— Да, знаю. Санбридж так великолепен. Наверное, я слишком быстро адаптировалась. Мне жаль Джессику, правда, жаль. Я знаю, как хорошо ты относилась к ней.

— Как Сет воспринял все это? — холодно спросила Билли.

— Потрясен. И когда узнал, и сейчас, — уточнила Агнес. — Он прожил с Джессикой долгую жизнь в любви и согласии, а теперь она подошла к концу. Я уверена, Билли, он постарался бы связаться с Амелией после того, как прошел бы первый шок. Он очень расстроен, что не может сейчас сообщить Моссу.

— И он делает меня соучастницей. Как я могу писать Моссу и не рассказать обо всем? По-моему, это ужасно. Понимаю его, но все-таки думаю, что Моссу нужно сообщить.

— Ты окажешься в неловком положении. Позже я поговорю с Сетом. Как я сказала, Билли, сейчас он потрясен. Завтра, может быть, он уже будет иначе смотреть на то, что случилось.

— Надеюсь. Я не буду лгать Моссу и не стану избегать этой темы. Боже мой, Джессика его мать… была его матерью. Ты понимаешь, что я имею в виду.

— Допивай шоколад и иди спать, Билли. Уже поздно, а завтрашний день будет трудным.

Агнес долго сидела за кухонным столом. Пила кофе, чашку за чашкой, и ощущала горечь на языке. Билли ни словом не обмолвилась о своей беременности. Долго ли будет она хранить секрет? По самым приблизительным подсчетам Агнес, выходило уже почти три месяца. Ребенок родится где-то в феврале. Агнес похолодела. В феврале Мэгги будет праздновать свой первый день рождения. Это физически трудно даже для крепкой женщины, не переносившей осложнений во время первой беременности. Агнес проглотила кофе, словно пытаясь подавить чувство вины. Что сделано, то сделано. Она надеялась, что вскоре Билли сообщит им новость. Сет сразу же почувствует себя гораздо лучше.

На небольшой службе, устроенной Сетом для Джессики, собралась, казалось, чуть ли не половина Техаса. А вторая половина прислала цветы, телеграммы и записки с соболезнованиями. Билли приходилось все время бегать, открывая дверь и отвечая на телефонные звонки.

Никогда прежде она не сталкивалась с роковой неизбежностью смерти. Ее отец и бабушка с дедушкой умерли, когда она была совсем маленькой и не могла осознавать случившееся. Джессика стала для нее второй матерью, более сочувствующей и понимающей, чем Агнес, и Билли горячо полюбила эту женщину. Она испытывала потребность забиться куда-нибудь и горевать. А вместо этого ее попросили наблюдать за входной дверью и телефоном.

Джессика лежала в передней гостиной в огромном гробу из дуба с бронзой, одетая в платье из бледно-голубого кружева и в крохотные атласные лодочки для спальни. Тот, кто причесывал ее, сделал пробор не на ту сторону, как Джессика привыкла носить. Казалось, никто, кроме Билли, этого не заметил. Агнес сочла архаичным и языческим обычай держать гроб открытым в доме. В Филадельфии такие вещи делались с большим тактом. Разве для этого не существуют погребальные конторы?

Джессику похоронили на залитом солнцем лугу у подножия холма в присутствии толпы посторонних людей. Билли и не представляла себе, что похороны окажутся таким мучительным событием. Люди пришли из уважения к Сету, большей частью его деловые партнеры и друзья; тех, кто знал и любил Джессику, было совсем немного. Проливая слезы и горестно шепча молитвы, Билли положила на гроб одну-единственную розу из сада Джессики. Бедная Джессика. Такая одинокая. Здесь должны были стоять Мосс и Амелия, ее родные дети, ее плоть и кровь. Даже маленькую Мэгги следовало принести сюда, но на это предложение и Агнес, и Сет сразу же наложили запрет.

Сет вышел вперед. Его густые волосы аристократически лежали волнами, шляпу он почтительно держал в руке.

— Джессика Райли Коулмэн была прекрасной женщиной. Мы хороним ее в Санбридже, потому что здесь был ее дом. Она принадлежит этим местам. Джесс всегда знала, чего от нее ждут. Она была хорошей женой и любящей матерью. Подарила мне прекрасного сына, самого лучшего сына на свете. И дочь, — запоздало добавил он. — Мы будем скорбеть о ней, но никогда не забудем.

