— Опять дым! — воскликнул Спэньер.

Мужчины взглянули, куда указывал Дэйв. Высокий столб дыма легко поднимался в небо, прервавшись два раза. Индейский сигнальный дым призывал сородичей на тропу войны.

Позади обороняющихся послышался треск сломанной ветки, и они обернулись все как один.

Ленни разводила костер.

— Наверное, вы хотите кофе, — сказала она. — У нас есть и немножко мяса.

Консидайн взглянул на нее и отвел глаза, почувствовав спазм в горле. Она до мозга костей — дочь переселенца! Как спокойна и выдержанна, несмотря на всю сложность их положения. Сколько мужества у этой девчушки, взявшейся сейчас за обычное мирное, женское дело, но и винтовку из рук не выпустившей.

Какой мужчина не захочет иметь подругой такую женщину? Вот с кем можно вместе работать, строить планы, делить невзгоды и радости, создавая общую жизнь.

Метис спрятал лошадь, и некоторое время полз по горному склону, обремененный мешком с золотом, флягой и винтовкой. Потом отыскал открытое место и распластался в низкой траве. Россыпь мелких ржавых камней с прожилками кварца придавала земле своеобразный цвет, и лежащий смуглый человек как бы растворился, совершенно слившись с ней. Отсюда он хорошо видел только кольцо скал вокруг убежища на Хай-Лоунсэм, но не саму площадку. Спрятавшегося вблизи апача метис заметил случайно.

День шел на убыль. Солнце склонилось к западным холмам, хотя еще жарило и слепило вовсю, но ночь уже близилась, а метис был терпелив. Умение выждать — первая заповедь индейца. Сегодня, более чем когда-либо прежде, метис принадлежал своему племени. Примеси белой крови в своих жилах он и раньше не придавал никакого значения, даже не вспоминал о ней. Человек непритязательный, метис не страдал от отсутствия пищи, виски и женщин, но и не отказывался от них, когда они были ему доступны.

Зная, что всему когда-нибудь бывает конец, метис спокойно ждал своего срока. Больше всего он любил лежать в редкой траве, вот как теперь. Скоро он примет участие в схватке… если, конечно, решит сделать это. Впрочем, решение не так уж сильно зависело от его воли, как ему представлялось. Оно предопределялось его образом жизни, представлениями о чести и достоинстве, впитанными им с молоком матери и въевшимися в его плоть и кровь. И, будучи истинным воином, метис интуитивно чувствовал, что есть время воевать и время ждать. Лежа здесь, он уже мог убить нескольких врагов, но что-то подсказывало ему: нужное время еще не пришло. Надо выждать, а когда подходящий момент наступит, он выполнит все, что наметил.

Приняв решение, метис вынул из кармана пыльный кусок вяленой говядины и принялся за него. Откусив, перекатывал во рту мясо, чтобы смочить слюной, а потом пережевывал крепкими белыми зубами. На своей открытой площадке он не был виден никому, кроме канюков, но они не интересовались им. По крайней мере, пока.

Метис наблюдал, как тени выползают из расщелин и каньонов и солнечный свет отступает вверх по горному склону, коронуя хребты и пики золотыми венцами. В пустыню пришла прохлада. Сигнальный дым, поднявшийся в небо, призывал апачей поддержать воюющий отряд, а метис жевал свою говядину и ждал.

Слабый дымок над укрытием в кольце скал сообщил ему, что девушка жива. Ни один мужчина не станет тратить время на приготовление пищи, коли вот-вот грянет бой. Только настоящая женщина в такой напряженной обстановке не забудет о своих обязанностях. Это не избалованная девчонка, а настоящая подруга воина.

Метис не знал слов любви. Его народ пел песни только о войне и не имел ни книг, ни поэзии, чтобы подготовить сердце для истинно возвышенного чувства. Индеец ценил женщину за то, как она сложена и как работает. Но иногда и в нем вдруг возникало какое-то непонятное теплое чувство, когда определенная девушка была подле него. Он испытал это чувство несколько раз: однажды к девушке из Мексики и много позже к индианке из племени навахо, в чьем вигваме жил некоторое время. Уехав, он почувствовал себя без нее непривычно одиноким, неприкаянным и вернулся, но она погибла, случайно наткнувшись в каньоне на гризли.

