же быстро принято.

Человек в капюшоне, изображающий атиру, был — как, несомненно, уже догадался читатель, — никто иной, как Пел, друг Кааврена, йенди. Будучи премьер-министром, он не считался членом Отряда, но посетил совещание как представитель ее величества; ну и заодно, разумеется, чтобы оставаться в курсе дел.

Пожилого драконлорда звали Циальди — и на самом деле он был еще старше, чем выглядел. Еще до Междуцарствия он дослужился до главы следственного отдела в полиции Адриланки, а после Междуцарствия подобрался так близко к тому, чтобы раскрыть личность загадочного Голубого Песца и собрать достаточно улик для обвинительного заключения, что Пиро, виконт Адриланки, представил Циальди своему отцу, каковым был — что, разумеется, прекрасно известно читателю — Кааврен. Циальди был специалистом по делам джарегов; именно он возглавлял операцию, которая разрушила стальную хватку лорда Хиечина, и он же раскрыл основные маршруты контрабанды краденых драгоценностей из города. Таким образом, Циальди работал и на Кааврена, и на Пиро (а также отчитывался перед мэром Адриланки и начальником городской полиции). Следует также добавить, что поскольку завершающие доказательства так и не были обнаружены, вопрос Голубого Песца никто из них не поднимал (разве что, иногда, начальник полиции, ибо не был осведомлен о том, что прекрасно знали остальные, а также, разумеется, читатель). Циальди отлично знал, с каким презрением граждане Империи смотрят на полицию, и совершенно по этому поводу не переживал, если только презрение не высказывалось непосредственно ему в лицо в оскорбительной манере; ибо обладал также репутацией признанного поединщика.

Прибывшую последней драконледи звали Паланисс. Внимание Кааврена она привлекла, работая под прикрытием во время угольного восстания, где добыла важные сведения, замаскировавшись под лиорна и войдя в доверие к леди Вильнай. Позднее она возглавляла секретную операцию против герцога Лограмского; и хотя, правду сказать, операция эта провалилась, она все же принесла заметную пользу, вскрыв шпионскую сеть герцога во Дворце. В любом случае, самой Паланисс это также пошло на пользу, поскольку Кааврен, в должной мере впечатленный ее скрупулезностью и профессионализмом, предложил ей вступить в Отряд особых заданий. Добавим также, что Паланисс была отнюдь не богата, и существенная прибавка к жалованию значила для нее немало — но еще больше значила страсть юной драконледи ко всему, связанному с военной разведкой, а новая должность открывала немало возможностей, чтобы отточить ее искусство, как она это называла; поэтому долго задумываться над предложением Паланисс не стала.