Усевшись за стол, он сложил руки, терпеливо ожидая, пока отец закончит читать молитву. На тарелке перед ним лежали ненавистные яйца с бугорками виноградного желе. Не было ни бекона, ни колбасы, а Энди любил и то, и другое. Тост больше походил на вымазанную дегтем бумагу, наподобие той, которую они с мальчишками сбрасывали с крыши на улицу. Да и весь ужин вызывал у него отвращение.

Набрав в легкие побольше воздуха, Энди выпалил:

— Я не хочу это есть. Мамины яйца гораздо лучше. Если тосты мазать маслом, они не похожи на пропитанную дегтем бумагу.

Отложив вилку, Андрей через стол уставился на сына.

— Я правильно все расслышал? — спросил он вполголоса тоном, каким прежде разговаривал с Мартой.

— Да, сэр, — с вызовом ответил Энди.

— Если это нравится твоей сестре, значит, должно нравиться и тебе. Что-то не так с яйцами и поджаренным хлебом, Марта?

— Все хорошо, сэр, — торопливо ответила дочь, запихивая в рот большие куски. — Мне нравится. Даже лучше, чем у мамы.

Ей вдруг захотелось придавить своего братика, которого она вообще-то любила. Надо же сказать такое теперь, когда отец вдруг стал таким добрым, нежным, слащавым!

— Энди просто перед ужином съел печенье, — наябедничала Марта, ненавидя себя за это и стараясь не замечать упрека в глазах брата. — Впрочем, возможно, он не съел его, а только посмотрел. Но я точно не съела ни одной печенины.

— Энди, ты ел печенье перед ужином? — строго спросил Андрей.

— Да, четыре штуки, — честно признался Энди. — И очень доволен этим, потому что ты собираешься отправить меня в мою комнату без ужина. Если бы я не сделал этого, то остался бы голодным. Все равно мне противно есть это, — оправдывался он, постукивая вилкой по уже остывшим яйцам.

— Объясни, чем же так плох ужин? — спокойно спросил Андрей.

— Мама всегда подает бекон или колбасу, а поджаренный хлеб обычно бывает коричневым и желтым, да и в молоке не плавают черные крапинки. Я не люблю виноградное желе. Кроме того, нет никакого десерта.

— Почему же ты ничего не сказал раньше, когда я только начал готовить ужин? Я ведь не знаю, как это делает мама. — Андрей внимательно посмотрел на пустую тарелку дочери. — Думаю, ты соврала мне, Марта.

Марта съела бы что угодно, если бы отец попросил ее об этом, подумал Энди, переживая за сестру.

Неожиданно Андрей громко рассмеялся.

— Ладно, дети. Давайте попробуем приготовить ужин так, как это делает ваша мать. Марта, тебе поручается бекон. Энди, счищаешь скорлупу с яиц. Марта, ты сможешь запихнуть в себя еще что-нибудь или уже сыта?

Марта с обожанием посмотрела на отца.

— Я смогла бы съесть бекон, но у меня хватит места и для десерта, если он, конечно, есть.

— Хорошо, отправляемся за беконом. Итак, становись!

«Мама права, — думал Энди, очищая яйца и бросая в миску скорлупу. — Если говорить правду, никто не будет наказывать тебя. Дай бог, чтобы она поскорее вернулась домой».

— Когда приезжает мама?

— Поздно ночью, — ответил отец. — Вы, вероятно, уже уснете. Утром уже она сама приготовит завтрак.

— Надеюсь, это будут не яйца, — пробормотал Энди.

Андрей расхохотался, подталкивая локтем Марту и подмигивая ей.

— Папочка, я люблю тебя, — выпалила Марта, обнимая отца.

Андрей еще не успел снять форму, однако не сделал дочери ни одного замечания, хотя руки ее были жирными от бекона.

— Эй ты, тупица, я тоже люблю тебя. А ты меня любишь? — спросил Энди у сестры, накалывая яйца на вилку.

Отец и на этот раз не вышел из себя.

— Вы не должны обзывать друг друга. Это твоя сестра, а не какая-то «тупица». Я люблю тебя, Марта, я люблю тебя, Энди. Я слишком долго не занимался вами, но теперь все пойдет по-другому. Как вы на это смотрите?

— Мы очень рады этому, папа, — отозвался Энди.

