Алжирец с высоты своего огромного роста посылал на головы разбойников страшные проклятия и грозно размахивал кулаком:

— Трусливый дикари!.. Подлая негритоса!.. Как вы схватить этих солдат? Вы бояться француз и брать больных и вешать, чтобы считаться храбрый!.. Гнусные гиены![115]

И в самом деле, Барка оказался недалек от истины. Негры любят похвастаться и выставляют напоказ свои мнимые победы. С этой целью они вполне могли подбирать больных или даже умерших и подвешивать их на дереве, чтобы продемонстрировать всем и каждому собственную военную силу.

Как бы то ни было, пленников ожидал весьма печальный конец. Разбойники, не обращая внимания на араба, продолжали буйное веселье под варварскую какофонию, досадуя в глубине души, что солдат и девушка не молят о пощаде, а ведут себя с необыкновенным достоинством.

— Да, да… Их вешать завтра утром! Белый женщин и большой солдат! — выкрикивал переводчик. — Они не сразу умирать, а птицы им клевать глаза и тело…

Пленников торжественно отвели назад в хижину и снова окружили двойным кордоном вооруженных до зубов часовых.

Оставшись одна, Фрикет, не в силах более сдерживаться, дала волю слезам. Не надо забывать, что она была почти ребенком, а выпавших на ее долю испытаний хватило бы и на несколько крепких мужчин. Она плакала, и ее бедное сердечко разрывалось от отчаяния.

Увидев, что его благодетельница горько страдает, Барка страшно разволновался: он ругался по-арабски, яростно скрипел зубами и собирался пробить тростниковую стенку, чтобы выбраться наружу, навстречу неминуемой гибели. Он буквально сходил с ума.

И вот настала ночь, последняя для наших героев!.. Им снова принесли еду. Барка набросился на нее с аппетитом старого солдата, который многое повидал на своем веку, говоря при этом:

— Нет, не доставлю им такой радости! Не стану умирать на голодный желудок… И кто знает, что случится назавтра?

Фрикет, все еще расстроенная, не притронулась к еде, выпив лишь стакан воды. Чуть позже, когда совсем уже стемнело, она немного успокоилась и стала придумывать план побега. После долгих размышлений ей пришлось отказаться от своего намерения из-за его явной нереальности.

— Ну что же, значит, смерть! — грустно решила француженка. — Смерти я не боюсь… Она приходит ко всем… Но умереть для потехи банды разбойников, служить им развлечением… Знать, что на казнь тебя поведут жестокие дикари; что тебя растерзают когти и клювы отвратительных грифов…[116] Нет, ни за что… Лучше умереть по своей воле. Выбрать самому свой смертный час, то мгновение, когда ты оказываешься перед вечностью…

Приняв это нелегкое решение, девушка чуть улыбнулась и прошептала:

— Я веду себя прямо как чудак, который, укрываясь от дождя, бросается в воду. Хочу покончить с собой, чтобы избежать казни… Но ведь это так просто: вдохнуть побольше хлороформа… с хорошей дозой опиума… многие лекарства становятся ядами, все зависит от дозы!

Однако Фрикет не хотела решать за двоих, а потому обратилась к алжирцу:

— Барка, ты хочешь умереть?

— Нет, госпожа, — благоразумно ответил тот, — пусть умирать через много лет.

— Да, понятно. А если бы пришлось умереть, чтобы избежать позорной казни, которую готовят для нас эти разбойники… Скажи, неужели ты не предпочел бы покончить с собой?

— Конечно, госпожа, если ты захотеть.

— Бедный мой Барка, я думаю, что это лучшее, что мы можем сделать.

— Самим убить себя?

— Да, добровольно… Принять яд.

— Ты давать кароший лекарство?

— Да… и у нас будет легкая смерть, без боли и страданий.

— Ладно, ты — командир, твоя приказать, моя выполнять.

— Ты примешь из моей руки яд?

— Приму! Твоя Барке приказать умирать… и Барка, старая солдат… Всегда слушаться командир… Барка умирать.