На месте, где его подруга нашла свою смерть, он постоял немного, выкурив самокрутку, потом сел на лошадь и поехал прочь. Возвращаться в ту часть страны ему никогда не хотелось. Он начал красть скот, потому что был голоден. Убил заплутавшую в прериях корову, когда почти умирал без пищи. Два ковбоя наткнулись на него и схватились за оружие. На свою беду они действовали слишком медленно, поэтому один из них упал с седла прежде, чем вытащил свой револьвер из кобуры, а другой, пытаясь удрать домой, на ранчо, получил сквозную дырку в груди. Потом его искал полицейский отряд, а он кружил совсем близко от ранчо. Когда никого не было, заехал туда, убил во дворе корову и сварил кусок мяса на их огне. Затем взял нужные ему вещи — новый винчестер, сто патронов и пару индейских шерстяных одеял и исчез.

Десятью годами позже он встретил Консидайна и остался с ним, потому что тот управлялся с винтовкой даже быстрее его, был хорошим следопытом и отличным всадником и, кроме того, спокойным, уверенным в себе и осторожным человеком, а метис ценил эти качества.

Сейчас он наблюдал, как впадина на Хай-Лоунсэм погружается из сумерек в темноту. Мирное и прекрасное зрелище, если забыть об индейцах, но, будучи одним из них, он не забыл.

Ожидая темноты, перебирал в уме укрытия, где заметил врагов. Большинство их теперь собралось вместе, но некоторые остались на прежних позициях.

Он дождался появления первых звезд и поднялся.

С наступлением ночи на впадину Хай-Лоунсэм снизошел покой. Откуда-то донесся крик перепела — одинокий молящий крик.

Консидайн оперся о камень и медленно пил обжигающий, вкусный кофе, растягивая удовольствие и наслаждаясь каждым глотком. В желудке было пусто, он даже не мог припомнить, когда ел в последний раз.

Дэч и Спэньер спали, растянувшись, бок о бок поперек площадки.

Харди подыскал себе высокое и безопасное местечко среди скал, с которого мог обозревать всю округу, насколько позволяла темнота, и где к нему не смог бы подкрасться индеец с ножом.

Ленни хлопотала над костром, заправляя бульон из вяленой говядины индейской капустой и диким картофелем. Жар маленького костра, почти не давал света. Слабый ветерок повеял из расщелины, раздув тлеющие угли, и на мгновение пламя ярко вспыхнуло, осветив лицо девушки. Почувствовав на себе взгляд Консидайна, девушка повернула голову. Их глаза встретились, и Ленни первая отвела свои.

Обосновавшийся на уступе скалы Харди освободил затекшую ногу и спросил:

— Интересно, что-то сталось с метисом? Консидайн пожал плечами. Не получив ответа, Харди продолжил:

— Думаю, он отправился в Мексику.

— Это не для него. Он индеец и любит воевать. Харди не стал возражать и задал новый вопрос:

— Как ты думаешь, сколько их здесь?

— От дюжины до двадцати. К рассвету будет больше. Харди вспомнил о взятом банке. Шестьдесят тысяч золотом! Он никогда раньше даже не видел таких денег. Но теперь с радостью поделился бы ими с дюжиной крепких парней, если бы они оказали помощь. Он осмотрелся для порядка, хотя и не мог ничего рассмотреть в такой темноте. Так вот он какой, Хай-Лоунсэм, о котором ему не раз рассказывали.

— А что за каньон идет отсюда к юго-востоку?

— Хафмун-Вэлли — долина Полумесяца, — ответил Консидайн. — Открывается в широкую долину и ведет прямо к Мексике.

Ленни подала тарелки, полные тушеного мяса, Консидайну и Харди. Взяв свой ужин, Харди пошел обратно к камням. Апачи не любят воевать по ночам, но за кольцом скал наверняка есть выходцы из других племен. Кто знает, какие у них привычки?

Консидайн вдруг обнаружил, что Ленни возле него.

— Какой покой! — прошептала она.

— Не верь: они рядом.

— Как ты думаешь, нам удастся удержать их там?

— Может быть.

Он медленно ел тушеное мясо, наслаждаясь каждым куском, и слушал ее.