Речь получилась короткой и быстрой: так был подведен итог жизни Джессики. Сет надел свою широкополую стетсоновскую шляпу и увел процессию скорбящих прочь от могилы. Коулмэны никогда не оглядываются назад. Что сделано, то сделано.

На следующий день после похорон все снова пошло своим чередом. Отсутствие Джессики не бросалось в глаза за завтраком. Разумеется, потому что в течение многих месяцев она ела у себя в комнате. Даже гостиная не носила следов ее последних часов в доме: не осталось ни лепестка от сотен цветов.

Агнес сидела за столом, разбирая утреннюю почту. Ее темные волосы были зачесаны назад, строгость прически нарушали лишь несколько художественно уложенных надо лбом завитков. Впервые Билли заметила у матери признаки седины на висках.

— Пожалуйста, заканчивай завтрак побыстрее, дорогая, рассеянно сказала Агнес, открывая очередное письмо. — Сегодня так много дел, и мне нужен стол.

— Почему ты открываешь письма, адресованные Сету? Может быть, ты распечатываешь и письма Мосса, прежде чем я их прочту?

— Что за вопрос, Билли? Конечно, я не читаю письма Мосса. Как ты можешь подумать?

— А я вижу все письма, которые Мосс пишет Сету? — продолжала настаивать Билли. — Или только те, которые он считает возможным мне показать? Почему ты заставляешь меня делиться с ним письмами Мосса? Кто-нибудь здесь думает, что мы с Моссом имеем право на уединение и личную жизнь?

И Агнес, и Билли вздрогнули, услышав голос Сета:

— У Коулмэнов нет секретов друг от друга, девочка. Агнес, что случилось с твоей дочкой? С тех пор как она вернулась домой из поездки на Гавайи, она ведет себя так, будто у нее гвоздь в седле.

Агнес переводила глаза с Билли на Сета, словно пытаясь что-то сказать.

— Билли глубоко переживает смерть Джессики, Сет. Молодые матери всегда очень нервничают.

Гнев Сета прямо на глазах пошел на убыль, а напыщенность поблекла.

— Ладно, все в порядке, девочка, — примирительно сказал он, словно прощая ее.

Билли сердилась. Почему ее прощают? Она не сделала ничего плохого, только задала вопрос напрямик.

— Какие у тебя планы на сегодняшний день, дорогая? — спросила Агнес, вновь принимаясь за почту и рассортировывая деловые письма и соболезнования.

— Я думала поехать в город. Тебе ведь не нужна машина, мама? Я хотела кое-что посмотреть в универмаге Балдена.

Агнес собралась было возразить, что не подобает, чтобы ее видели разглядывающей витрины на следующий день после похорон, но, скользнув взглядом по дочери, прикусила язык. Билли лгала или, по крайней мере, не говорила всей правды. Агнес действительно хорошо знала свою дочь.

— Когда ты думаешь вернуться? Собираешься пообедать в городе? Может быть, хочешь, чтобы я приехала за тобой?

— Нет, наверное, я буду дома к обеду. Ты ведь сказала, что у тебя сегодня много дел. Я совсем не хочу отбирать у тебя время, мама.

Итак, удовлетворенно размышляла Агнес, вскрывая очередной конверт, Билли едет в город без определенной цели и не хочет кого-либо с собой брать. Сердце Агнес забилось сильнее: Билли собиралась на прием у доктору Уорду.

Не прошло и часа, как Агнес схватила трубку телефона, набрав номер приемной доктора Уорда.

— Алло, это миссис Эймс. Не могли бы вы мне сказать, на какое время назначен прием моей дочери? Кажется, я забыла… Да, миссис Мосс Коулмэн… думаю, она упоминала о визите к врачу… Десять часов? Нет, все в порядке. Я просто хотела знать, ждать ли ее к обеду.

Медсестра в приемной доктора Уорда подняла голову от бумаг и улыбнулась вошедшей в кабинет миссис Коулмэн, которая, несомненно, украсила его — шикарно одетая в лимонно-желтое платье и эффектные лаковые туфельки. Миссис Коулмэн выработала свой собственный стиль, подражать которому стоило бы тысяч долларов. Медсестра вздохнула. Некоторым женщинам счастье само плывет в руки!