Выслушав это торжественное обещание, Фрикет вздохнула и вытащила один из чемоданов с походной аптечкой, открыла его и замерла: в дальнем отделении, среди множества аккуратно упакованных флаконов с лекарствами, виднелся слабый свет. Удивленный Барка подошел поближе, чтобы рассмотреть диковинную вещь, осветившую лицо девушки и часть хижины.

Между тем Фрикет, не говоря ни слова, сосредоточенно размышляла; внезапно она разразилась громким смехом. В их положении подобное поведение выглядело более чем странным. Барка, решив, что она повредилась в рассудке, пробормотал:

— С ума сошла… беда…

— Не бойся, Барка, — сказала Фрикет, — я не сошла с ума. Мне удалось придумать нечто потрясающее.

Последнее слово парижанка произнесла с таким восторгом, словно ей неожиданно посчастливилось сделать ошеломляющее открытие. Араб ждал, что будет дальше со своей обычной флегматичностью мусульманина, всегда сохраняющего спокойствие.

Фрикет, не теряя времени даром, начала действовать, умело выполняя манипуляции с химическими веществами.

— Барка, у тебя есть кружка?

— Да, госпожа, вот.

— Отлично, давай ее сюда.

Девушка медленно налила в нее какую-то жидкость, от которой исходил сильный запах скипидара. Затем она осторожно вынула из широкой склянки нечто твердое, напоминающее палочку и состоящее из вещества, источающего в темноте удивительный свет. Она опустила ее в жидкость, наполнявшую кружку; палочка стала быстро растворяться, распространяя вокруг себя то же таинственное свечение. Это походило на огненную воду; над ней закручивались белые струйки дыма, освещавшие всю хижину.

Барка, ничего не понимая, вытаращил глаза. Он видел, что его госпожа улыбается. Светящиеся испарения придавали ее красивому лицу необыкновенное выражение. Девушка казалась каким-то высшим существом, и араб уже хотел закричать: «О, чудо!»

Повелительным жестом Фрикет приказала ему молчать. Она взяла мягкую губку, намочила ее в чудесном растворе и осторожно провела себе по волосам и лицу. Эффект был поразительным: кожа на лбу, носу, щеках засветилась; только глаза и рот зияли темными пятнами, напоминая трагическую маску.

Барка замер от изумления. В отсвете белого пламени в ее смехе, казалось, было что-то демоническое. Однако алжирец удивился еще больше, когда Фрикет все так же спокойно смазала волшебной жидкостью руки.

— О госпожа, страшно… моя тоже сходить с ума… моя бояться.

— Тем лучше! Другим будет еще страшнее, тем более что они ничего не смогут разглядеть.

Приказ есть приказ: Барка покорился. Фрикет намазала чудесным средством его лицо и руки и воскликнула:

— Великолепно!

Солдат уставился на свои пылающие огнем пальцы. Он не мог понять, почему пламя не обжигало, и в смятении бормотал:

— Велик и славен Аллах!

— Конечно, Барка, Аллах велик и славен, но мы очень спешим… Надо уходить отсюда!

В последний момент девушка решила дополнить маскарад, и волшебная жидкость появилась и на их одежде, так что фигуры пленников были сплошь окутаны ярким сиянием.

— Вот теперь все хорошо, — весело проговорила девушка. — Попробуем выйти наружу!

Она выбралась из хижины первой, держа в одной руке флакончик, а в другой — губку. Барка шел следом, грозно размахивая руками и корча страшные гримасы. Увидев эти живые факелы, разбойники затряслись от ужаса и упали на землю. Жуткое зрелище поразило их настолько, что они не могли даже кричать и двигаться. Да, наверное, святые отцы методисты[117] не предупреждали их о таких чудесах. Они пичкали туземцев непонятной религией с чуждыми представлениями, и теперь дикари страшно испугались, подумав о чуде, совершенном Богом, или о дьявольской силе.

Огненные призраки были живыми: они двигались, ходили, постепенно удаляясь… Да, не иначе, это были демоны, а как с ними бороться?.. Пусть себе уходят, только бы никого не тронули!

Фрикет спокойно подошла к зебу, который тоже был напуган появлением фантастических силуэтов и изо всех сил натягивал свою привязь, стараясь освободиться. Девушка побрызгала его волшебным лекарством, и он тоже превратился в светящееся облако.