Впрочем, он не слишком доверял словам отца, который никогда не сдерживал своих обещаний. Однажды, например, отец сказал, что придет пораньше, чтобы посмотреть футбольный матч, но, как всегда, задержался на работе и пропустил половину игры. В этом он был очень похож на отца его друга, Била. А эта глупышка Марта верила каждому слову и вся светилась от счастья, так что Энди даже захотелось отшлепать ее.

Андрей уже три часа вертел в руках бутылку шлитцовского пива. За это время пиво стало теплым и безвкусным. Можно было достать из холодильника другую бутылку, но он поленился подняться. Руби наверняка удивится, увидев его бодрствующим. Это будет ему только на руку. Андрей стремился использовать любую возможность, чтобы добиться желаемого результата и помириться с женой. Самым главным было склонить на свою сторону детей. Кажется, ему это вполне удалось. За последние три часа Марта уже трижды бегала в туалет, но это лучше, чем просыпаться в мокрой постели.

По голове Андрея словно били огромным молотом. Он знал: чтобы выйти из такого состояния, нужно было выпить, и это начинало не на шутку тревожить его. Создавалось впечатление, что алкоголь заменяет ему аспирин. «Алкоголик» — вертелось в голове Андрея. Это слово пугало его. Четыре дня он не употреблял крепких напитков. Одна-две бутылки пива в день были не в счет. Все-таки Андрей — морской пехотинец, а морские пехотинцы — не алкоголики. Корпус не потерпел бы этого.

Андрей откинулся на спинку дивана. Последнее время ходили упорные слухи о том, что генерал Франкель получает третью звезду и подает в отставку. Это не сулило ничего хорошего, так как вместо него могли назначить полковника Ландерса, старого недруга Андрея, который, все по тем же слухам, собирался отправиться во Вьетнам. Вполне возможно, что он потащит за собой и его, Андрея, в этот азиатский очаг заразы, и ему придется всю дорогу целовать зад этому дерьму.

Именно тогда Андрей решил использовать связи жены, ведь Руби была на самой дружеской ноге с Арлин Франкель. Что стоит той замолвить словечко-другое перед мужем-генералом? А если подключить супругов Квиери, то Андрей наверняка бы отделался от этой кампании и остался бы в Штатах. Нужно как-то подкатиться к Руби, что-нибудь пообещать. Марта — вот самый подходящий ключ. Руби все сделает ради счастья дочери.

Андрей обмозговал все это еще пять дней тому назад, когда жена, обругав его последними словами, пригрозила уйти от него. Это были отнюдь не праздные угрозы, и он понял что действительно задел ее за живое. Впрочем, все образуется, успокаивал себя Андрей, намеченный план будет претворен в жизнь. Марта — вот главный его козырь.

Руби вернулась около полуночи. Дом был погружен в темноту, только в столовой горел свет. Очевидно, все уже спали. Она очень устала, но чувствовала себя лучше, чем когда прибыла в Вашингтон. Теперь, слава богу, все волнения остались позади. Единственное, что еще тревожило ее, — это предстоящий разговор с мужем.

Перед тем как принять горячий душ, Руби решила взглянуть на детей, по которым успела соскучиться за это время. Она уже дошла до середины коридора, когда из столовой ее окликнул Андрей. Значит, он все-таки ждал. Что ж, сейчас самое время откровенно поговорить обо всем, подумала Руби, решительно поворачивая обратно.

— Тебя не затруднит приготовить мне чашку чая?

— Лишь бы ты осталась довольна. Хочешь чего-нибудь поесть?

— Разве что печенья, — бросила она через плечо, зная, что муж не силен в кулинарии, и направилась в детскую.

Энди крепко спал, вытянувшись на постели. Руби укрыла сына простыней и поцеловала в щеку. Он даже не пошевелился.

— Я люблю тебя, — нежно прошептала Руби.

А вот Марта сразу же открыла глаза.

— Мама, мама, я так рада, что ты дома, — захлебываясь, говорила дочь. — Папа такой прекрасный! Он целовал меня, обнимал, извинялся. Я знаю, папа любит меня. Он сказал, что у него сейчас трудное время, но мы, как его дети, должны знать об этом. Папа станет также лучше и нежнее относиться к тебе. Ты ведь веришь в это? — Руби с улыбкой погладила дочь по голове, несколько ошеломленная таким натиском. — Это самый лучший день в моей жизни, мама. Это дороже, чем два Рождества и Пасха. Все будет хорошо, правда?