Большой палец одной ноги утвердился в тончайшей трещине; пальцы рук уцепились за вторую. Подо мной лежал этот черный, страшный провал, и тело покрылось холодным потом от страха. Если я попытаюсь поднять ногу, чтобы отыскать ещё одну точку опоры, то вторая нога может соскользнуть…

Еще один камень сорвался где-то подо мной и падал долго-долго… Я ощутил в себе бесконечную пустоту, в которой страх превратил мои кишки в воду.

Я никогда не любил оставаться взаперти, ненавидел зарешеченные и замкнутые места. Ныли все мускулы, пальцы начали неметь, ход времени ощущался только по нарастающей усталости в мышцах. Может быть, прошло всего несколько минут или даже секунд, но мне они казались вечностью.

Выиграю я или проиграю, мне все равно нужно сделать какое-то усилие, ибо, если по-прежнему висеть так, то я наверняка упаду, а здесь никто не придет мне на помощь.

Где-то подо мной была следующая ступенька. Но что, если она тоже сломана? Что, если в этом и заключается цель, для которой сделаны эти ступени? Дать какому-нибудь обреченному узнику надежду на спасение, позволить ему погрузиться во тьму только для того, чтобы рухнуть в пропасть и найти жалкую смерть на дне?

Осторожно, чтобы не слишком напрягать пальцы, удерживающие меня на стене, я вытянул ногу, пытаясь нащупать новую опору.

Подо мной не было ничего, кроме пустоты. Осторожно продвигая носок ноги вдоль стены, я искал опору. Пальцы рук болели, а вторая нога, стоявшая на каком-то выступе, неудержимо тряслась. Я не представлял себе, сколько ещё смогу висеть на отвесной стене, словно муха.

Ощупывая стену свободной ногой, я во что-то уперся. Препятствие находилось на некотором расстоянии от меня и немного ниже. Я осторожно вытянулся ещё дальше и наконец ощутил под ногой твердый камень. Какой-то миг удерживался в таком положении, собирая силы и волю, потом, протянув правую руку, попытался найти, за что схватиться. Опора нашлась — крохотный выступ, торчащий из кладки край неаккуратно пригнанного камня. За него можно было уцепиться лишь самыми кончиками пальцев. Двигаясь с величайшей осторожностью, я перенес вторую руку и вторую ногу — и наконец снова встал на ступень. Однако я оставался в кромешной тьме, и мне нечем было высечь огонь.

Без света я не мог подняться обратно, без света каждое движение сопряжено с риском для жизни, но у меня не было иного выхода, кроме как продолжать спуск. Если я буду отсутствовать слишком долго, Азиза может отправиться меня искать… я представил её на этих ступеньках, и мне стало страшно.

Так что остается лишь спускаться до дна на ощупь — и надеяться, что все остальные ступеньки на месте.

Воздух был спертый, и я обнаружил, что едва могу набрать полные легкие. Нельзя терять время попусту, — я слышал, что в старых туннелях и других местах, долго остававшихся закрытыми, люди умирают.

Сколько времени это заняло, не имею понятия. Мне казалось, что я навечно прилип к этой стене, продвигаясь вниз буквально по дюймам и обливаясь потом. В этом темном колодце я не мог понять, длился ли спуск минуты, часы или дни.

Вдруг я нащупал ногой землю, но, шагнув, почувствовал, как под ногами что-то сломалось. Присел на корточки — и пальцы нащупали гладкую поверхность черепа и несколько сломанных костей. Неподалеку лежал ещё один череп — пальцы попали в глазные орбиты. Я отдернул руку… Какой-то бедняга, вроде меня, пытался отыскать выход — и нашел здесь свою смерть.

Я был подавлен, удручен; меня словно что-то толкало в грудь. Руки мои шарили по стене. Выхода не было.

Еще дважды под ногами что-то хрустнуло, должно быть, сломанные кости, но пальцы мои, обшаривая стену, не нашли никакой трещины — всюду они натыкались на сплошной, не тронутый временем камень.

Я присел на корточки и начал вторично обследовать основание башни, пытаясь на этот раз внизу отыскать хоть какой-то то намек на отверстие. Я не нашел ничего.

Сама мысль о том, чтобы карабкаться наверх, вновь выдержать этот кошмар, была невыносима… У меня опустились веки, мышцы ослабли, и я сел. Разум предупреждал, что этот дурной воздух убивает меня. Скоро он отберет у меня сознание, и я свалюсь на пол, чтобы умереть, как умерли другие.

А Азиза? Она останется одна, в ожидании. Там, в золотистом солнечном свете, будет ждать мужчину, который не смог возвратиться.

Земля, думал я, земляной пол…

Может быть, копать? Но куда? В каком направлении? Назад, в глубину холма, или в сторону от него? И насколько глубоко под землю уходит фундамент?

С усилием, словно пьяный, я заставлял свой разум рассмотреть задачу. Моя воля к жизни боролась с затхлостью воздуха. Я заставил себя ещё раз обойти стену кругом. В самом худшем случае я смогу… по крайней мере, попробую взобраться обратно наверх. Чем ближе поднимусь к открытому входу, тем свежее станет воздух.

Я не мог, я не хотел сдаваться.

Вдруг мои пальцы наткнулись на ступеньки. Я нащупал самую нижнюю и сел. Думать… Надо думать. Разум неловко вертел эту мысль на все лады.

Если выход есть, мой разум должен найти его. В голове у меня тяжело молотило, а я пытался напрячь мысли, чтобы разрешить задачу. Уперев локти в колени, я обхватил руками раскалывающуюся от боли голову…

И вдруг почувствовал, что у меня замерзает нога.

Замерзает… холодно, потому что я весь мокрый. Но мне только что было жарко. Я обливался потом — так отчего же моей ноге мерзнуть?

Воздух! Это может быть только воздух! Прохладный, свежий, чудесный воздух!

Я упал на колени, мои пальцы разрывали землю под стеной, отыскивая животворный глоток воздуха, отыскивая отверстие. Но не нашли ничего, кроме холодного камня. Никакого отверстия… ничего!

И все же воздух был, струйка воздуха. Что-то я сделал, какое-то непроизвольное движение, где-то прижался телом, когда обследовал стену… может быть, это действие моего веса на нижнюю ступеньку… Распластавшись ничком, я поймал ртом холодную струйку воздуха и глубоко вдохнул.

Еще и еще… Мало-помалу я стал оживать. Вернулась энергия, прояснился мозг.

В висках ещё стучало, но теперь я мог думать, отупение прошло. Я впился пальцами в трещину и потянул. Ничего не произошло. Навалился всем телом на нижнюю ступеньку — никакой разницы. Давил на стену, прощупывал каждый камень по отдельности. Без толку.

Потом… я едва поверил. Послышался звук, еле уловимый звук движения. За все это время, которое измерялось, должно быть, многими часами, — первый звук, не считая моего собственного дыхания. И еще… звук был такой, словно кто-то скреб по камню!

Прижавшись ртом к отверстию, я спросил:

— Есть здесь кто-нибудь?

Мне ответил тихий возглас:

— Матюрен! Ты жив?

— У меня нет света. Потерял свечу на лестнице… Ты можешь найти дверь?

На несколько минут воцарилась тишина, потом я услышал снаружи слабый шорох. Азиза что-то делала, только нельзя было понять, что. Вдруг она снова заговорила:

— Здесь есть рычаг, в точности как тот, другой! Только он очень высоко, мне не дотянуться!

— Постучи камнем по стене! Покажи мне, где он!

Послышался неистовый стук. Действительно высоко, даже для меня. Очевидно, какая-то ступенька или площадка обвалилась или ушла в землю. Я едва мог дотянуться до этого места, даже встав на цыпочки.

Ничего не видя в темноте, я попытался представить себе положение рычага; потом прыгнул вверх, во тьму, с надеждой поймать что-то невидимое…

И ухватился за рычаг обеими руками!

Под тяжестью моего тела он подался вниз, и часть стены медленно отодвинулась. В колодец ворвался прохладный, свежий воздух…

Щель была слишком узка, и я не мог выбраться, но рука моя просунулась в неё и встретилась с рукой Азизы. Какое-то время мы просто держались друг за друга. Потом вернулся рассудок.

— Это низ двери уперся, — предположил я. — Ты не могла бы подкопаться, отбросить землю в сторону?..

Опустившись на колени, она отчаянно рыла, задыхаясь от напряжения. Я снова навалился на дверь, и в этот раз сдвинул её достаточно, чтобы вылезть наружу.